Проданное счастье (СИ) - Кострова Валентина. Страница 36

Приходится сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, пометаться по комнате, прежде чем чувствую, как успокаиваюсь. Не позволю никому и ничему испортить сегодняшний день. Я хочу его провести с детьми, слышать их счастливый и смех и не задумываться о том, откуда у Матвея берутся вопросы о маме.

Увидеться с ней. С кем? С той, из клетки которой вы получились, или с той, которая вас выносила под своим сердцем?

Донора вообще не помню, впрочем, и суррогатную мамашу тоже на лицо не вспомню. Наглость помню, все остальное фоном. Забавно, но визитка Мальцевой у меня до сих пор хранится. К счастью, Оксана Львовна под статью не попала. Никольская тоже, проведя анализ ДНК- теста, сообщила и полном родстве с Ясей. Скандалить с врачом повода не оказалось.

— Папа, ты что-то долго! — недовольно замечает Марина. Вера Семеновна мягко мне улыбается.

— С днем рождения, Натан, — протягивает дочери тарелку, та с важным видом ставит ее передо мной.

— Спасибо, Вера Семеновна. Спасибо, моя прелесть, — чмокаю малышку в щеку, она с сияющим видом занимает свое место по правую руку.

Матвей хмыкает, сдержанно улыбается. Еще в себе, еще думает о нашем разговоре. Иногда мне хочется, чтобы он был попроще, как Марина. Чтобы не приходилось каждый раз думать, что ему сказать, а что нет.

Благодаря женской половине завтрак проходит оживленно и весело. Ведущую роль говоруна взяла на себя Марина. Она рассказывает все, что было вчера в садике, во что играли, какие истории придумывала с подружками. Дополнила своими мыслями прочитанную перед сном сказку о Золушке, задавая вполне разумные вопросы: почему мачеха не любила Золушку. Почему отец не позаботился о своей дочери, не оставил ей наследства. Почему принц искал девушку по туфельке, если видел ее лицо.

Милое застолье прерывает звонок в домофон. Вопросительно смотрю на Веру Семеновну, в ее глазах тоже вопрос. Мы никого не ждем.

— Я открою. Странно, что охрана не позвонила, — встаю из-за стола.

Подхожу к входной двери, смотрю на экран видео-домофона. Возле калитки на улице стоят двое: мужчина и женщина. Нажимаю кнопку открытия. Прищурено наблюдаю за внезапными гостями, гадая кто это.

— Добрый день, — кто бы это ни был, в любой ситуации нужно оставаться вежливым.

— Добрый. Натан Якович Левин? — мужчина поправляет на ногу очки, сбивает с ботинок возможную грязь, заходит. Женщина следом, голову не поднимает.

— Да. Чем могу помочь? Если вы по поводу консультации, то вам стоит позвонить в офис, выбрать подходящее время и дату, — я чую, что это не мои клиенты. Более того, понимаю, что не хочу их приглашать в дом. Поэтому скрещиваю руки на груди и не предлагаю раздеться. Настроение резко падает вниз. И чем больше я смотрю на пришедших, тем больше хмурюсь.

— Мы по личному и очень деликатному вопросу, — мужчина суетливо достает из внутреннего кармана визитку, протягивает мне. — Мы с вами коллеги.

Скептически улыбаюсь, вчитываюсь в черные буквы на белом картоне. Визитка сделана из дешевого материала, а ведь для юриста эта мелочь очень важна. Это первое впечатление. И фамилия «коллеги» мне ни о чем не говорит. Вряд ли адвокат Кузачев Григорий Павлович вхож в те круга, где кручусь я.

— По какому? — кручу визитку, Кузачев нервно поправляет очки, косится на молчаливую женщину, которая внимательно рассматривает пол. Пауза затягивается.

— Я хочу забрать детей.

— Что? — ошеломленно переспрашиваю, не веря услышанному. — Вы серьезно?

— Да, — незваная гостья поспешно извлекает из сумки какие-то бумаги, протягивая их мне. — Поверьте, без оснований я бы не посмела прийти к вам домой.

— Это должно быть очень веское основание, чтобы заявлять мне о том, что хотите забрать моих детей! — рычу, выдергивая из ее рук листы. Читаю первый абзац. Резко вскидываю на гостью глаза, чувствуя, как мой мир начинает рушиться.

— Я их мать. Настоящая мать.

— Этого не может быть… Я же за все заплатил.

— Произошла ошибка.

