Спящий в песках - Холланд Том. Страница 61

Правда, воспитанная на женской половине, вдали от мира, Тии при всем своем тщеславии и любви к пышности в некоторых вопросах оставалась наивной и, умело управляя мужем, плохо представляла себе, какое впечатление производит ее поведение на подданных.

В конце концов отец заставил ее обратить внимание и на это. Как-то утром, застав ее сидящей на террасе у озера, возле того места, где они прежде так любили гулять, он молча положил ей на колени браслет, а потом сказал:

– Я слышу о тебе странные толки.

Тии взяла браслет и внимательно рассмотрела. На нем имелась вставка – сердоликовая гемма в золотом обрамлении, изображавшая богиню с телом крылатой львицы и человеческим лицом, как две капли воды похожим на лицо Тии. От восторга она, не удержавшись, захлопала в ладоши.

– Великолепно! Превосходно!

– Вовсе нет, – сердито возразил отец.

Тии взглянула на него в изумлении: до сих пор он никогда не проявлял гнев в ее присутствии.

– Превосходная вещь, – повторила она. – Я не вижу в ней ничего дурного.

– Посмотри внимательнее. – Отец выхватил браслет из ее рук. – Неужто не видишь? Ты изображена в виде голодной хищницы, готовой броситься на добычу. Люди боятся тебя, о дочь моя, – даже те из них, которые готовы тебя боготворить. О тебе говорят как о богине пустынь и диких зверей.

– Разве это моя вина? – спросила Тии, лениво пожав плечами. Она наклонилась, и погладила одного из спавших рядом с ней львов по гривастой голове. – Люди верят в то, во что хотят верить, и я не в силах им помешать.

– Ты должна немедленно отказаться от всего этого.

– От чего? Каким образом?

– От притязаний на божественность. Тебе следует публично объявить, что ты не являешься богиней, ибо есть лишь один Истинный Бог, творец и повелитель всего сущего.

Долгое время Тии молчала, не решаясь встретиться с отцом взглядом.

Иосиф вздохнул и подошел к спуску, где вода озерца мягко плескалась о мраморные ступени.

– Я не могу отказаться от этого, – тихо промолвила Тии, указывая на свою золоченую ладью. – Я уже не могу без этого обойтись.

– Это не главное в жизни.

– Тебе легко говорить, отец. Ты мужчина. Тебе не приходится бояться того, что в один ужасный момент ты окажешься забытым и запертым на женской половине.

Иосиф с печальной улыбкой покачал головой.

– Дитя моя, тебе не пристало страшиться забвения и небрежения, ибо твоя великая судьба была предначертана еще в давние годы, в вещем сне, ниспосланном по воле Всевышнего.

С этими словами Иосиф взял дочь за руку, обнял и поведал ей о видении, явленном царю Тутмосу в долине гробниц, и о значении этого сна, заключавшемся в грядущем очищении царской крови от древнего проклятия.

Но когда он закончил, Тии нахмурилась и покачала головой.

– Если женщина, которую царь Тутмос видел во сне с кувшином в руках, и вправду была моей матерью, откуда у тебя уверенность в том, что это пророчество имеет отношение ко мне? С тем же успехом там могло говориться о судьбе Инена или Эйэ.

Она взглянула отцу в глаза и испугалась, увидев, что они потемнели от боли. Такими она видела их лишь единожды, когда впервые появилась перед ним после падения.

– Что с тобой? – прошептала она. – Ты меня пугаешь.

Отец стиснул ее в объятиях так крепко, что она едва не задохнулась.

– Ты всегда будешь любить меня, дочурка, – прошептал он. – Я в это верю.

– Конечно... А как же иначе? С чего ты вообще об этом заговорил?

– Я... – Отец глубоко вздохнул. – Я рассказал тебе не все, что приснилось Тутмосу. Было и еще нечто – нечто такое, что фараон не решился мне рассказать и, лишь почуяв близкую кончину, записал на папирусе.

– Что там написано?

– Прочти сама.

Тии взяла протянутый ей отцом свиток, быстро пробежала его глазами, а потом, нахмурясь, перечитала более внимательно.

– Отец... Но я... Я не понимаю...

На устах Иосифа появилась горькая улыбка.

– А на мой взгляд, смысл написанного ясен как день. Во сне царя Тутмоса твоя мать изливала воду из кувшина, а он извергал семя, смешивая его с этим потоком. Конечно, он попросил меня истолковать это видение.

