Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич. Страница 10

— А что это значит? — удивился Майер, имевший некоторое представление о восточных языках.

— Англичанин решил, что это похвала, — пожал плечами Дмитрий. — И на ближайших учениях, решив похвалить своих турецких подчиненных, тоже крикнул: — карабучо!

— И что же случилось?

— К нему подошел переводчик и удивленно спросил: — почему белый господин сказал, что топчи [1] сунули снаряд не в ту дырку?

Некоторое время захмелевшие слушатели молчали, пытаясь понять, в чем соль. Первым догадался, как ни странно, скромняга Берг, и, прикрыв рот рукой, скорчился от хохота. Затем за ним последовали остальные, и только барон фон Левенштерн с недоумением переводил взгляд с одного смеющегося на другого, пытаясь понять, что же их так развеселило.

— Ох, уморил, разбойник! — вытирая невольно выступившие слезы, простонал сотник. — Так их, сукиных детей, что турок, что англичан, попили они нашей кровушки, аспиды.

Справедливо имевший славу первого полкового остряка, Бриллинг поначалу смеялся вместе со всеми, но затем, отчего-то почувствовал себя уязвленным. Выпей хорунжий хоть немного меньше, он, вероятно, сумел бы скрыть свои чувства, но теперь не имел сил унять антипатию, которую он подспудно чувствовал к этому странному моряку. Как будто они встречались прежде при каких-то неприятных обстоятельствах, но он никак не мог припомнить, при каких именно.

— Кстати, господа, — попытался он вернуть к себе внимание новой историей. — Совсем недавно до меня дошли слухи, что одна дама, с которой я был близко знаком прежде, поступила в сестры милосердия и отправилась в наши края с миссией Красного креста.

— И кто же эта таинственная дама? — скривил губы в недоверчивой усмешке Майер.

— Офицерская честь не позволяет мне открыть ни её имя, ни титул, — подпустил туману хорунжий. — Скажу лишь, что она принята в свете и её отец занимает высокое положение при дворе.

— И насколько близко вы были знакомы?

— Я бы сказал, более чем.

— Уж не хотите ли вы сказать, что эта дама последовала за вами?

— Именно так. Посудите сами, зачем ей покидать свет и ехать к черту на рога, если только не по зову сердца?

— Ах вы, проказник! Так у вас был роман?

— Увы, мой друг. И именно этот, как говорили в старину «марьяж», и стоил мне карьеры. Да-да, её папаша отчего-то взъелся на меня, и мало того, что отказал от дома, так и похлопотал, чтобы предмет страсти его обожаемой дочери убрали из Петербурга. Но, как видите, его усилия пропали втуне.

— Великосветская дама с титулом и высокопоставленным отцом, кто же это мог быть? — задумался вслух Майер.

— А я слышал, что ваше благородие вылетели из гвардии за скандал в ресторане, — с кривой усмешкой заметил Будищев.

— Что?! — вскинулся Бриллинг.

— Говорили еще, что какой-то купец лейб-гусара не то по матушке послал, не то сразу в бубен зарядил…

Большинство из присутствующих были изрядно навеселе, а оттого не сразу поняли, о чем говорит кондуктор. И прояви хорунжий больше выдержки, ему наверняка удалось бы обратить все в шутку или обернуть слова моряка против него самого, но в этот момент он узнал давнего обидчика и, против своей воли, вскочив с места, крикнул:

— Так это ты?!!

— Признали кого, ваше благородие? — издевательски отозвался в наступившей тишине Будищев.

— Я… я… я тебя убью!!!

— Да вы, батенька, надрались, — сочувственно покачал головой Дмитрий.

Взбешенный Бриллинг попытался схватиться за шашку, но привычные к таким сценам офицеры сумели пресечь назревающий скандал.

— Кажись, нам пора! — нетерпящим возражений голосом заявил сотник. — Завтра догутарим, коли охота будет.

— Честь имею! — кивнул, ничего толком не понявший Майер и щелкнул каблуками.

— Мы тоже пойдем, — согласно кивнул Шеман и решительно приказал подчиненным: — за мной!

— Что есть случиться? — широко распахнул глаза вообще ничего не сообразивший фон Левенштерн.

— Все было зашибись, братан, — тихо, практически про себя, ответил Будищев. — Даже никто не подрался.

