Кость для Пойнтера (СИ) - Мартыненко Всеволод Юрьевич. Страница 3

Видимо, каким-то образом я все-таки отключился, не выпуская поручней из рук и продолжая упираться подошвами в каркас приборной доски. Или же время, перетруженное растяжением, теперь сжалось, наподобие памятного мне каучукового шнура для прыжков с высоты. Так или иначе я не отследил момента, когда пропал шорох водяных струй и вместо него появились совершенно иные звуки, напоминавшие скорее возню крикунов на крыше и царапанье их когтей. Как-то еще во времена нелегкого житья в Анариссе я снимал каморку под самой кровлей -- так они, переклятые, с рассвета начинали свои ритуальные пляски на черепице. Едва солнце разогреет холодную кровь, сразу же принимались шуметь…

Сейчас о рассвете нечего было и думать -- наоборот, кромешная грозовая тьма нечувствительно перетекла в непроглядную ночь. Однако шум снаружи, а особенно сверху, доносился на редкость знакомый. Вглядевшись в немногим более светлые прямоугольники лобовых стекол, я заметил мелькание каких-то теней, подозрительно напоминающих острые перепончатые крылья.

Не в пример раковине дальней связи, жук-фонарник постоянно валялся у меня в кармане в качестве талисмана. До сего момента без него вполне можно было обойтись -- важнее было держаться обеими руками. Но сейчас непонятная возня на крыше рубки заставила позабыть о безопасности, да и качка почти совсем утихла.

Стоило разгореться удесятеренному заклятием свету насекомого, как от лобового стекла что-то явственно метнулось. Подозрения подтверждались -- помимо меня, на борту воздушной лодки определенно находился еще кто-то… Скорее всего, птицы перелетные присели отдохнуть. Кому еще болтаться по небу в такое время, кроме них? Вроде бы топоток и скреботанье не указывают ни на кого крупнее, да и слишком суматошны для одного существа.

Ну и пусть сидят, мне не жалко. Это ж не крикуны, которые способны достать кого угодно -- и неважно, певчие они, новостные, агитационные или просто дички, которые сами собой вывелись где-то в тростниках анарской поймы. Мне все они остодемонели в равной степени, какие бы ни были!

Однако мои гости, похоже, решили побить все крикунячьи рекорды за вычетом собственно галдежа -- скрежет когтей, стук и мелькание клочьев за иллюминаторами непрерывно усиливались. Кто-то из незваных пассажиров стукнул в стекло позади, когда же я развернулся, на другое стекло посыпался целый град ударов. Более того, судя по звуку, эти твари пытались отщепить кусок дерева от рамы лобового стекла!

Крылатых наглецов следовало шугануть с борта, и как можно быстрее. Распахнув створки люка, я рванул сдвижную крышку и выскочил наружу, размахивая зажатой в руке склянкой со светящимся жуком.

Навстречу мне из тьмы в круг света недобрыми оскалами протянулись клювы, пасти и просто осколки костей, торчащие из почти лишенных плоти черепов. При всем своем нахальстве ночные гости были столь безгласны оттого, что давным-давно шагнули по ту сторону Последней Завесы!!!

Бак, ют, борта и крыша рубки оказались тесно усажены не обычными летунами, а крылатыми умертвиями. Птицы, дактили и даже пара мелких дракончиков, хлопающих полуистлевшими перепонками крыльев, могли лишь шипеть и щелкать челюстями и клювами. Но это не мешало им тянуться ко мне с весьма плотоядным интересом, без всякого страха перед взмахами рук и светом.

Да уж, фонарник -- не Фиал Света, мощью Реликвии он не обладает. Чтобы отогнать этих тварей, нужно оружие посерьезнее. Последнее дело переть на мертвяка с голыми руками, даже если умертвие немногим больше раскормленного индюка. Помнится, в кормовом рундуке должен был обретаться подходящий инструмент…

С удвоенной силой молотя склянкой по воздуху, я кинулся на ют, перегнулся через тент и запустил руку под крышку. Пальцы сразу же сомкнулись на увесистой рукояти весьма неслабого размера. Отпрянув от напирающих на меня мертвячьих морд, я с лязгом вытянул и пустил в широкий размах разводной ключ на шестьдесят четыре.