– Растолкуй и мне.

Улыбка Иосифа стала натянутой.

– Прочтя папирус, переданный мне по воле фараона Тутмоса, я подошел к служанке твоей матери, и она подтвердила давно терзавшую меня догадку. Как-то раз фараон дал ей сильнодействующее снотворное и приказал подмешать это зелье в питье твоей матери. Не сомневаюсь в том, что в ту ночь, когда она впала в беспамятство, он вошел к ней и заронил свое семя в ее лоно. Мне ведомо, что тот сон лежал на его душе тяжким бременем. Должно быть, он счел это видение обращенным к нему волеизъявлением божества и именно потому позволил себе совершить такое деяние за моей спиной. За спиной своего друга.

– Нет! – Тии сглотнула. – Нет! Это невозможно! – Она покачала головой и отвела глаза. – Ты ведь не можешь быть уверен...

– Я и не был уверен, до твоего падения с крыши. Именно тогда я понял... Я понял, что кровь в твоих жилах не может быть моей. – Иосиф печально улыбнулся и снова крепко обнял Тии. – Несмотря ни на что, ты всегда останешься моей дочкой. Моим младшим, самым любимым ребенком.

Почувствовав, что щеку отца увлажнили слезы, она нежно поцеловала его и отерла щеку своими волосами.

– Отец... – прошептала Тии.

Иосиф, несмотря на свою грусть, улыбнулся.

– Ты сказал, что на крови царей лежит проклятие? – так же шепотом спросила она.

– Боюсь, что да.

– А что это за проклятие?

Он едва заметно пожал плечами.

– Не могу сказать. Единственное, что я знаю... – Он умолк и взглянул на браслет. – Единственное, что я знаю: ты должна выполнять волю Всевышнего. Посмотри. Посмотри на это внимательно. – Он снова вложил браслет в руку дочери. – Ты предупреждена, дочка, так что будь осторожна.

Долгое время Тии неотрывно смотрела на свой портрет.

– Помню, – сказала она наконец, – в тот вечер, когда было объявлено о том, что я стану великой царицей, Инен пришел ко мне и сказал, что ему очень хочется, чтобы все было по-иному. Я часто размышляла о смысле его слов. Наверное, он что-то знал?

Иосиф нахмурился и отвернулся. Лицо его сделалось холодным.

– Полагаю, он знал очень много.

– С тех пор я не видела его – уже семь лет.

– Надо думать, за это время ему стало ведомо еще больше. Ибо сейчас он занимает весьма высокое положение.

– Как думаешь, сейчас он согласился бы раскрыть мне свои секреты?

– Если твой брат смог презреть любовь своего отца и обратиться к магии и почитанию идолов, разве можно надеяться на то, что он поведает свои драгоценные тайны кому-либо непосвященному?

– Все может быть, – улыбнулась Тии, застегивая на запястье браслет. – Ибо, помни: я не только его сестра, но и его царица.

В тот же вечер, лежа рядом с фараоном Аменхотепом, она пересказала ему услышанное от отца. Муж был изумлен и повергнут в смятение, а Тии, воспользовавшись его растерянностью, потребовала, чтобы он немедленно призвал пред свои очи верховного жреца Амона и повелел ему раскрыть перед ними все тайны храма.

Аменхотеп побледнел и задрожал, а когда она стала настаивать, признался, что боится жрецов Амона, ибо они владеют силами, лежащими за пределами понимания смертных.

Тии тем не менее не отчаялась: она давно знала, что ее царственный супруг страшится богов, но прекрасно умела влиять на его решения, внушая ему все, что находила нужным. Перемежая уговоры с ласками, она уже к утру сумела заставить его переменить мнение. Так и получилось, что на следующий день они отправились в храм.

Правда, проходя через храмовый двор, где жрецы под ритмичные звуки гонга распевали молитвы и заклинания, где курились дымы и визжали от ркаса жертвенные животные, великая царица заметила, что ее брат и супруг снова побледнел и затрясся. Но она, стараясь не встречаться с ним взглядом, продолжила путь в святилище. Ему не оставалось ничего иного, кроме как покорно идти рядом с женой. За вторым двором находились огромные ворота Тии жестом приказала слугам открыть их, но когда те исполнили повеление, взорам царственной четы предстала тьма. Тьма, столь непроглядная, что даже полная решимости великая царица ощутила в своем сердце холодное прикосновение страха.