Кость для Пойнтера (СИ) - Мартыненко Всеволод Юрьевич. Страница 15

Налегке, да еще подгоняемому бурунами, прихотливостью ритма спорившими со световым прибоем на потолке, самому мне удалось забраться наверх намного быстрей. Как нельзя более вовремя -- взметнув брызги чуть не до потолка, внизу по каналу пронесся вал выше моего роста, так что на край карниза я взлетел за считанные секунды. Выливать воду из ботинок пришлось впятеро дольше…

У самой стенки, поджав ноги и крепко ухватив хавчика, меня поджидал виновник всей этой акробатики. Похоже, штурм обрыва обошелся ему тяжелее, чем мне. Промок инсургент не в пример меньше, зато вымотался сильнее. Впрочем, я тоже был вынужден присесть и подождать, пока перестанут трястись коленки. Внизу за краем карниза быстро неслась вода, отражая в неспокойной поверхности бесчисленные дрожащие блики синего сияния. Теперь световые волны бежали не только по потолку и воде, но и по всему вокруг, включая нас самих.

Не привставая, я потянулся к довольно низко свисавшими грибам-пуховикам, но гном успел схватить меня за рукав.

-- Ты что? Не трогай!

-- Почему? Разве они не сгодятся на гарнир к мясу? -- удивился я. Запрет оказался поистине неожиданным. Те же халфлинги, ближайшие родственники гномов, почитают грибы за высший деликатес и, к примеру, охотятся на трюфели с поросятами, загонной облавой, не давая мускулистому грибу удирать по норам. А эти грибы даже двигаться не умеют, сидят, где выросли… Чего их бояться?

Тем не менее ответ местного уроженца, вроде обязанного разбираться в съедобности здешнего троецарствия Жизни, отличался редкой категоричностью:

-- Грибы не едят. Вообще. Никакие.

Утверждение это было столь же спорным, сколь и уверенным.

-- А как же хавчики? -- нашел я, как показалось, абсолютно неуязвимое опровержение. -- Они ведь шли пастись на грибницу.

-- Хавчики вообще все едят. Им не вредно, -- аргумент гнома оказался еще более непробиваем.

Незримым светом или отравой это вроде не объяснишь -- они в хавчиках должны бы только накапливаться, особенно в костях и требухе… Разве что речь про отраву, которая страшна лишь для разумных? Дурманного свойства, вроде тех грибов, которые используют для выхода из тела цизальтинские шаманы или тесайрские хранители духа Мага-Императора. Вот она как раз при действии распадается быстро и бесследно.

Тогда все ясно. При своем навязчивом стремлении к порядку и чистоте разума, которое видно даже по моему задрипанному инсургенту, гномы должны на дух не переносить всякие средства для отвала башки. Изменение сознания крайне плохо влияет на порядок и дисциплину.

Словно услышав мою последнюю мысль и восприняв ее как напоминание о том, что все следует доводить до конца, подгорный подросток, дисциплинированный при всей противозаконности своего текущего положения, вскочил и заметался, собираясь в дальнейший путь. Что характерно, увесистую тушку он опять кинул мне -- тащи, дескать.

А что, я не против. Собственный обед рук не оттянет. Вот только поскорей бы добраться до места, где его можно приготовить и употребить, иначе по дороге сырьем сжую эту скотину!

Инсургент уже юркнул в очередной ход, ведущий вверх столь круто, что пришлось перекинуть хавчика за спину и лезть по нему, помогая себе свободной рукой. Из-под ног гнома мне в физиономию летели мелкие камешки и песок, что тоже не добавляло удобства передвижению. Света почти не было, лишь тонкие полоски зеленого мха тускло сияли по сторонам.

В общем, этот отрезок пути оказался самым поганым. Стрясись на нем очередной землезмей или еще какой подгорный гад, было мало шансов уйти без членовредительства. Однако Судьба миловала, и после почти бесконечного восползания по чуть ли не полуотвесному ходу мы выбрались к очередному обустроенному гномами тоннелю. Сейчас даже страх перед патрулями Гебирсвахе не заставил бы меня уйти с относительно ровной поверхности его щебенчатой мостовой.

