Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - Камша Вера Викторовна. Страница 13

Лионель Савиньяк потянулся, просчитал про себя до шестнадцати, встал и зажег свечку. В юности он частенько просыпался на таких вот постоялых дворах, высекал огонь, наскоро одевался и уходил навсегда, оставив на столе кошелек, а в постели – спящую красотку. В Олларии память о молодой бездумной лихости будто илом затянуло, только ил нетрудно и соскрести… Немного зимней ночи, удачно сделанное дело – и тебе опять двадцать, пусть и на пару минут, а ужин подавала очень славная девчушка. Ли Лэкдеми не оплошал бы, только его давно нет, а «подобный Флоху» обойдется до Аконы без женщин. Маршал слегка повернул подсвечник и бросил на стол возвращенную Дювье эсперу; не потускневшее за века серебро взглянуло в глаза огню и налилось червонным золотом. Так на полуденном солнце горят лепестки еще живых иммортелей… Суть жизни, блеск осени и при этом – символ зимы, а значит, смерти.

Свеча слегка потрескивала и мигала, но Салиган упорно спал, время от времени всхрапывая, видимо, из-за разлегшегося у него на голове кота. Хранить сон дукса Ли не нанимался, но и будить было не с чего: все, что получалось вытрясти друг из друга, они уже вытрясли, оставалось осмыслить.

Раймон не сомневался, что с погодой, пусть и не нарочно, надурил Вальдес, Ли склонялся к тому же. Альмиранте прекрасно понимал, что Заля нужно выставить за Кольцо, но созерцать уходящих подонков трудно, почти невыносимо. Ротгер как-то сдержался – не бросил в погоню конницу и не бросился сам, но ярость искала выход и снесла некий барьер, выпустив, а вернее, погнав наперерез «зайцам» бурю. Заль остановился, попятился, навалился на Вержетту, и тут желание адмирала совпало с долгом. Прозеленевшая сволочь напирала, Вальдес ее не пускал, так не пускал, что белая рубаха стала красной, а вьюга остановилась и не двигалась с места, пока залитого кровью Бешеного не оставили без бесноватых.

Начало казалось понятным, вернее, логичным, из одного вытекало другое, но что случилось потом? Очнувшийся Ротгер вертел головой, оглядывая дело рук своих, а буря… Буря и не подумала уняться, напротив, она ринулась вперед, сгоняя в одну кучу «зайцев» и тех, кто их сдерживал. На подступах к ничем не примечательному городишке бесчинствовал ветер, а где-то вовсю сияло весеннее солнце и топтал молодые травы табун, причем все это было чем-то единым, древним, безжалостным…

Снежные жеребцы казались страшней бурана, способного разве что задержать или сбить с пути полк-другой. Ураган на Мельниковом был куда внушительней, но на то, чтоб смахнуть с лица земли пару армий, как в древности смахивало города, его не хватило. Мало того, самый впечатляющий смерч удалось развернуть. Почти наверняка это сделал Валентин, хотя сам он ничего не помнит, вернее, помнит надвигающийся крутящийся ужас и обезумевшего коня. Придду пришлось отвлечься на мориска, он его подчинил и увидел удаляющийся зеленый столб.

Зеленый? Арно помнит серое с черным, Ариго с Ойгеном ничего толком не разглядели, а у бергера еще и кровь носом пошла, но кровью займемся позже, сперва Валентин. Спрут – отличный наездник, пусть и похуже Малыша, а Соберано с Каном друг другу ровня, и оба выезжены на морисский лад. Кан слушался всадника до последнего, а братец тоже до последнего ждал и лишь потом положился на волю коня; задури жеребец, Арно бы его унял, но тот не дурил. В отличие от Соберано. Это – если Придд помнит то, что было на самом деле, а не часть прогулки по кошмару. Именно часть, незначительную и более всего напоминающую явь. Странные тропы, на которые порой заносит, уродуют память, но с каждым разом помнишь все больше. Вот что в самом деле удивляет, это воля и сила Валентина, сумевшего без подготовки и гальтарских масок прорваться в небытие, подчинить стихию и вернуться, разве что Повелитель по определению сильнее вассала. Нельзя забывать и о том, что на Мельниковом буянили вода и ветер, причем ветер начал первым, понять бы еще, кто умудрился его поднять или… призвать?

Вопросы громоздились один на другой, но оценить всю гору целиком Ли не успел, поскольку Салиган с котом не только проснулись, но и соизволили встать.

