Парижское Танго - Холландер Ксавьера. Страница 6

Я поверила ему.

На следующий день звонок раздался ровно в два часа. Насколько же это был другой Ролло! Он явился в голубых в обтяжку брюках и голубом свитере, и я почувствовала, что он сгорает от желания. Он ворвался в комнату и пронесся мимо меня, как сорвавшийся с привязи козел. Он казался уверенным в себе и, едва успев бросить мне «привет», в какие-то десять секунд разделся догола.

— Эй, не спеши, — осадила я его. — Давай сначала немножко подразнимся.

— Подразнимся! Подразнимся? А что это такое, черт побери! Две недели я лез на стенку. Если бы ты только знала, как мне трудно удержать свои руки… И, вероятно, без толку, — сказал он раздраженно.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— Психиатр считает, что из этого ничего не выйдет, — обиженно надув губы, сказал он. — После того как я ему рассказал, как провалился в последний раз после часа бесплодных попыток, он утверждает, что мне никогда не удастся спустить в тебя.

— Послушай, Ролло, давай кончим болтать и приступим к делу.

Я разделась, подошла к нему и проверила его член. Он был даже больше, чем в прошлый раз. Я все прикинула и решила не трогать его руками. Я просто слегка прикоснулась к нему языком и взяла его в рот. Это напоминало сосание горячей сосиски. Я могла чувствовать, как он вибрирует, и в тот момент поняла, что победила. Этот врач-недоносок, возможно, и был большим специалистом по головам, однако по хвостам экспертом была я. Ролло был слишком возбужден для всяких тонкостей, поэтому я только быстро погладила его по животу и внезапно уселась на его член. На этот раз он и не собирался скисать. Я проехалась на нем и раз, и два, и три и могла ощущать, как он сотрясается и дрожит, приближаясь к оргазму. Тогда я легла на него сверху, крепко прижавшись к нему всем телом и раздвинув ноги, чтобы полностью контролировать его. Я прижала его плечи к себе и стала целовать. Его ресницы трепетали, и я ощущала, как внутри него зарождается новое, сильное движение.

— Я чувствую, что во мне тоже зарождается сильное движение, — сказал Лео.

— Ш-ш-ш, Ролло вот-вот должен спустить, — сказала я.

— Слава Богу! — воскликнул Лео.

— Я действительно рада за него, — объявила Марика, тоном школьницы.

— Ролло, действительно, оказался находчивым, — продолжила я рассказ.

— Поздравь меня! — проревел он.

— Поздравляю, — прошептала я.

— После двадцати пяти лет я наконец-то стал мужчиной. Четверть драного века! Догадываешься, что я сделаю первым делом?

— Что?

— Я скажу этому обсосанному психиатру, что он может нацепить презерватив и зае… себя до смерти!

Лео и Марика зашлись смехом — я искусной пантомимой изобразила Ролло в момент его триумфа и была рада, что мой рассказ (наконец-то!) обрел счастливый конец.

Потом Лео и Марика начали возиться на кушетке, и я подумала, что наступил момент завязать более интимные отношения между нами, но нет, через минуту или две обоюдного щекотания они выпрямились, и вместо свинга мы продолжили наши разговоры глубоко за полночь.

Я была возбуждена, однако существует несколько видов интимности, и эта — наша растущая дружба — была вполне достаточной на данный момент.

3. АМСТЕРДАМОЧКИ

Несмотря на мое продолжающееся сексуальное голодание, то, как Лео и Марика включили меня в свою жизнь, действительно заслуживает внимания. На деле, все, касающееся Хоффманов и их друзей, было для меня абсолютно в новинку; они занимались свингом под совершенно другую барабанную дробь, поскольку их философия жизни и любви была полностью противоположна жестким, основывающимся на деньгах реалиям Нью-Йорка. Не было никакой проституции и денежных интересов, только свободный секс, свободная любовь и теплые, заботливые дружественные отношения — без вспышек ревности, попыток командования или же ссор.

Конечно, мой старый образ жизни довлел надо мной, но сейчас я не только не торговала сексом, у меня просто не было никакого секса. Я холостяковала с момента приезда в Амстердам, наполовину чокнулась от желания, и моему состоянию ничуть не помогло посещение в Амстердаме вместе с Лео и Марикой района красных фонарей. Я не скажу, что оно меня возбудило, но то, что оно заставило меня навязчиво думать о сексе, это правда.

