Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - Камша Вера Викторовна. Страница 9

– Я видела поля, заросшие вьюном, рядом с ним никакая другая трава не выживает, но я понимаю, что ты хочешь сказать. Вот поймут ли другие, услышав, что ты считаешь Катарину Ариго слабой.

– Я не говорю с «другими», – покачала головой Георгия, – я говорю с тобой. Катарина безумно боялась Сильвестра и Манриков, но еще больше она боялась Создателя. Этот страх и заставлял ее барахтаться в поисках хоть какой-то опоры. Сильный человек мог сделать с ней что хочет, и делал. Я об эсператистском кардинале, который, по сути, и являлся настоящим регентом. К счастью, интересы этого Левия не противоречили нашим, и, к еще большему счастью, он вовремя и с пользой умер. Ты не согласна?

– Как я могу быть согласна, если его высокопреосвященство знал толк в шадди, а меня спас его человек?

То, что шадди внесли именно сейчас, можно было счесть знамением. Герцогиня с улыбкой предложила выбрать чашечку первой, графиня пожала плечами, она не боялась. Пока.

– Разумеется, ты сожалеешь о приятном собеседнике и благодарна за спасение, – Георгия непринужденно испортила одну из чашек сливками. – Ему и мы с Рудольфом благодарны, но одно другого не исключает. Левий мог быть сколь угодно хорош, но Талиг – это олларианство. Мы не могли себе позволить, чтобы серый кардинал обыгрывал черного, а Бонифаций, даже вместе со столь любимым Рудольфом Титом, эсператисту были не соперники. Потому мне и приходится радоваться смерти наверняка достойного человека… А ведь когда-то Артур Фукиано подавал большие надежды! Ты ведь его знала?

– Не слишком. – Вернулась к кардиналу… Что ж, на сей раз можно и понять. – Моя почти помолвка с его братом обошлась без моего присутствия, а потом я уехала в Савиньяк, так что могу судить разве что со слов Рокэ и Бертрама.

– Бертрама? Как странно… Не думала, что граф Валмон исцелился настолько, что сумел перехватить следующего на север кардинала.

– Сумел бы, – Арлетта вежливо отхлебнула. Чуда не произошло: шадди был бездарно крепок. – Если б узнал и счел нужным.

– Так они не встречались?

– Сейчас, насколько мне известно, нет. Просто Бертрам любопытен, особенно когда речь заходит о кардиналах и маршалах, и он, в отличие от меня, знал Бонифация не понаслышке. Бедняга с юности был ревнив, особенно если соперник носил мундир с широкой перевязью. Кажется, столь скоропалительным появлением его высокопреосвященства в Старой Придде мы обязаны маршалу Дьегаррону, а еще более стремительным отъездом в Академию – твоему мужу.

– Арлина, ты меня пугаешь!

– Всего лишь сплетничаю.

– Вернее, шутишь, – Георгия засмеялась и потянулась к пирожным. Значит, приняла к сведению, но не хочет, чтобы это дошло до собеседницы. – Не знаешь, где взять виды Сагранны и Варасты? Мне кажется, в королевской резиденции, тем более расположенной на севере, должны быть и южные залы. Кагеты, по словам Валме, рисуют каких-то ужасных птиц, а кэналлийцы?

– До недавнего времени на диком юге требовались разве что военные, – Арлетта старательно сощурилась на шпалеры. – Среди алвасетских стрелков можно найти недурного гитариста, но не художника.

– Членов королевской академии сейчас не собрать, придется обращаться в Приддену. Хочешь сказать, что о подобных мелочах сейчас думать не время?

– Не хочу. Единство севера и юга – это не только браки, но и дворцы, и романсы.

– Хорошо, что ты это понимаешь, хотя ты же Рафиано… Наверное, я делаю ошибку, но мне придется быть с тобой откровенной настолько, насколько мать может быть откровенна с другой матерью. Ты к такому не привыкла и уже не привыкнешь, однако у меня нет выбора. Нет, я не об Урфриде и Лионеле, тут ты меня даже не убедила – заставила прислушаться к сердцу.

– Чьему, своему или Урфриды?

– Своему. Я отдаю должное таланту и воле твоего сына, и я понимаю, что наша с Рудольфом дочь не вправе жить для себя, особенно в такое время, но возвращение Алвы дает Фриде шанс.

– Теперь уже я ничего не понимаю. Ты ведь не думаешь уговорить Рокэ жениться?