Это определенно пришлось не по вкусу неупокоенным небес. Пара-другая самых нерешительных сразу же канули с борта в сырую тьму, еще полдюжины присоединились к ним, чуть подумав. Умственные способности умертвий всегда оставляли желать лучшего, но конкретно эти оказались на диво сообразительны.

Остальным тут же пришлось изведать тяжесть инструмента, обращенного в булаву. Первому из крылатых мертвяков удар начисто снес голову, отлетевшую не слишком далеко лишь потому, что ее остановила тушка соседа. Череп, проломив ребра, влетел тому внутрь грудной клетки и уже внутри защелкал клювом о лопатки.

Следующий удар, сверху, добавил к этому черепу второй, принадлежавший хозяину ребер, чтобы первому не было скучно в одиночку. Оправдывая ожидания, оба тут же сцепились в неистово дерущийся клубок. Закончилось дело тем, что грудная клетка неупокоенного дракончика разлетелась в куски, словно от взрыва крохотного файрболла, а крылья, расправившись в последний раз, сбросили с борта обоих соседей -- безголового, все еще цепляющегося за планшир когтями иссохших лап, и другого, с тупым равнодушием наблюдавшего за развитием событий.

В отличие от него, я не стал дожидаться конца этой сцены, сшибая шипящие и хлопающие крыльями трупы отовсюду, куда мог дотянуться. Перепонки рвались, хрупкие кости крошились в труху, хребты рассыпались градом позвонков, но несмотря на это, мертвяки не сдавали своих позиций, то и дело огрызались и держались до последнего, иногда оставляя после себя одни лишь лапы, вцепившиеся в дерево борта.

Задача по очистке воздушной лодки от незваных гостей начала казаться невыполнимой, но тут в дело вмешался непредсказуемый случай. Внезапно, как по команде, все умертвия затихли, прекратив суету и повернув уцелевшие головы в одну сторону. Так же одновременно все они снялись с места и разлетелись прочь, сразу во все стороны, словно клочья дыма от призрачного взрыва, в центре которого оказался флайбот.

Озираясь, я завертел головой в поисках чудовища, спугнувшего неупокоенных тварей. Разглядеть его не удавалось, как ни старайся, зато услышать… Издалека с бакборта на десять часов неодолимо накатывал глухой ровный шум. В снова замерцавших отблесках зарниц стало видно, как далеко внизу под килем стая умертвий слаженно развернулась и что есть духу рванула в противоположную сторону.

Не имея такой возможности, я мог лишь повернуться лицом к надвигающейся угрозе, крепче сжимая в руках склянку и разводной ключ. Вспышки молний выхватывали из непроглядной тьмы что-то огромное, неровное и стремительное, летящее прямо на меня. Когда в лицо пахнуло сыростью, я попросту не успел ни пригнуться, ни замахнуться, поэтому стена гулко шумящего ливня, обрушившаяся на флайбот, застигла меня не в самом дурацком положении, а так, в позиции средней дурости, когда еще можно притвориться, что все идет как надо и ничего особенно страшного не ожидалось.

Кинув разводной ключ назад в рундук, я поспешно убрался в рубку подальше от позора и потопа. Снег и град прибавились к последнему в свой черед, пока я утирал физиономию и стряхивал воду с рукавов.

Хорошо хоть крылатых мертвяков дождь прогнал решительно и безвозвратно. Отсыреть и отяжелеть они боялись пуще окончательного упокоения -- и без того медлительные твари могли держаться в воздухе лишь тут, в самом сердце бури. Во всяком случае, нигде и никогда прежде мне не приходилось видеть парящих в небе умертвий! Да и слышать о подобном тоже не довелось, а то не полез бы из рубки так по-дурацки, с голыми руками. В Мекане неупокоенные птицы, крикуны и дактили быстро сходили на нет по причине своей неуклюжести на земле, а тут вот, в родной стихии, держатся чуть ли не до полной победы тления над иссохшей плотью.

Наверное, потому, что способность к полету оказалась для них дороже всего прочего. Важнее сохранения целости тела, истерзанного смертью, важнее чужой крови, необходимой для поддержания видимости жизни. Это вызывало определенное уважение к крылатым тварям, не желавшим расставаться с небом даже в посмертии, но не добавило ни капли сочувствия к ним.