Девицы представляли собой причудливое сочетание от пикантных молоденьких особ до старых развалин, причем все они сидели в больших застекленных, расположенных на уровне улицы окнах наподобие манекенов в витринах универмагов. За спиной каждой девицы была почти одинаковая обстановка: опрятно застеленная двуспальная кровать с полотенцем, раковина с рулоном туалетной бумаги и сбоку столик с пакетиком презервативов.

Когда мужчина заходит, девушка задергивает шторы, и они быстро договариваются о цене. И до того, как они приступят к действию, деньги уже в руке у девушки. Затем она ведет клиента в ванную и заставляет его помочиться, прежде чем обследовать его пенис и визуально убедиться, нет ли у него венерического заболевания.

Это напоминает инструктаж по технике безопасности на промышленном предприятии и настолько же романтично. Но девушки эксперты в этом вопросе. Любой мужчина, который имеет жалобы, получает гондон на свой член независимо от того, хочет он этого или нет. И более того, он даже иногда не знает, что гондон надет на него.

Когда девица становится на колени и начинает сосать член клиента — услуга, которая, между прочим, стоит гораздо дороже, чем просто траханье — она уже спрятала у себя во рту презерватив, который затем мастерски надевает на головку члена. С помощью игривых пальчиков, которые, как думает клиент, используются для его возбуждения, она закатывает гондон на стоячий член.

Затем, когда он еще не догадывается, что же происходит, она уже на нем. И только потом, глядя на свой поникший член, он понимает, что был заточен в гондон.

Девушки обслуживают одного клиента в среднем от десяти до пятнадцати минут, а если он задерживается слишком долго, тогда следует вежливый стук в дверь. Еще через три минуты, если он не вышел, следует резкий стук и неприличный возглас. Через пять минут его вышвыривают за дверь с голой задницей с помощью вышибалы или сутенера, который бывает большой женоподобной особой, не испытывающей особого уважения к мужчинам.

Часто девицы являются так же опытными карманниками, и многие американские солдаты и матросы были очищены до нитки во время своих похождений в Амстердаме.

Девицы славятся своим здравым смыслом, однако они могут быть и очень-очень гадкими. Я остановилась перед одним окном и указала Лео и Марике на пожилую женщину, сидящую вместе с очень молодой хорошенькой девушкой. Я решила подразнить своих спутников и спросила: «Как вы думаете, где мать, а где дочь?». Минуты через две, когда мы снова проходили мимо них, старуха выскочила на улицу и завопила истошным голосом: «Ты хочешь знать, где мать, а где дочка? Загляни сюда на минуту, чтобы мы могли высыпать тебе на голову корзину с гондонами!»

Мы побыстрее убрались восвояси, а она еще долго продолжала вопить и буйствовать, как старая ведьма, которой она, впрочем, и была. Если чего и нужно избегать на этих улочках и каналах, так это драки, особенно, если она вызывает интерес у сутенеров и сводников.

За те годы, что. меня здесь не было, отмечен наплыв молодых суринамских девушек — чернокожих из голландских колоний, которые являются голландскими гражданами. Почти всегда они контролируются чернокожими парнями, тоже из Суринама, проделавшими тот же самый путь. Именно этих «бедных туземцев» можно найти слоняющимися ночью по берегам каналов или сшивающимися в барах сомнительной репутации, где их, так называемые, «жены» сидят у окна в ожидании приключений.

Известно также, что они могут пригрозить пистолетом или ножом богатому туристу, приговаривая: «Плати или умрешь!». И они не шутят. Они не посовестятся взять бумажник с вашего мертвого тела.

Квартал красных фонарей в Амстердаме также проявляет заботу и об извращенцах. Выставленная в окне проститутка, в данном случае, обычно старая шлюха со зловещим шрамом поперек лица. За ее спиной, сквозь окно, можно видеть мечи, кнуты, наручники, плети-семихвостки и ножные кандалы — последнее, очевидно, предназначается для той редкой залетной птички, которая увлекается мазохистским ножным фетишизмом!