Вампир. История лорда Байрона - Холланд Том. Страница 12

— И вас там встретили?

— В Янине? Да.

— Это, наверное, было для вас приятной неожиданностью.

Лорд Байрон улыбнулся.

— Да, конечно. Али-паша, как я вам уже говорил,

был человеком крайне жестоким, и в день нашего приезда отлучился из города, чтобы расправиться с непокорными сербами, но тем не менее он отдал распоряжение, чтобы нас как следует встретили и приняли. Это было очень лестно. Нас встретили у ворот и провели по узким тесным улочкам с их бесконечным красочным вихрем и шумом, в то время как над всем этим стоял запах специй, грязи и испражнений. За нами бежали толпы ребятишек, смеясь и тыча в нас пальцами, а из лавок, гашишных притонов и с огражденных балконов за нами следили женщины из-под своих покрывал. Приятно было снова очутиться на солнце, но тут в лицо нам подул освежающий холодный ветер с озера, мимо которого мы проезжали в сторону караван-сарая, отведенного для нас Али-пашой. Выполненный в турецком стиле, постоялый двор был открытым, полным света и воздуха, с широким двором, спускающимся к озеру. Однако не все комнаты вокруг внутреннего двора были отведены для нас; противоположные ворота охраняли два татарских воина, а в конюшне стояли на привязи лошади. Но никого не было видно, и в тишине наших комнат даже городской шум, казалось, утихал.

Мы с Хобхаузом сразу легли спать, и разбудили меня завывания муэдзина, созывающего правоверных мусульман на вечернюю молитву.

Хобхауз, будучи прирожденным атеистом, беззаботно храпел, но я поднялся и вышел на балкон. Поверхность озера была малиново-красной, а остроконечные вершины гор, протянувшихся грядой вдоль противоположного берега, казались обагренными кровью. Кругом царили тишина и спокойствие, Янина была где-то позади, и только одинокая лодка на озере, отплывающая от маленького островка, напомнила мне о человеческом присутствии. Я вернулся в комнату, попытался растолкать Хобхауза, но у меня ничего не вышло и я вышел во двор.

В доме и на озере было по-прежнему тихо. Я осмотрелся по сторонам в надежде найти хоть одно живое существо; лодка, еще несколько минут назад находившаяся вдали от берега, теперь была пришвартована и мерно покачивалась передо мной. С какой же невероятной скоростью, должно быть, она передвигалась! На носу ее, понурившись, сидел лодочник, но когда я окликнул его, он не отозвался. Приблизившись к нему, я снова позвал его, дернув за рукав. Черные одежды, в которые он был укутан, оказались маслянистыми и влажными на ощупь; лодочник поднял голову и уставился на меня, широко раскрыв рот и с бессмысленным взглядом лунатика. Я сделал шаг назад и услышал тяжелые шаги Хобхауза, выходящего наружу. Последние лучи солнца исчезли за крышей постоялого двора. Я остановился, бросив взгляд через плечо на озеро, и в этот момент, когда красные отблески заката исчезли на воде, я увидел еще одного человека.

Лорд Байрон замолчал. Ребекка заметила, как он стиснул ручки кресла. Глаза его были закрыты.

Они долго молчали.

— Кто это был? — наконец спросила она. Лорд Байрон покачал головой.

— Я видел его впервые. Незнакомец стоял как раз на том месте, где еще минуту назад находился я; это был высокий мужчина, обритый по-турецки, но с закрученными белыми усами и небольшой щеголеватой бородкой, какую иногда носят арабы. Его тонкое, неестественно бледное лицо, скрытое к тому же темнотой, и весь облик этого человека пробудили во мне непонятные чувства отвращения и почтения одновременно, столь сильные и неожиданные, что мне трудно было их объяснить. У него были крючковатый нос, плотно сжатые губы, и все же помимо выражения хищной насмешки в его лице угадывались огромная мудрость и страдание, промелькнувшее словно тень набежавшего облака. Взгляд его, тусклый, как у змеи, так мне показалось вначале, стал вдруг глубоким и накаленным, словно какая-то тяжелая мысль угнетала его; наблюдая за ним, я понял, что такой сложной и метущейся души я еще не встречал. Я поклонился ему; он улыбнулся, его чувственный рот искривился в усмешке, обнажив ряд белоснежных зубов; незнакомец мне поклонился в Ответ. Откинув плащ, в который он был запахнут подобно бедуину, он проследовал к воротам, охраняемым татарскими воинами. Я видел, как те почтительно приветствовали его, но он, не ответив на их приветствия, прошествовал в дом.

