Князь Ядыгар (СИ) - Агишев Руслан. Страница 19

Осенив себя крестным знаменем Ядыгар умудриша мастерить пищали особые с замком огнебойным мудреным. Словом Богородицы пищали имати великую силу, пулю за пулей швыряша на сто шагов во врагов. Узрев те пищали в радости облобызал Ядыгара Великий Государь. Возликоваша Иван Васильевич, шта великая сила в его руцех стала на страх врагам державы православной. Рекоша он про ляхов и немчином, забижавших гостей торговых и людей мастеровых русских.

… Бояре, ближники и слуги государевы славу князю Ядыгару кричати за его дела благие».

Отступление 10.

Карамзин Н. М. История государства Российского. В 11 т. Т. 8. Москва, 1803. [отрывок].

«... История о ниспослании казанскому хану Ядыгару перед крещением видения с образом особого мушкета кочует из одной летописи в другую, с каждым разом приобретая все больше и больше деталей и подробностей, подчас не столько несуразных, сколько совершенно ошибочных. Самое первое упоминание об этом видении было обнаружено в Новгородском летописном списке от 1557 г. известным собирателем древностей графом Рыльским Е. Х., который уже тогда поставил под сомнение сие занимательное свидетельство. В этой связи Евстафий Христофорович в письме своему другу Татищеву В. Н., разделявшему его интерес к собирательству древнерусских летописей, писал, что появление в армии Ивана IV первых фузей с ударно-кремневым механизмом и примкнутым штыком невозможно объяснить исключительно сей историей...

Сложно не согласиться с Рыльским Е. Х. в том, что появление искомой фузеи не могло стать результатом исключительно Божьего откровения [хотя нельзя не признать, что многие творения русских оружейников несут в себе искру Божьего откровения]. Ведь при всей своей внешней неуклюжести и схожести с более ранними образцами, в русской фузее [наиболее сохранившийся экземпляр храниться в Российском императорском оружейном музее и датируется 1552-1553 гг.] воплотились совершенно оригинальные и новаторские конструкторские идеи, которые подразумевают мощную оружейную школу с глубокими корнями. В частности, известный исследователь российского огнестрельного оружия Корнеев Р. Т., отмечая исключительную удачность, простоту и эффективность ударно-кремневого механизма фузеи, ищет ее истоки у испанских и голландских оружейников...

Я же призываю обратить наше внимание на Восток, где огнестрельное оружие, в том числе и с разными вариациями ударно-кремневого механизма, было известно уже давно. Можно предположить, что те самые фузеи, ставшие прототипом знаменитого на всю Европу русского мушкета «Единорог», появились изначально в Казанском ханстве, будучи привезенные или из Китая или из Османской империи. Неслучайно, летописец связывает их появление с именем последнего казанского хана, которые будто бы и преподнес из в дар царю Ивану IV...».

_______________________________________________________________

От срока, к которому должен был готов обещанный царю скорострельный мушкет, осталось чуть более двух недель, а сделано было едва ли полдела. С грехом по полам, моей кузнечной и ювелирной команде удалось собрать и установить в мушкет одиннадцать ударных замков. К моему удивлению, эти монстрообразные железяки, ничуть не напоминавшие миниатюрные и красивые изделия из моего времени, работали: курок взводился, кремневый боек щелкал и высекал едва ли не сноп искр. Были выкованы едва ли не полуметровые штыки для мушкетов, смотревшиеся очень внушительно и грозно. Казалось, оружие готово для полевых испытаний и остались какие-то несущественные мелочи: отмерить весами пороховые заряды, изготовить более или менее одинаковые шарики – пульки из свинца, смастерить пруток-шомпол. Однако, я словно несущийся на полном ходу железнодорожный состав наткнулся на препятствие, которым стала самая обыкновенная бумага!

