Шесть братьев (ЛП) - Сен-Жермен Лили. Страница 13

После моих слов его челюсть отвисает.

– Ты, бл*ть, прикалываешься надо мной? – спрашивает он, снова сжимая руки в кулаки.

Бл*ть.

– Пожалуйста, не будь таким, – говорю я. – Ты не понимаешь.

«Ты не понимаешь, ты не понимаешь. Блядь, я до сих пор люблю тебя, после всех этих лет, но ты просто не понимаешь».

Он проводит рукой по своим коротким волосам, его лицо пылает от гнева.

– Я прекрасно понимаю, – сдержанно говорит он. – Я понимаю, что ты выжила из своего долбаного ума.

Я тяжело сглатываю. Мне хочется ответить, но мой мозг вдруг чувствуется как кашеобразный суп. Моя нога начинает пульсировать, и хоть я привыкла к боли, это ощущение, которое быстро распространяется по моему телу, является чем-то совершенно другим. Мои нервы взрываются, шипят и кричат каждый раз, когда я делаю судорожный вдох. Я чувствую, как лоб покрывается капельками пота, и у меня кружится голова.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но не могу выдавить ни слова. Я снова закрываю его. Мне хочется пить. Я протягиваю руку, чтобы взять стакан воды, который чудесным образом материализовался передо мной. Он находится в моих руках всего две секунды, пока не выскальзывает из пальцев и не разбивается о пол, разлетаясь осколками у моих ног. Я просто смотрю. И не знаю, что мне делать. Все кажется размытым и тусклым, как будто я пытаюсь пройтись по дну мутной реки.

Джейс разговаривает со мной, но я не слышу его из-за гула в моих ушах. Мне нужно на мгновение закрыть глаза, и тогда все будет хорошо.

Тогда все будет в порядке.

Проснувшись на этот раз, я снова нахожусь в кровати Джейса, но все кажется по-другому. Смотрю вниз и вижу, что мое черное платье исчезло, сменившись большой черной футболкой и боксерами. Мои щеки загораются, когда я понимаю, что кто-то должен был раздеть меня, чтобы переодеть.

Заметив какое-то движение слева от меня поворачиваюсь, чтобы увидеть Джейса, он сидит в кресле, которое он перетащил в спальню, и внимательно за мной наблюдает. И только сейчас я понимаю, что в сгиб моего локтя вставлена капельница, и по прозрачной пластиковой трубке в мою вену поступает кровь.

Я резко сажусь и пытаюсь выдернуть иглу, которая воткнута в мою плоть и закреплена пластырем.

– Эй, – говорит Джейс, убирая мои пальцы от иголки. – Это переливание крови. Врач только что уехал.

Я прекращаю дергать капельницу.

– Врач? – переспрашиваю его. – Как долго я была в отключке?

Джейс пожимает плечами.

– Уже почти семь.

Вспоминаю утро.

– Но я проснулась в семь, – начинаю, совершенно сбитая с толку и чувствуя себя жалкой и уязвимой.

– Сейчас вечер, – объясняет он.

– Я проспала весь день? – спрашиваю Джейса, скидывая с себя простыни.

– Да, – медленно говорит он, как будто я тупая.

– Почему я чувствую себя так, будто получила дозу героина? – задаю вопрос, не в состоянии слезть с кровати.

Вместо этого падаю обратно на мягкие подушки.

– Врач ввел тебе немного морфина, – говорит он.

– Что? – я изо всех сил пытаюсь вспомнить о боли. Болит, но не так уж и сильно. Моя татуировка болела сильнее, чем порез на бедре. – Зачем?

Джейс поднимает брови, и я вижу, как он сдерживает улыбку.

– Я сказал ему, каким героем ты пыталась быть этим утром. Как не можешь остановиться, даже на минуту. Поэтому он дал тебе кое-что, чтобы ты смогла отдохнуть.

А теперь я злюсь.

– Ты позволил ему накачать меня? – я не верю своим ушам. – Седатировать меня? Я что, собака?

– Именно так он к тебе относится, – Джейс бормочет себе под нос.

Я снова сажусь и спускаю ноги с кровати. Смотрю на почти пустой пакет с кровью, который прикреплен к верхней части кровати из красного дерева, гравитация обеспечивает равномерную струйку крови в мои вены. Протягиваю руку, чтобы вытащить капельницу, но Джейс останавливает меня, прикрывая иглу.