– Что ты! Просто у Фриды появилось несколько лет, чтобы пережить свое злосчастное увлечение. Она успокоится и поймет, что ей нужен не холод, а тепло. А Роберу Эпинэ нужен разумный, нежный друг, но это ждет. Моя вынужденная откровенность касается Гизеллы… Отчего-то мои девочки бессильны перед твоими сыновьями.

Следовало покаянно вздыхать и сочувствовать, но «урожденная Рафиано», оправдывая репутацию, продолжала щуриться на ползущий по шпалере голубой ледник. Ро успешно сбежал, продемонстрировав негаданную хитрость, а Гизелла, если Арлетта хоть что-то понимала, была не более чем поводом для просьбы убраться из Старой Придды, то есть, конечно же, убрать рокового Арно… Сына чудовищная мать и сама бы с радостью вытолкала на какую-нибудь войну поуютней, но оставлять нарождающийся двор без присмотра было опрометчиво. Не заявись в Старую Придду Валме.

Вдосталь налюбовавшись ледником, графиня Савиньяк снизошла до пирожного и полюбопытствовала, как церковные художники уживаются с академиками, а те друг с другом и с ректором.

– Лионеля в свое время разозлила замена Аврелия на Авнира, – приврала она. – Тогда многие считали, что Сильвестр от бывшего столичного епископа Академией просто откупился.

– Твой сын, само собой, считал иначе.

– Кажется, Ли говорил, что сам Аврелий счел свой отъезд шагом к кардинальству. – О клириках сын не говорил ничего и никогда, но так убедительней. – Забавно, что епископ Сабве и Пуэна придерживался противоположного мнения, полагая удаление Аврелия началом своего собственного возвышения. Видимо, его ввели в заблуждение Колиньяры, а вот кто ввел в заблуждение Тита? Рудольф?

– Ах нет, – отмахнулась Георгия, и Арлетта залюбовалась кружевами на рукавах подруги юности, очень пышными. – Рудольф обратил на Тита внимание, когда тот отказался оглашать послание Агния.

Такого количества Адрианов Матильда еще не видела, причем все они были даже не без волос – без черепов. На эсператистской иконе с ее черным фоном подобное еще могло сойти, но олларианцы рисовали святых среди пейзажей. Испакощенный Адриан витал меж каких-то сосенок, которые лишь подчеркивали отсутствие у бедняги изрядной части головы.

– Вы так задумчивы, – приставший к кардинальше благообразный аспид решил наконец подать голос. – Я могу разрешить ваши сомнения?

– Где шлем, – хмуро вопросила принцесса, – или хотя бы волосы?

– Это заготовки, – бросился объяснять клирик. – Лица должны высохнуть, и тогда… поверх красочного слоя… доспехи… серебряная краска… дороже прочих…

Не слушая, Матильда сцапала ближайшего Адриана и, стараясь не замазать пальцев, вгляделась в пустую надутую физиономию.

– Я видела изображения и получше, – буркнула она и тут же услышала, что адрианов в Талиге требуется много, больше, чем других святых, разумеется, не считая Октавии, а хорошие художники дороги. Пришлось набрать кого попало, посадить в ряд и обучить каждого паре мазков. Ценитель, конечно, такое не купит, но бедняки к ценителям относятся редко, а эти адрианы предназначены малоимущим. Его может себе позволить любая вдова или сирота.

– А что могу себе позволить я? – прервала почти гидеонитские излияния алатка. Женщина помнила, что должна выказать норов, но сейчас кусалась не для дела и даже не для удовольствия. Ей было противно, словно при встрече с Хогбердом. – Мне нужен пристойный Адриан, он у меня всегда висел, но раз уж я в Талиге, придется взять что-то здешнее. С пейзажем, но этих я не хочу!

– О, – немедленно возликовал спутник, оказавшийся помощником заправляющего в мастерских Платона, – разумеется, к вашим услугам будет наш лучший мастер. Поверьте, Ришар Дюпон обещает стать новым Рихтером! Если б только вы предупредили о своем появлении! Ваши глаза никогда бы не оскорбило то, что для них не предназначено… Когда мне сообщили, что принцесса Мекчеи вошла через ход для подмастерьев, я не поверил своим ушам…

– Разве вам не сообщили?

– Разумеется, нет, иначе я бы вас встретил. Прошу вас, скажите, кому вы говорили о своих намерениях?