Спонсор (СИ) - Ковалевская Алиса. Страница 23

Прогулявшись до озера, я зашла в беседку. Присела и вздохнула. Ничего тут не напоминало об утреннем разговоре и, признаться честно, теперь он казался мне каким-то далёким, будто произошёл несколько дней, а то и недель назад. Спрятала ладони в длинные рукава и безотчётно ткнувшись носом в ворот, вдохнула запах дорогого одеколона. Что это? Влечение? Тяга к сильному? Глупость или, может быть, проснувшийся во мне женский интерес? Это ведь нормально — испытывать интерес к красивому, харизматичному мужчине, коим, несомненно, и был Ренат Алиев.

Едва начав замерзать, я вернулась в дом. Ренат всё так же был в кабинете, они с другом снова что-то обсуждали на повышенных тонах. Поддавшись непонятному порыву, я было хотела войти и спросить, не нужно ли им что, но вовремя себя остановила. Ушла в спальню. Быть надоедливой мне не хотелось. Уверена, если бы Ренату что-то потребовалось, он бы немедленно дал об этом знать.

Уже засыпая, я почувствовала, как матрас прогнулся с противоположной от меня стороны. Ренат. В ноздри ударил запах его одеколона. Мигом проснувшись, лежала, затаив дыхание. Что делать, я не знала. Боялась и одновременно желала того, что могло… должно было произойти дальше.

Он лег позади и властно притянул, буквально впечатав в себя. Рука его опустилась мне на талию. Ренат шумно втянул носом воздух у моей шеи, и тут же я ощутила… Боже мой… От прикосновения его губ к коже меня охватила лёгкая дрожь. Сладкая, непривычная, непонятная мне, связанная вовсе не со страхом. Сглотнув, я прошептала:

— Твой друг уже уехал?

— Мой друг спит в гостиной, пьяный в стельку, — услышала я. От Рената тоже пахло алкоголем, но, как ни странно, это не будило во мне неприязни. Хотя от Пашки запах этот я не переносила… — А я пришел к тебе, мой маленький Котеночек, чтобы ты свернулась у моего бочка клубочком и мурлыкала…

От слов его мне стало и смешно, и по странному жарко. Говорил он вполне разборчиво, но что-то подсказывало, что выпил он немногим меньше друга. Ладонь его двинулась к моей груди. Я снова спала в его рубашке, и он, на удивление ловко расстегнув несколько пуговиц у воротника, забрался под неё. Жадно, по-хозяйски, накрыл грудь, погладил и, тяжело выдохнув, сжал — не сильно, но так, чтобы я поняла — он считает меня своей.

— Какая же ты сладкая, моя девочка, — потерся носом за ухом.

— Ты… ты же хотел поехать домой, — сглотнув, выдавила я.

— Да… — согласился он, продолжая гладить меня под рубашкой. — Я привык спать в своей постели. Но… — пальцы спустились к каемке трусиков, провели вдоль, чуть проникая под резинку. — Это мой дом, моя постель, и ты… ты тоже моя, Котёночек. Всё в этом чёртовом городе принадлежит мне. Всё моё. И пусть кто-то попробует посягнуть на это, — прорычал в шею, а после рывком развернул к себе, навис сверху.

Он смотрел на меня, я различала лишь очертания его лица, но знала, чувствовала, что он желает меня. Его твёрдая плоть упиралась мне в бёдра, красноречивее всяких слов свидетельствуя о возбуждении. От него пахло дорогим алкоголем и горьким шоколадом… И ещё им самим. Да, он был пьян и желал меня. И, боже мой! Я тоже его желала!

Ещё секунду Ренат смотрел на меня сквозь темноту, а после резко накрыл мой рот своим. Нетерпеливо смял губы вместе с мелькнувшим по краю разума «я не должна», и я покорно впустила его. Почувствовала его вкус. Вкус горького шоколада, дорогого алкоголя, смешанный со вкусом моего мужчины, моего Рената. Несмело обвила его шею и коснулась языка своим. Он буквально сгрёб меня: накрыл собой, обхватил голову, проник глубже в рот. Мне не хватало дыхания, сердце стучало чаще и чаще, комок внизу живота стремительно разрастался, а я понимала: хочу. Просто, без предрассудков и какой-либо морали — хочу его. Здесь и сейчас. Застонав, развела ноги шире. Непреодолимая потребность чувствовать его смела робость, чернота ночи помогла избавиться от смущения. Я хотела, чтобы он понял — я готова быть с ним, быть его. Принадлежать ему. Его дыхание на лице, мои пальцы в его волосах… Влажные неразборчивые поцелуи и руки, скользящие по моему телу уверенно и нежно.