В это время со стороны дороги послышались чьи-то голоса, мы увидели группу всадников, приближающуюся к нам. Люди визиря поздоровались с нами и сообщили лестную для нас новость: хотя Али-паши и не было в его резиденции в Янине, он приглашал нас присоединиться к нему в его родном городе Тапалине, находящемся в пятидесяти милях отсюда. Мы поклонились и выразили свою глубочайшую признательность, обменялись любезностями, расхваливая красоты Янины. Исчерпав наконец запас вежливых реплик и замечаний, я спросил о незнакомце, который разделял с нами часть двора, объяснив, что хотел бы засвидетельствовать ему свое почтение. Люди визиря внезапно умолкли, они переглянулись между собой, а их начальник, казалось, был смущен. Он пробормотал, что человек, которого я видел, — паша с южных гор; помолчав, он вдруг добавил с внезапной настойчивостью, словно ему в голову только что пришла эта мысль, что, если паша остановился здесь всего лишь на ночь, будет лучше не тревожить его. Все согласно закивали, а затем внезапный прилив веселья и шутливости потоком нахлынул на нас.

«Черт, я чуть не захлебнулся, — вспоминал потом Хобхауз. — Это выглядело так, как будто они пытались что-то скрыть от нас».

— Впрочем, у Хобби был всегда талант подмечать очевидное.

На следующий день мы уже ехали верхом, обозревая окрестности. Я спросил нашего гида, спокойного тучного грека по имени Атанасиус, ученого, специально приставленного к нам визирем, что же такое наши гостеприимные хозяева хотели от нас скрыть. Атанасиус слегка покраснел при упоминании паши, но потом успокоился и пожал плечами.

— Напротив вас остановился Вахель-паша, — пояснил он. — Я думаю, что слуги визиря напуганы слухами, которые о нем ходят. Они не хотят никаких неприятностей. И если вы пожалуетесь на них Али-паше, ну, тогда, конечно… это будет очень плохо для них.

— Почему? О каких неприятностях вы упомянули? Что говорят о Вахель-паше?

— Говорят, он колдун. Среди турков также поговаривают, что он продал душу Эблису, князю Тьмы.

— Ах, вот оно в чем дело. И он действительно сделал это?

Атанасиус посмотрел на меня. К моему удивлению, улыбки на его лице я не увидел.

— Конечно нет, — вымолвил он. — Вахель-паша — ученый, великий ученый, я думаю. Что является большой редкостью среди мусульман, поэтому вызывает множество слухов и пересудов. Поймите, все они свиньи, наши хозяева и господа, невежественные свиньи. — Атанасиус бросил взгляд через плечо. — Но если Вахель-паша не невежа… ну тогда… в таком случае… он опасен. Только турки и крестьяне верят, что он настоящий демон, а я думаю, что он странный человек и является участником странных историй, что, впрочем, одно и то же. Мне хотелось бы, мой господин, чтобы вы были благоразумны и держались подальше от него.

— Послушать вас, так он, выходит, выдающийся человек, знаменитость.

— Возможно поэтому он так и опасен.

— А вы сами встречались с ним? Атанасиус кивнул.

— Расскажите мне, — попросил я.

— У меня есть библиотека. Он хотел посоветоваться по поводу одного манускрипта.

— О чем в нем шла речь?

— Насколько я помню, — начал Атанасиус неестественно тонким голосом для столь тучного человека, — это был трактат об Ахероне, реке смерти, как повествует древняя легенда.

— Понимаю, — только и мог произнести я. Странное совпадение поразило меня. — А не могли бы вы припомнить, чем был вызван его интерес к Ахерону?

Атанасиус не ответил. Я заглянул ему в лицо. Оно было бледнее воска.

— С вами все в порядке? — спросил я.

— Да, да.

Атанасиус дернул поводья, и его лошадь пустилась вперед легким галопом. Я присоединился к нему, теперь мы снова ехали рядом, но я ни о чем не спрашивал своего проводника, который оставался нервным и отчужденным. Внезапно он сам повернулся ко мне.