– Не надо, – говорит он. – Пусть докапает. Ты потеряла много крови. – Я убираю от него руку. – Что такое? – спрашивает он. – Я просто пытаюсь помочь. Ты сказала никаких больниц, поэтому я позвонил врачу моего отца, чтобы он проверил тебя.

Я застыла, задаваясь вопросом, раздел ли меня доктор. Паникую, глядя на боксеры и футболку. Татуировка качественная, Эллиот проделал потрясающую работу, но, если свет упадет под правильным углом... если кто-то смотрел достаточно внимательно... шрамы все еще видно.

– Ты была вся в крови и в стекле, – говорит Джейс. – Я не смотрел, клянусь.

Немного расслабляюсь, когда не слышу в его голосе никакой вражды или подозрений. Потом слышу стук в дверь и подпрыгиваю на ноги, и комната мгновенно начинает кружиться вокруг меня. Я хватаюсь за кровать, чтобы не упасть и смотрю вниз на то, что на мне надето. Если Дорнан увидит меня в нижнем белье своего сына...

– Это он? – с тревогой спрашиваю я.

Джейс вздыхает.

– Сэмми, ради бога, ляг обратно, ладно? Это просто курьер принес пиццу. Дорнан вернется через несколько часов. – Он указывает на кровать и ждет пока я лягу, прежде чем выйти из комнаты.

Я натягиваю на себя одеяло и играюсь с ниткой, выбившейся из пододеяльника. Целый день с Джейсом и никакого Дорнана. Эта мысль волнующая, восхитительная и изнурительная одновременно.

Через несколько мгновений он возвращается, удерживаю коробки с пиццей в одной руке и горсть долларовых купюр в другой. Джейс засовывает деньги в карман джинсов и кладет пиццу на кровать, расставляя коробки на пустой стороне рядом с тем местом, где я лежу. Запах томатного соуса и чеснока проникает в мои ноздри, и я чувствую, как мой рот наполняется слюной.

– Пепперони или сыр? – спрашивает он.

– Пепперони, пожалуйста, – отвечаю я, и он протягивает мне завернутый в салфетку большой кусок самой аппетитной пиццы, которую я видела в жизни. Откусываю огромный кусок и пытаюсь жевать, потому что мой рот переполнен. Божественный вкус.

Джейс ест медленно, он наверняка еще ел после завтрака. Мы не разговариваем, пока я не съедаю четыре куска и задумываюсь о пятом. Джейс доел и терпеливо сидит в кресле возле меня. Я чувствую его взгляд и нетерпение что-то обсудить со мной.

– Что? – спрашиваю его.

– Что, что? – отвечает он с улыбкой на лице. Я тоже улыбаюсь, чувствуя себя намного лучше после еды.

– Ты выглядишь так, будто хочешь у меня что-то спросить, – говорю я, оглядываясь в поисках воды.

– У меня к тебе много вопросов, – говорит Джейс, съезжая в кресле и закинув ноги на край кровати. – Но мне кажется, тебе не понравится ни один из них.

У меня настроение поговорить, несмотря на мои секреты.

– Вперед. Спроси меня о чем-нибудь.

«Спроси, зовут ли меня Джульетта, и я, скорее всего, скажу «да». Попроси поцеловать тебя снова, и я сделаю это. Попроси убежать с тобой, и я буду не против».

– Где твоя семья? – спрашивает он, садясь ровно в кресле.

Ожидаемо.

– Мертвы, – отвечаю я. Технически, это не ложь. Папа мертв. Мама, можно сказать, тоже.

– Как?

Простейший ответ.

– Автокатастрофа.

Он кивает.

– Мне жаль.

Я пожимаю плечами.

– Почему? Ты же их не убивал.

Он закатывает глаза.

– Я имел в виду, что мне жаль о твоей потере. Моя мать была убита.

– Была убита, – повторяю я, несмотря на то, что прекрасно знаю, что произошло. – Звучит, как будто это произошло намеренно.

Его глаза затуманиваются и на мгновение кажется, что он где-то в другом месте. Потом моргает и туман исчезает. Он кивает.

– Это было намеренно.

Я осторожно смотрю на него.

– Ты не должен говорить об этом, если не хочешь, – говорю я.

Он пожимает плечами.

– Уверен, мой отец расскажет тебе когда-нибудь. Когда она узнала, что беременна мной, ушла из клуба и вернулась к своей семье в Колорадо. Каким-то образом Дорнан узнал обо мне, когда мне было пятнадцать. Однажды я вернулся домой из школы, а она лежала мертвая в ванной.