Сын ведьмы. Дилогия (СИ) - Седых В. И.. Страница 96
– Мы уже третий раз наблюдаем за представлением, – с гордостью поведала девочка знакомому офицеру. – И каждый раз казак добавляет новые трюки! Интересно, чего русский придумает сегодня нового? Дядя Сугинобо, вы видели, как он крушит руками стопки кирпичей и толстенные доски?
– Ну, эка невидаль, – усмехнулся майор. – Такими трюками любой мастер каратэ или ушу может похвастать.
– Так казак их маслом сперва поливает, и разбивает уже горящие, – восторгался ребёнок.
– Действительно, впечатляет, – поддакнул дочке папа и доверительно сообщил контрразведчику: – Я своим людям специально поручал проверять кирпичи и доски на прочность, перед тем, как их продадут русским, – очень качественный и прочный материал, я вам скажу. Ну, а огонь, вообще, подделать нельзя – настоящий.
– Индийские факиры тоже не обжигаются, – пожал плечами майор.
– Да и я в жизни много фокусников – трюкачей видывал, – рассмеялся глава Вакканай. – Только вот то были разные люди, а у нас тут один русский за всех отдувается.
– Ну, прям многорукий Асур, – съязвил майор.
– А его таковым в Вакканай и считают, – серьёзно заметил глава города и ещё обратил внимание на удивительный факт: – Казак не только делает все трюки в одиночку, он их… по три раза на дню, повторяет, давая смениться зрителям.
– Понятное дело – кассу надо делать, – корчил бездушного пессимиста Сугинобо, в душе поражаясь потрясающей выносливости казака. Или, всё же, настоящего сказочного Асура?
– Смотрите, сейчас самое интересное произойдёт! – предвосхищала трюк маленькая поклонница, не раз уже видевшая большую часть цирковой программы.
Алексей, с завязанными чёрным платком глазами, осторожно двигался босиком по струной натянутой проволоке, в пяти метра над землёй. Только вот под ним не голая земля расстилалась, а искрился ковёр из горящих угольков от костра. Казак преодолел ровно половину дистанции и, якобы случайно, соскользнул стопой с проволоки.
Наивные зрители испуганно ахнули! Те, кто смотрел представление впервые.
Алексей спрыгнул в середину огненной полосы. Сноп алых искр взвился из – под голых ступней. Однако казак, не сорвав с глаз повязку, продолжил двигаться в прежнем направлении, только уже по горящим углям. Пройдя весь путь до конца, трюкач сорвал с головы повязку и, улыбаясь, поклонился зрителям.
Недоверчивые, из ближних рядов, подошли к догорающим уголькам кострища и поднесли руки к тлеющим огонькам, некоторые сунули в них сухие веточки, бумажки – предметы занялись пламенем сразу.
Алексей, не обращая внимания на «народный контроль», продолжал цирковую программу. Казак жонглировал тяжёлыми гладкими валунами, после тоже позволяя «контролёрам» проверить их вес. Редко какой силач «из народа» отрывал каменюки от земли, они тут же выскальзывали из ладоней, грозя отдавить ноги. И немудрено, ведь оказались облиты маслом.
Следующим номером программы шло: разрывание железной цепи, сгибание толстых стальных прутов и порча конских подков (после представления, Фёдор полдня в кузне выправлял груду искорёженного реквизита).
За силовыми номерами следовали чудеса фехтования. Казаку завязывали глаза платком из плотной чёрной материи. Затем подзывали доброхота из толпы, он проверял папаху на просвет и натягивал Алексею глубже на голову, дополнительно закрывая ему глаза. После чего казак брал саблю в каждую руку (казацкие шашки циркачи найти в городе не смогли, а катана напрокат самураи не давали).
Юрка просил зрителей поучаствовать в представлении. Требовалось выстроиться дюжине смельчаков полукругом и метать в казака съестными припасами, которые пожертвует добрая публика на прокорм бедным артистам. В ход разрешалось пускать свёклу, кабачки, морковь, яблоки, прочие фрукты и даже мелкую рыбёшку.
По команде Фёдора, удару в медный гонг, смельчаки из публики начинали обкидывать казака, стоящего в центре полукруга. Алексей вслепую отбивался саблями от роя «снарядов». При этом не только рубил фрукты и овощи напополам, но и отбрасывал, ударами клинков плашмя, мягкие «снаряды». Мятые груши и сливы летели обратно в строй метателей. Рыбьи потрошки тоже изрядно марали одежды наглых простаков. Знающий уже этот фокус народ от всей души потешался над глупыми неудачниками. Разумеется, предупреждать заранее простофиль жестокая публика не думала. Даже наоборот, советовала поучаствовать в потешной баталии – забросать казака продуктами. Ещё специально мягкие фрукты подсовывали, чтобы потешиться. Дескать, пусть казак попробует их разрубить – обляпается до ушей.