Одним из секретов скорострельности мушкета были эрзац-патроны – небольшие бумажные цилиндрики со строго отмеренной порцией пороха и свинцовой пулькой. При первом приближении этот вопрос мне показался пустяковым. Собственно, что тут сложного? Накромсал бумажных прямоугольников, которые затем свернул в трубочки. Последние аккуратно заполнил порохом и шариком-пулькой. В реальности же, все оказалось гораздо хуже! Здесь не было бумаги от слова совсем! Я «сунулся» к царским дьякам, ведавшим воинской канцелярий и судопроизводством, затем в походную церквушку, однако везде встречал мычание и недоуменные лица. Правда, один из дьяков, седой как лунь старичок, сжалился над моим страдальческим видом и кое-что пояснил.

– Так, нету у нас, княже, никакой такой гумаги. У немчинов это, а у нас все по старине устроено, – он вытащил из берестяной коробочки на своем боку свернутый коричневатого цвета рулончик и развернул его на моих глазах. – Для баловства какого али по малой какой надобности на бересте пишем, а по государевым делам на добрым делом выделанной телячьей коже, называемой по-гречески такоже пергамент, – продолжил он рассказывать. – Бабы кожу юного теляти скоблят и в извести держат десять или одинадцать ден. Потом сушат в темноте и пемзой посыпают, пока он крепость не наберет...

Я же к концу его уже почти не слушал. Прозвучавшее слово «пергамент» заставило меня кое-что вспомнить, чем собственно, замерев столбом, я сейчас и занимался. «... Вот же я дубина! Бумага же в России при Ване была не просто редкостью, а драгоценной редкостью. Помниться хозяин антикварного салона говорил, что за десяток криво обрезанных коричневатых листов сейчас могли смело просить серебряк. Если же какой купец привозил белую и мягкую бумагу из Мадрида или Генуи, то здесь уже цена пяти листочков могла вырасти и до золотого». В салоне я работал большей частью занимался холодным и огнестрельным оружию и, естественно, мало вникал в особенности работы с древними рукописями, что, собственно, сейчас мне и аукнулось.

– … Благодарствую, княже, – дьячок с достоинством поклонился за две упавшие ему в ладони монетки и добавил еще кое-что. – Ты, вот что, княже. Попробуй, к отцу Евстафию сходить. Он тут, недалече, обретается. Людишки сказывали, что гишпанец один ему особую бумазею оставил. Говорят, больно ладная она и мягкая. Для доброго дела, чай он и поделиться...

До Евстафия, одного из сотен походных священников, направленных московским митрополитом для окропления православного воинства в поход на Казань, я добрался не сразу. Почти час мне пришлось месить грязь и снег в поисках этого неугомонного священника, успевшего за это время и двоих младенцев окрестить, и место для новой церкви присмотреть, и исповедь у какого–то страждущего принять. Словом, когда я его все-таки нашел, мою одежду, несмотря на легкий мороз, можно было выжимать от пота.

– Доброго здравия, отец, – Евстафий оказался небольшого роста, довольно упитанным и, буквально, излучал энергию. – Дело у меня до тебя важное, самим Великим Государем порученное.

Упоминание царя его тут же сдуло словно воздушный шарик. Он весь как-то подобрался, и мелко-мелко задышал.

– Говорят, есть иноземная бумага у тебя? – глазки у святого отца ту же забегали, как у пойманного вора. – Не бойся, в накладе не останешься, – с этими словами я выразительно потряс кожаным кошельком-мешочком, содержимое которого сразу же отозвалось приятным звоном. – Все, что у тебя есть возьму.

«Ого-го, как ты друг любезный возбудился! Видно, за деньги и Родину продашь». Заинтересованно засопевший толстячок, быстро оглядевшись по сторонам, махнул рукой в сторону небольшого и хлипкого на вид шалаша. Забравшись внутрь, я старался не дышать, опасаясь, что это все вокруг меня сейчас развалится.

– Смотри, княже, вот она родимая, – старик выкопал из-под земли плотный сверток и водрузил его себе на колени. – Гишпанская бумазея, ни чета нашему пергаменту. Как молоко бела, – он развернул овечью шкуру, вытаскивая на свет десятка два криво обрезанных светло-серых листа. – Баская бумазея, – нахваливал он товар, гладя верхний лист скрюченными заскорузлыми пальцами. – Весточку своей любушке напишешь на такой бумазее, она и рада будет...