Мои семейные обстоятельства (СИ) - Лерой Анна "Hisuiiro". Страница 5

Поезд извивается всем составом, слышится визг тормозов. В голову не приходит никаких других причин ночной остановки, кроме как пересечение границ. Пятничный поезд, вспоминаю я и даже немного отвлекаюсь от сложившейся ситуации: закрытое купе, неуклюжий, но от этого не менее опасный мужчина, который, несомненно, из семьи моего жениха. Не зря мой работодатель упоминал меч в круге. Хотела бы сказать, что живой не дамся, но имею смелость признаться себе, что ни за что не покончу с собой. Убежать попытаюсь, но не убиться. Слишком многое от меня зависит.

Мужчина возвращает мое внимание, неожиданно сильно накренившись в мою сторону. Его рука, белеющая рукавом рубашки в темноте, пытается зацепиться за гладкое дерево маленького столика. Колено незнакомца утыкается в край полки. Он кренится еще сильнее вперед, не удерживается, вытягивает руку и какой-то миг из последних сил держит свое тело на весу. Матрас подо мной прогибается от его тяжести.

— Эй, ты что делаешь?! — я слишком поздно понимаю, что с ним что-то не так, и начинаю шевелиться, пытаясь выползти из-под нависшего надо мной тела. Не успеваю. Его рука соскальзывает с края столика, вторая подгибается — и тело падает. Я на секунду почти теряю сознание — тяжелая голова с силой рушится мне в район диафрагмы. А когда прихожу в себя, то оказываюсь пригвожденной к спальному месту в закрытом купе.

Предки, за что мне эти муки?! Путем проб оказывается, что большая часть тела мне недоступна, а проблемный незнакомец не подает никаких признаков присутствия сознания. И только по мерному биению сердца можно определить, что он жив. Следовательно торчать в этом положении мне придется вплоть до того времени, когда обо мне вспомнит проводница и захочет открыть купе.

Благо, я сидела, когда он решил упасть. Поэтому сейчас у меня свободны руки и есть шанс дышать почти всей грудью. Его голова упирается мне в живот, плечи и торс прижимают мои ноги к кровати. Не так сильно, чтобы я не чувствовала конечностей, но достаточно, чтобы не могла сдвинуться с места. Сбросить мужчину с себя тоже невозможно, он удобно успел примостить свой зад на спальное место. Одна нога, конечно, у него свисает, но этого явно недостаточно.

— Слезь с меня, идиот, сейчас же!

Через полчаса упавший мужчина становится гранитной плитой, придавившей полтела, а мне в достаточной мере надоедает сложившаяся ситуация. Я тяну его за нос, хлопаю по щекам, дергаю за растрепанные волосы — и добиваюсь сдавленного стона.

— Не могу… — стонет незнакомец и еще раз пытается пошевелить конечностями. — Почему мы стоим?

Я выглядываю в окно, насколько это возможно в моем положении. Удается увидеть только край береговой линии и множество отражающихся в воде огней. Легкий туман стелется над поверхностью, но это и не удивительно. Ламель — озерный город. И разговоры между проводниками, пассажирами и работниками станции с характерным акцентом очень хорошо слышны в ночной тишине.

— Потому что ждем своей очереди на Ламельском мосту.

— Этого не может быть, — он снова стонет и дышит так тяжело, что мне становится страшно: не помер бы. — Мы же должны быть в Валере к рассвету!

Я позволяю себе рассмеяться:

— Это пятничный поезд, идиот. Через Валер идут все поезда, кроме пятницы и каждого второго понедельника. И слезь с меня.

— Значит, мы за пределами земель Фьюринов? — он шепчет с таким искренним изумлением, что я начинаю испытывать раздражение.

— Да! Слезь с меня! — пытаюсь вывернуться из-под чужого тела, но безрезультатно.

— Не могу. Мы больше не в землях Фьюринов. Почему я еще жив? Ведь это смерть. Ничего не могу. Даже понять не могу, — раздается равнодушный запинающийся шепот. И тело, пригвоздившее меня к спальному месту, становится еще тяжелей. Проходит немало времени, пока этот бред умирающего раскладывается в моей голове на составляющие, из которых следует только один вариант. Я понимаю, что день ужасных новостей для меня не оканчивается. Этот весящий целую тонну идиот не был послан за мной моим женихом, о нет.