Алексей, с закрытыми глазами, играючи отбивался от всех «снарядов». Подобными фокусами ещё в казачьей станице баловал, только тогда в руках пацана были палки и летели в его сторону камни. Каждая ошибка на своей шкуре чувствовалась. Сейчас мастерство сильно возросло, потому и задача усложнилась. Нужно не только рубить «снаряды», но и колдовским зрением успевать различать, что за «фрукт» летит. Отправить мятую «бомбу» точно подлому адресату одним лишь выверенным ударом клинка не всегда получалось, но публика не замечала корректирующего гравитационного воздействия. Люди верили лишь тому, что видели глазами. Колдовства шамана никто не замечал.
Сугинобо подобрал отвисшую челюсть и резюмировал:
– Одна – а – а‑ко, – восхищённо выдохнул старый самурай. Даже если предположить, что казак как‑то ухитряется подглядывать через повязку на глазах и надвинутую шапку, то и тогда мастерство владения одновременно двумя клинками поражало. Ведь предметы летели в Алексея с трёх направлений. Разная скорость полёта, интенсивность обстрела. Казак же умудрялся всё порубить, да ещё по ходу рассортировать и гнилушки точно возвратить отправителю. Выверенность движений фантастическая.
– Ниндзя отдыхают, – хихикнул Ясухиро Тоетоми, уже видевший фокус с саблями. И не удержался от заливистого хохота, потешаясь, вместе с достопочтенной публикой, над заляпанными одеждами простофиль.
– Папа, смотри, сейчас что‑то новенькое затевается, – указала ручонкой дочка.
Пока кассир‑Андрюха торопливо собирал в корзину порубленные овощи и фрукты, у стены крайнего дома Федя с Юркой устанавливали деревянный щит, выше человеческого роста. Андрей собрал продукты на прокорм труппы и поднёс Алексею ящик, наполненный доверху кухонными ножами и плотницкими топорами. Забрал у казака сабли и, не снимая повязки с его глаз, за руку подвёл к стене здания.
Фёдор, зачем‑то, тоже завязал себе глаза платком и, раскинув в стороны руки, встал спиной к деревянному щиту. Алексей пальцами ощупал, словно слепой, фигуру «распятого» ассистента, потрогал края щита. Затем развернулся и, медленно отмеряя шаги, отошёл в сторону замершей в напряжённом ожидании толпы. Андрей встал рядом и услужливо подал казаку пару кухонных ножей, с длинными клинками.
Юрка ударил в гонг. Звук утонул в мёртвой тишине.
Алексей повернулся лицом к деревянному щиту и, с двух рук, метнул ножи.
Лезвия, хищно дребезжа, воткнулись над ушами Феди.
Толпа ахнула!
Теперь всем стало понятно, почему ассистент замотал голову чёрным платком – нервы‑то не железные.
Андрей стал подавать Алексею ножи, а казак размеренно и хладнокровно метать в щит.
Ножи обрамили чело ассистента, втыкаясь в сантиметре от головы.
Дошла очередь до плотницких топориков. Острые топорища врезались, с гулким стуком о дерево, под разведённые в стороны руки Фёдора и между расставленных ног.
Публика нервно ахала при каждом попадании. Тут и зрячий мог легко промазать, а казак кидался смертоносным железом вслепую!
Фёдор, не слыша больше звуков ударов, сдёрнул с глаз повязку и нервно улыбнулся.
– Вуаля, господа, – с усилием выдавил из пересохшего горла ассистент, кося глаз на лезвия возле головы.
– Прошу жертвовать на процветание циркового искусства! – с раскрытым мешком пошёл вдоль переднего ряда кассир‑Андрюха. Перевода не требовалось.
Публика кидала в «кассу», помимо медяков, съестные припасы, закупленные на рынке. Андрюха не брезговал, собирал от каждого по чуть – чуть. Редкая жадная скотина отказывалась подкинуть артистам «крохи от своего стола», даже нищие отрывали пуговицы от драных одежд. Вовсе не платить за представление стыдно, ведь цирковые номера были удивительные, никогда люди не видели эдаких опасных трюков.