На самом деле, он уже злился на себя за то, что не сдержался и выдал себя своему врагу раньше времени. Просто в описании данном Бриллингом, он сразу же узнал Люсию Штиглиц, и это почему-то неприятно задело его.

— Все в порядке, барон, — поспешил успокоить хозяина лейтенант. — Просто, нам, действительно, уже пора. Честь имею!

Возвратившись к себе в палатку, Дмитрий хотел было что-нибудь пнуть с досады, но заметив, что Федор мирно спит, решил не шуметь. В самом деле, злиться следовало только на себя. Ну, в самом деле, какое ему дело до хвастовства бывшего лейб-гусара? Хочет из себя корчить героя-любовника, да и флаг ему в руки… пусть потешится перед смертью! Еще пару дней потерпеть, и словил бы господин Бриллинг шальную пулю, от неведомого джигита. «Царство Небесное», как говориться. Спи спокойно, дорогой товарищ, мы за тебя отомстим. Тьфу!

А теперь что? Пока не начался поход, люди просто звереют от скуки. Так что, о ссоре моряка и таманца завтра не будут знать только глухие. То что один из них хорошо стреляет, причем на такие дистанции, что местным стрелкам и не снились, многим хорошо известно. И вот как теперь господина хорунжего на тот свет отправлять? Его там вообще-то черти заждались и подельникам без него скучно…

Занятый такими мрачными мыслями, Будищев машинально стащил с ног сапоги, надетые по случаю гулянки у Левеншетрна, и скинул китель, После чего растянулся на своем тюфяке и, взведя по привычке курок у «Смит-Вессона», неожиданно быстро уснул.

— Граф, вставай, — выдернул его из сонного забытья встревоженный голос Шматова.

— Не вставай, а вставайте, — зевнул он, переворачиваясь на другой бок.

— К табе посыльный пришел из штабу!

— Не к «табе», а к вам, — отозвался Дмитрий, пытаясь натянуть на глаза шинель, заменявшую ему в холодные ночи в пустыне одеяло.

— Да на хрена он нам нужен! — рассвирепел обычно кроткий Федор и решительно дернул своего «барина» за торчащую из-под шинели босую ногу. — Людским языком табе сказано, пришел посыльный! Скобелев требует!

— Бррр, — удивленно потряс головой кондуктор. — А зачем?

— А вот не доложили мне, — огрызнулся денщик.

— Ладно, — подскочил уже совершенно проснувшийся Будищев. — Умыться есть из чего?

— И умыться есть, и побриться, а чаю попьешь, когда вернешься от генерала.

— А если он меня пошлет, куда Макар телят не гонял?

— Значит, не попьешь.

— Дай хоть просто холодной воды, а то в горле пересохло…

— Пить надо меньше.

— Федя, блин!

— Я уже двадцать пятый год как Федя, — буркнул в ответ Шматов, подавая стакан воды перемешанной с клюквенным экстрактом.

В штабной кибитке его, помимо мрачного как черт Скобелева, ждали командир таманцев полковник Арцишевский и начальствовавший над моряками лейтенант Шеман. Стало ясно, что речь пойдет о вчерашнем инциденте и ничего хорошего от этого разговора ожидать не приходилось.

— Здравия желаю Вашему Превосходительству! — со всем возможным почтением поприветствовал генерала Будищев.

— Нет, вы только на него полюбуйтесь, — ухмыльнулся командующий. — Хорош, нечего сказать!

— Покорнейше благодарю!

— Будищев, не юродствуйте! Любого другого унтер-офицера за подобный фокус ожидало бы разжалование. Но вы известный изобретатель, можно сказать ученый, и… да к черту ваше изобретательство! Если бы, я не чувствовал себя обязанным за спасение Студитского, вы сегодня же встали бы в строй рядовым, и, смею заверить, никакие высокопоставленные особы не защитили бы вас!

— Осмелюсь спросить, ваше превосходительство, уж не идет ли речь о нашей размолвке с хорунжим Бриллингом?

— Размолвке? Нет, каково?! Да будь вы офицером, такую размолвку можно было бы разрешить только у барьера!

— А доложили ли вашему превосходительству, из-за чего произошел этот инцидент?

— Да какое это имеет значение?!

— Ну, если честь дочери военного министра не имеет значения…