Пропавшая кузина (СИ) - Казьмин Михаил Иванович. Страница 10

И кто, спрашивается, тянул Альберта за язык? И зачем? Теперь болтаться между потолком и крепкими руками переполненных энтузиазмом членов братства пришлось уже и мне.

— Внимание! — вмешался Мюлленберг. — Прекратить бардак! Альберт, споешь нам песню еще раз-другой? Чтобы мы слова запомнили?

— Я сделал несколько листков с текстом песни, — вот она, немецкая предусмотрительность! — На всех, к сожалению, не успел, но по листку на двоих или троих будет, — Альберт с довольной улыбкой извлек из-за пазухи стопку листов бумаги и потряс ею.

— Так чего мы ждем?! — деланно возмутился барон. — Выходим на улицу и марш в пивную!

Глава 5

Успехи и достижения

Расту, понимаешь, на глазах… Отличился тут с первым самостоятельным докладом на семинаре у Левенгаупта. Пусть главным для меня оставалось освоение артефакторики, но и магиологию я не запускал. Все-таки понимание общих закономерностей проявлений магии и ее применения помогает быстрее и правильнее решать задачи, казалось бы, сугубо практического свойства.

Темы предлагались на выбор, точнее, не темы, а направления, тему в рамках направления дозволялось определить самому докладчику. Так что я не стал мелочиться, выбрал направление «Пути развития магии» и сделал доклад «Расширение территории мировых держав как средство развития инкантационного потенциала языка». Смысл моего доклада сводился к тому, что захватывая новые территории и распространяя на них свой язык, мировые державы таким образом делают свои государственные языки пригодными для инкантации, поскольку языки эти становятся распространенными более чем у одного народа. Тут, правда, бросалась в глаза и оборотная сторона — новопокоренные народы получают доступ к заклинательству на языке завоевателя и, по идее, самим завоевателям это вроде бы и не на руку. Ясное дело, участники семинара за это уцепились и с ходу накидали мне замечаний — от умозрительной критики до активного отторжения самой идеи допуска диких народов к магии своих цивилизованных победителей. В ответ я напоминал, что диким народам систематическое образование, тем более на чужом языке, дается с огромным трудом, что сам их образ жизни, предполагающий либо тяжелый земледельческий труд примитивными орудиями, либо кочевое скотоводство, не оставляет им времени на учебу, поэтому они не смогут освоить язык своих завоевателей на уровне, достаточном для полноценного заклинательства, и что те немногие из них, кто все-таки сможет овладеть языком победителей, сделают это в ходе многосторонней систематической учебы, каковая непременно приведет их к признанию и принятию преимуществ цивилизованной жизни и они таким образом присоединятся к своим завоевателям, усиливая именно их, а не своих диких сородичей. И даже если найдутся такие, кто решит обратить свои новые знания именно на пользу остальным дикарям, на получении завоевателями возможности использовать свои языки для заклинательства это никак не скажется. Далее я обратил внимание присутствующих на то, что сейчас мы наблюдаем обозначенные мною процессы в ходе их развития, причем развитие это не особо далеко ушло от начальной стадии, и напомнил, что смысл моего доклада — привлечь внимание присутствующих к вполне реальному пути развития природной или, как говорят здесь, натуральной магии, и что мы, люди молодые (тут я со всем почтением извинительно поклонился Левенгаупту), будем иметь возможность лично наблюдать, изучать и использовать на практике изменения в данной области. А напомнив, что как для моей страны, так и для Священной Римской империи этот путь более чем актуален в силу наличия в составе обоих государств обширных территорий с инородным населением, даже сорвал аплодисменты.

Господин профессор Левенгаупт доклад мой одобрил и велел мне изложить его в письменном виде для передачи в университетскую типографию. Что ж, это был триумф, пусть и небольшой. Главное же — благосклонность, которую и так проявлял ко мне Левенгаупт, даже несколько повысилась, и наши занятия с моим предвидением не только продолжились, но и потихоньку стали приносить мне вполне практическую пользу.