Внезапно Ренат остановился. Снова посмотрел на меня так, что я даже сквозь темноту ощущала этот пронзительный взгляд карих глаз.

— Не сегодня, — выдохнул он и, легонько, почти невесомо поцеловав, отстранился. Пальцы его прошлись от моего пупка по ткани трусиков, там, где было жарко и влажно. — Да… — удовлетворённо и глухо выдавил он, ещё раз коротко и горячо тронул мои губы языком, потёрся носом о шею. — И город мой, и ты моя, — просипел возле уха, а после лег рядом и снова привлек к себе.

Я едва не запротестовала. И вовсе не его последним словам, а тем, что прозвучали секундой ранее. Не сегодня? Зародившееся внутри желание требовало выхода, и я не понимала, что мне с этим делать, все было так ново, так… Судорожно вздохнув, я уткнулась в подушку.

— Спи. — Он поцеловал меня в затылок, взял волосы, перехваченные резинкой, провел по ним ладонью и опустил мне на плечо. Коснулся ягодиц, погладил и глухо проговорил: — Хочу, чтобы на тебе было кружево. Ты же никогда не носила кружево? — шёпот мне за ухо, пальцы под трусики, по влажным складкам лона.

Сглотнув, я мотнула головой, совершенно не думая о том, что он этого не увидит. Он и не увидел — почувствовал.

— Теперь ты будешь носить кружево, Котёночек. И шёлк. И атлас. Уверен, тебе понравится. А мне понравится всё это с тебя снимать, — усмехнулся, прикусив мочку уха, а после, снова поцеловав в затылок, откинулся на соседнюю подушку.

Кружево… Слушая его негромкое мерное дыхание, я прикрыла глаза. Это моя первая ночь с мужчиной. С Ренатом. Я могла бы чувствовать неловкость, страх, неприятие… Могла бы, но не чувствовала. Только желание прижаться к его боку и, свернувшись, замурлыкать.

Выйдя из здания больницы, я написала Дмитрию смс, что буду через десять минут. Получив короткое «жду», сунула телефон в сумочку и присела на скамейку. Даже не верилось, что прошло всего несколько дней с тех пор, как я вот так же сидела в больничном сквере и не знала, как дальше жить. Горевала о Пашке… Горько усмехнувшись, потерла лицо руками. Думать об этом не хотелось. Всё это уже в прошлом. События последних дней изменили мою жизнь и, должно быть, изменили меня саму.

Утром проснулась я в постели одна. Ни Рената, ни его друга в доме уже не было. Взяв телефон, я увидела уведомление о новом сообщении. СМС от Рената, коротко и ясно: «приеду к девяти». Тут же вспомнились слова, что он говорил мне ночью. Кружево… Он желает видеть меня в кружеве, а я… Что я? Мне тоже этого хотелось! И хотелось, чтобы Ренат снимал его с меня. Медленно, не отрывая от меня взгляда. Так, чтобы я плавилась, чтобы внизу живота разгоралось желание, которое он во мне пробудил. Да, я изменилась… Очень быстро приняла новую для себя реальность. Знала бы мама…

Мама… Мамочка… Едва увидела её, лежащую на больничной койке, едва она открыла глаза и улыбнулась мне, и я тут же поняла — я не одна. Она снова со мной. Доктор сказал, что, если всё пойдёт хорошо, через несколько недель она будет выписана, и я смогу отправить её на реабилитацию.

— Вы можете побыть с ней наедине, — улыбнулся он мне, когда вместе мы вошли в палату.

— Какие лекарства нужно купить? — спросила я.

Он качнул головой.

— Ренат Каримович обо всем позаботился. Ни о чем не переживайте.

А после ушел. Я против воли улыбнулась и присела рядом с мамой. Конечно же, это не укрылось от её зоркого взгляда.

— Ренат Каримович… — повторила она.

Я кивнула и погладила её по светлым волосам. Мама… не знаю, что бы я делала, если бы потеряла её.

— Когда всё случилось, — выговорила я, — я обратилась за помощью в благотворительный фонд, и моя история так его поразила, что он решил лично позаботится о нас, — врала, а на губах продолжала играть улыбка. Маме нельзя волноваться. Она не должна была даже заподозрить неладное.