И он не просто идиот, он чокнутый придурок. Ибо только чокнутый придурок, будучи оберегом, сядет на поезд, даже не проверив, куда он идет. Захотелось ему, видите ли, невесту поймать. Два котла жгучего соуса в задницу этого Фьюрина, чтоб ему пусто было! Только его трупа мне и не хватает для полного счастья. Иногда начинает казаться, не в обиду другим оберегам, что великая сила, присущая их природе, блокирует кое-что важное для обычного человека — инстинкт самосохранения. Таким безголовым парнем был мой старший брат, таким же, по всей видимости, является и мой непрошенный жених.

4. Запертые в купе проводника

Что вы знаете о панике? Абсолютно точно ничего. Пока вы не оставались в запертом купе со сдыхающим на ваших руках оберегом на границе его земель, не имея возможности остановить поезд или хотя бы вытащить придурка из вагона, вы ничего не знаете о панике. Вот они, земли Фьюринов, всего в тысяче шагов от меня. Но пока этот чокнутый кретин, он же оберег, придавливает меня к полке своим весом, ничего сделать я не могу. Только наблюдать.

А этот хрен с горы медленно дохнет. Интересно, что по обыкновению оберег, потеряв связь с родной землей, околевает мгновенно. То ли у Фьюрина все, не как у людей, то ли мне по жизни все бракованное достается. Этот решил растянуть свою агонию. Вот уже скоро поезд двинется дальше, усугубляя сложившуюся ситуацию с каждой секундой.

— Эй! Помогите! - ору. Я не фанат громких выкриков, но мне же нужно чем-то оправдать свое бездействие. Скажут еще, что строптивая невеста укокошила жениха, даже не дождавшись свадьбы. Общественный резонанс, публичные обмороки, моя депортация, народный суд и другие ужасы. От представленного меня передергивает.

— Помогите! Утопленника вам под одеяло! Оберег умирает! Насилуют! Пожар!

Бесполезно, конечно, но что тут еще сделаешь? Купе маленькое и забито всякими поглощающими звуки вещами. Окно закрыто, дверь тоже. Да и звукоизоляция здесь не настолько плоха, чтобы меня услышали на улице. Зато от шума Фьюрин начинает стонать интенсивнее.

— Да чтоб тебя располовинило! — в сердцах бросаю, но тут же быстро прикрываю ладонью губы. Не хватало еще этого. Умерший навалившийся на меня, но целый мужчина предпочтительнее такого же, но располовиненного.

«Да, Лайм, ты цинична как самая отъявленная ведьма», — говорю я сама себе и медленно выдыхаю, пытаясь успокоиться. С чего бы еще такие шуточки, как не от нервов? Руки у меня трястись начали с самого начала, губы чуть позже, а сердце так вообще колотится не переставая. А этот стонет, жалобно и обреченно. И я зачем-то ему волосы поправляю, касаюсь пальцами лба и глажу по щеке. Каким бы наглецом он не был, но живой все же человек. Пока.

Когда поезд дергает так, что вагон чуть ли не подпрыгивает, я вижу шанс. Если не выползти из-под тела Фьюрина, то, по крайней мере, улучшить свое положение. Вот такая вот я прагматическая тварь. Но иначе, когда нас найдут, здесь будет два трупа. И мой расплющенный будет смотреться куда более отвратно, чем оберега. Мне удается правильно угадать направление толчка и сдвинуть тело немного вбок. Потом следует еще один сдвиг — и поезд полностью становится на железнодорожное полотно Ламельского моста.

Фьюрин тяжело дышит мне в подмышку, я так же тяжело дышу, но уже от физических упражнений. В итоге у меня свободна еще одна нога, а оберег завалился слегка на бок. Но потребуется еще немало сил, чтобы скинуть его с себя окончательно. Хорошо бы он к этому времени жив остался.

Пока я раздумываю и размеренно дышу, поезд дает три гудка и начинает движение. Я все-таки не успела. С жалостью глажу по голове бессознательного идиота, размеренно и гулко дышащего. От этого легкого движения он вдруг приходит в себя, охает и мычит:

— Где я? Что происходит? Почему темно?