Теперь у меня все чаще и чаще получается предвидеть самые мелкие и незначительные события. Ну как незначительные? Например, на семинарах я успеваю понять, что именно возразит мне оппонент, еще только встающий со своего места, соответственно, у меня есть одна-две лишних секунды, чтобы с ходу достойно ответить, а также показать, что его замечание неожиданным для меня не стало. Благодаря этому я потихоньку приобретаю репутацию мастера дискуссий, а такое тоже немало стоит. На практических занятиях по артефактуре мне тоже стало намного проще выполнять все этапы создания артефакта — от составления перечня требуемых свойств до выбора материалов и построения инкантационных формул.

Задорная песенка про нищего балбеса, запойного пьяницу и любимца девчонок, потихоньку пошла в народ. Наше братство горланит ее при каждом походе в пивную, среди других студентов университета она тоже звучит все чаще и чаще, скоро, глядишь, и на улице услышать можно будет. Что ни говори, а и моя заслуга в появлении этой песни имеется, так что и это я с чистой совестью считаю своим успехом.

В личной жизни все тоже более чем неплохо. Интересная история вышла тут у меня с Анькой…

— О, а это у тебя что?! — уж как Анька в тот вечер ни изворачивалась в постели, скрыть от меня кое-какие изменения в своем виде ей не удалось. Несмотря на сопротивление, не такое, впрочем, и активное, я перевернул служанку на живот и смог детально рассмотреть красноватые полосы на ее круглом заду.

— Фрау Штайнкирхнер, — обиженно ответила Анька. — Она меня наказала… ремнем.

— Это за что же? — ответ я почти наверняка уже знал, но все равно хотел его услышать.

— За то, что ложусь с вами… — лицо девчонки моментально приобрело такой же цвет, как и полосы на ее попе.

— И часто она так тебя наказывает? — ничего себе, какие тут у них страсти-мордасти…

— Каждый раз… — Аня шмыгнула носом. — Я после вас к госпоже иду…

— За наказанием? — решил уточнить я. В ответ Анька несколько раз молча кивнула. Хм, интересно, это она такая дисциплинированная или просто мазохистка?

— И что, вот так каждый раз получаешь ремня?

— Нет-нет, — она даже головой замотала. — Фрау Штайнкирхнер добра ко мне, она только ладонью шлепает…

Я вспомнил большие крестьянские руки моей квартирной хозяйки и подумал, что доброта в данном случае — понятие очень уж относительное. Кстати, а с чего бы вдруг она так взялась за Аньку? Просто реализует свои садо-мазо-наклонности или ко мне ее ревнует? Если второе, то как-то не хотелось бы. Хотя, конечно, тоже своего рода успех…

— А вчера не в духе была, ремень взяла… — Анька, похоже, была готова от такой несправедливости разреветься, и мне пришлось ее успокаивать. Ну как успокаивать? Переключать ее внимание на другое. На что — и так понятно.

— Сегодня опять пойдешь? — вернулся я к животрепещущей теме, когда мы с Анькой смогли отдышаться.

— Нет, — Аня широко улыбнулась. — Фрау Штайнкирхнер в деревню уехала, к родственникам, да закупить масла, сыра и муки.

— То есть ты у меня до утра? — обычно Анька не оставалась, уходила. Теперь хоть буду знать, куда и зачем, хе-хе.

— Как пожелаете, — кокетливо улыбнулась она. Я пожелал…

…Еще один успех пришел с совсем другой стороны — выстрелила моя идея с колючей проволокой. Откровенно говоря, получив очередное извещение из Коммерцбанка, я тупо разглядывал его минут, наверное, пять. Конечно, видеть сумму перевода, увеличенную в полтора раза по сравнению с тем, к чему я привык и из чего каждый месяц рассчитывал свою покупательную способность, было приятно, но вместе с тем и слегка страшновато. А вдруг это какая-то ошибка и в следующем месяце отец решит ее исправить? Однако, прислушавшись к себе, я решил не бежать на телеграф и не отправлять отцу просьбу прояснить положение, и предвидение меня не подвело. Промаявшись неизвестностью еще три дня, я получил письмо из дома, и с удовлетворением понял — можно и дальше исходить из того, что мое денежное содержание позволит аж в полтора раза повысить уровень жизни.