Но оказалось, что уходить никуда и не надо. Требовалось как раз пройти по гостоннелю почти полмили, не напоровшись на некстати помянутые патрули. Причем среди прочего нам предстоял участок без боковых ходов, на котором нельзя будет укрыться. Там хоть в щебень зарывайся…

После утомительного карабканья первая пара сотен ярдов показалась мне отдыхом. Но дальше начался настоящий кошмар -- сначала я еще худо-бедно сдерживал желание постоянно вертеть головой, высматривая, не подбирается ли сзади патруль, а потом перестал ему сопротивляться. Скоро шею заломило, как у пилота воздушной лодки над дельтой Анара, каждый миг ждущего атаки тесайрских перехватчиков.

Сначала инсургент с явной иронией поглядывал на мою нервотрепку сквозь запыленные стекла очков, но скоро и сам начал то и дело озираться по сторонам. Пройдя две трети пути, он вдруг без предупреждения потянул меня за рукав в какую-то не слишком приветливо выглядящую щель в стене. Пришлось последовать за ним, напоследок особенно истово оглянувшись в поисках причины, заставившей гнома столь спешно искать укрытия.

Внутри расселина оказалась куда удобнее, чем снаружи. Узким и неудобным был только вход, а в паре шагов за ним становилось вполне просторно. Даже нашлось куда присесть без риска нанести штанам непоправимый урон. Да и скинуть увесистую тушку хавчика с занемевшего плеча оказалось на редкость приятно. Забившись в пещерку еще дальше меня, инсургент тоже с явственным облегчением плюхнулся на камень.

-- Надо дождаться патруля, -- тихонько пояснил он. – Если пропустим его мимо, можно не бояться, что накроют на участке без ходов.

Мысль прозвучала на редкость здраво, словно высказал ее совсем не тот, кто еще вчера предлагал вырастить армию повстанцев на пустом месте. Вообще, похоже, реалистичность планов у моего спутника ощутимо растет с уменьшением сроков их реализации. Если, конечно, остается время на построение этих самых планов -- с принятием моментальных решений все едва ли не хуже, чем с наметками на отдаленное будущее.

Ждать и догонять вообще распоследнее дело, а в не особо просторной сыроватой пещерке -- тем более. Сидеть в напряженной тишине, сдерживая дыхание и пялясь на вход, опротивело довольно быстро. К тому же от входа нас отделяло ярдов пять, а голоса в стоячем воздухе среди замшелых стен, казалось, сходили на нет, не успев преодолеть и четверти этого расстояния.

-- Скорей бы уже… -- первым не выдержал гном, тихонько завозившись на своем месте.

-- Ага… -- с этим нельзя было не согласиться. -- Надоело сидеть без толку.

От холода и желания размяться я зябко передернул плечами. На ходу промозглость пещер донимала не до такой степени, а тут хоть на месте пляши. Однако въедливый инсургент понял мое шевеление совсем иначе.

-- Что ежишься? Горы страху нагнали? -- очки его ехидно блеснули в полутьме.

Мох здесь почти совсем не давал света, что делало убежище особенно привлекательным, и в то же время еще более мрачным. Темнота, подступающая из всех углов, заставляла вспомнить о сотнях длинных тонн камня над головой, отделяющих от света и свободы передвижения. Наверное, именно от этой тяжести и ответ мой вышел тяжеловесным и рубленым, как камень.

-- Страх идет не извне, а изнутри. Не знает страха тот, кто не знает себя.

-- Тут не поспоришь, -- гном вздохнул, соглашаясь, и вдруг обернул разговор совсем непонятной стороной: -- Заабе Мудрая это точно сказала. А ты откуда знаешь ее псалмы, контрабандист?

Уж чего-чего, но никаких псалмов я отродясь не знал. Ни наших, посвященных Победившим Богам, ни тем более местных. А заодно, для полного комплекта, еще и не имел никакого представления об этой их Премудрой Жабе. О чем и сообщил подгорному жителю в наиболее скупых и кратких выражениях.

На это заявление инсургент среагировал просто и незамысловато -- согнулся пополам и рухнул со своего камня, давясь и всхлипывая от безмолвного хохота. Мне оставалось лишь гадать, что из сказанного послужило причиной столь нездорового веселья.

Но терялся в догадках я недолго, потому что в створе входа внезапно мелькнуло знакомое пятно света переносной шахтной гнилушки. По старой фронтовой привычке я сначала ссыпался с булыжника, на котором сидел, и залег за ним, пряча голову. Затем, спустя долю секунды, на ощупь протянул руку к затылку подгорного подростка, все еще трясущегося от смеха, и что есть силы вдавил его носом в мох, почти беззвучно полупрорычав, полупрошипев: «Гебирсвахе!!!»