– Вот зачем? – свободный дукс сунул в открытую чернильницу палец. – Зачем ты не спишь? Теперь мы с Раймоном не можем тебя разбудить, а это обидно!

– Пожалуй, – Савиньяк отодвинулся, предоставив свободному дуксу возможность поставить здоровенную кляксу. – Ты прав, с ней лучше.

– Так и ты прав. – Раймон сгрузил своего зверя на стол, тот покрутился на одном месте и уселся на самом краю, свесив хвост. – Что мне передать зайчику?

– Что Вальдес его не забудет. Что мне передать Рокэ?

– Что я завещаю ему все благоприобретенное мной на службе дуксии движимое имущество, но мой нынешний домик отойдет Раймону… Давно хотел спросить, ты кого-нибудь уже травил или все шпагой да шпагой?

– Травил, – с чистой совестью признался не раз пускавший в ход нарианский лист Савиньяк. – Это несложно.

– Я так и думал, – дукс поставил еще одну кляксу и потянулся, – со мной что-то происходит, я начинаю испытывать бескорыстную тягу к армии. Еще немного, и я не смогу спокойно спать. В дуксии. Что в этой кружечке?

– Спроси Мишеля. – Лионель отхлебнул оставшейся с вечера горьковатой кислятины. – Ягоды шиповника точно есть… и еще что-то… Намекаешь на завтрак?

– Завтрак у тебя будет негодящий, – Салиган допил фульгатское варево и подсунул кружку коту, тот немедленно проверил, чихнул, вякнул и ретировался. – Я с вечера сложил все лучшее в мешочек, а в обмен оставляю тебе Дювье, я видел, он тебе понравился. Ты проводишь нас с Раймоном до порога? Коломана вон аж до тракта проводил!

– Гордись, тебя я провожу аж до Кольца. – Летом бы уже рассвело, но в Зимние Ветра солнце поднимается поздно, а низкие тучи накидывают ночи еще час, если не два. Самое время выезжать. – Мало того, я на прощанье у тебя кое-что попрошу.

– А я не дам. Для твоего же блага. Брать вредно, от этого можно сгинуть без следа, только дом в вепрях и останется.

Возглавляемый «фульгатами» кортеж неспешно вытек из Цитадели и двинулся через заснеженный городок. Утро выдалось морозным, и Старая Придда выглядела немноголюдной и очень чистенькой, любо-дорого смотреть. Печные дымки таяли, не добравшись до высокого неба, заиндевевшие деревья на его фоне казались серебряным шитьем. Солнечный зимний холод нарядней лета, это оттепель все мажет серым…

– Арно, – окликнула мать, – ты уверен, что не влюблен?

– Вроде нет… А что?

– Выглядишь несколько мечтательней, чем обычно.

– А… Всё в порядке, просто красиво.

Мать не ответила, только сощурилась на принарядившуюся по случаю отъезда пятерку Раньера, но вряд ли ее занимали новенькие варастийские шапки.

– Не могу не согласиться с Арно, – Валентин счел уместным поддержать разговор. – Прекрасный вид и прекрасное утро. Я очень рад, что герцог Ноймаринен вчера не смог меня принять и отъезд пришлось перенести на день.

Герцог Ноймаринен не смог вчера, дамы Ноймаринен не смогут сегодня, ибо должны нанести супруге кардинала оговоренный визит. Без Леоны – марикьяре есть марикьяре, ее от клириков мутит, зато конной прогулке она всегда рада.

– О да, – Арно мутило от вранья, но деваться было некуда: если не воюешь и не сидишь у друзей, ты так или иначе врешь. – У господина Заразы с переносом аудиенций полный порядок.

– Как и со всем остальным, – уточнила мать. – Именно поэтому я в легком недоумении: «лиловый» эскорт выше всяких похвал, но вы взяли с собой еще и «фульгатов».

– Решение принимал Арно, но я счел его правильным. Ты можешь повторить свои доводы или это сделать мне?

– Могу, конечно. Без собственной свиты разъезжать несолидно, а мне за тебя отчитываться, если не перед Рокэ, то перед Бертрамом, да и Кроунеру посмотреть что-нибудь, кроме войны, не помешает.

– Думаешь, он найдет загадочную самоубийцу?

– Подвал поискать тоже стоит, – не стал отпираться виконт, возлагавший на маленького капрала немалые надежды. – Аналитически.