40 глава

Ошибка? Хотелось рассмеяться в голос, захлопнуть дверь перед нежданными визитерами, которые с каждой секундой будят во мне неадекватного мужика. Раза три начинал читать бумагу и на половине останавливался и вскидывал глаза.

Кому вот врезать от души? Кого надрать на приличную сумму за эту «ошибку»? Врача? Или всех соучастников? Всех на равную сумму. Я обогащусь, а им будет уроком на всю оставшуюся жизнь.

После неудачной третей попытки прочитать документ, сворачиваю его в трубочку и впиваюсь немигающим взглядом в женщину. Она нахально задирает подбородок, и я узнаю. Узнаю ее. Хочется выругаться матом, но останавливает то, что дети могут быть поблизости.

Пытаюсь имя вспомнить. Женщина словно читает мои мысли и победно улыбается. Ее адвокат нервно поправляет очки.

— Оксана.

— Оксана, это шутка? Сегодня не первое апреля.

— Нет, это все правда.

— Я ведь могу все проверить. И сразу предупреждаю: влетите на миллионы. Долларов. Или евро. Еще подумаю, — озвучив перспективы будущего, Оксана заметно бледнее, заметно нервничает. Кузачев вытаскивает из кармана пальто платок и промокает вспотевший лоб.

— Натан, давай поговорим и договоримся. Может пригласишь пройти в дом? У тебя чудесный дом. Такой большой, уютный…

— Что ты хочешь? — обрубаю на полуслове женщину, она недовольно поджимает губы. — Ты подписала документ, два документа, что никаких прав не имеешь на детей. А по поводу яйцеклетки… — тут мне приходится сделать глубокий вдох. — Я еще этот вопрос выясню.

— У тебя документ на руках, ничего выяснять не надо. Проще признать все и познакомить меня с детишками. Где они? — выглядывает в сторону, я заслоняю собой ей обзор.

— Пошла вон! — цежу сквозь зубы, с ненавистью смотря на Оксану. Я ее уничтожу, если жизнь моих детей нарушит свой привычный ход.

— Фи, какой ты грубый!

— А ты наглая обманщица. Я тебя в тюрьму упеку.

— Совесть позволит? — усмехается, расстегивает пальто. — Как ты будешь детям объяснять, где их мать? Ведь однажды они узнают правду. Правду, которая разобьет их трепетные сердца. Это будет ужасно осознать, что родной отец посадил в тюрьму родную мать.

— Ты им не мать! — хочется орать, хочется взять Оксану и ее адвокатушку за шкирку и вышвырнуть из дома. Еще выяснить, как могло это произойти со мной? Как меня обвели вокруг пальца? Чувствую себя дураком. И это чувство еще больше вызывает злость.

— Папа, — этот голос заставляет меня превратиться в статую, не дышать. Медленно оборачиваюсь, цепляя самую ласковую улыбку.

— Иди за стол, я сейчас приду, — он меня не слушается. Он в упор смотрит на Оксану и медленно подходит к нам. Когда проходит мимо меня, не выдерживаю и хватаю его за плечо, не позволяю сделать еще шаг в сторону женщины.

Они смотрят друг на друга, я прижимаю сына к ногам, желая его вообще скрыть от глаз Оксаны. Она не умиляется, не выглядит чрезмерно радостной от того, что видит перед собой ребенка. И, вообще, кажется мне, она не мать, а документ подделка.

— Это мама? — вопрос Матвея неприятен на слух. Я мотаю головой, но он все еще смотрит на Оксану. Та сразу же расплывается в лицемерно-очаровательной улыбке, приседает.

— Конечно, милый, я твоя мама. Иди ко мне, — протягивает руки к сыну, но тот не спешит в объятия.

— А где ты столько времени была? — я уже с ехидством смотрю на Оксану, приподнимая бровь. Правда, где ты, мамаша, была столько времени? Тратила миллионы, которые я тебе заплатил за рождение детей? Закончились деньги, что решила попробовать провернуть аферу? Не на того напала.

— Ох, милый, я тебе обязательно все расскажу на досуге. Сейчас мне хочется тебя обнять. Иди ко мне, малыш, — манит к себе, но Матвей не идет к ней и от меня отходит.

— Я думаю, что выпить нам всем чаю не помешает, — устремляет на меня свои серьезные глаза, в очередной раз показывая мудрость не по годам. — У папы сегодня день рождения. Потом мы едем в развлекательный центр. Если у вас нет дел, можете присоединиться к нам, — и уходит, оставив после себя гробовое молчание.