Сверхъестественное. Мифотворец - Ваггонер Тим. Страница 3

Джимми схватился за наруч и попытался оторвать от себя руку Адамантины, но то ли он был слишком слаб, то ли она оказалась чересчур сильной – наруч не сдвинулся с места. От его рук и шеи начал кольцами подниматься дым, а кожа в местах соприкосновения с металлом почернела. Джимми больше не кричал, только издавал отрывистые приглушенные звуки, словно его голос пульсировал в такт пронизывающим тело электрическим разрядам. От него полетели искры, и дым теперь шел от головы, туловища и даже ног. Джеффри испугался, что Джимми сейчас вспыхнет, но тот дернулся и обмяк, уронив голову набок.

Гудение стихло, и хотя тело Джимми – мертвое тело – по-прежнему дымилось, искры от него больше не летели. Адамантина взглянула на него с отстраненным любопытством, затем разжала пальцы. Тело Джимми рухнуло на асфальт и осталось лежать неподвижно, продолжая дымиться. Кожа на шее и ладонях обуглилась.

Адамантина повернулась к Джеффри.

– Чем же ты ответишь на мое более чем щедрое предложение? – осведомилась она.

Джеффри покосился на тлеющий труп приятеля. Он был в ужасе от того, что случилось с Джимми: тот был хорошим парнем и не заслуживал такой смерти. Но… он посмеялся над Адамантиной. Разве он не почувствовал могущество, исходящее от этой женщины? Над такой силой не шутят. Она требует уважения. А если ты будешь уважать ее, то, возможно, сам получишь какую-то часть этой силы, пусть и крохотную.

Джеффри опустился на колено и склонил голову.

– Моя госпожа, – произнес он.

Когда Адамантина нежно положила ладонь ему на голову, перчатка была все еще теплой. Он ощутил, как это тепло растекается внутри, и по телу пробежала приятная дрожь. Он никогда не испытывал ничего чудеснее.

– Мне жаль.

Лена Нгуен сложила руки на столе перед собой. Она всегда так делала, когда сообщала пациентам плохие новости, хотя сама точно не знала почему. Утешала себя, должно быть. Онкология – не самая простая область в медицине, особенно если так глубоко сопереживать пациентам, как делала Лена. Она привыкла сообщать дурные вести – даже слишком привыкла, – но легче от этого не становилось.

По другую сторону стола сидела семейная пара – двое мужчин за сорок. У обоих были короткие светлые волосы с проседью и аккуратные бородки клинышком. Один из них был более тощим, и Лена знала причину его худобы. Мужчины держались за руки, и, хотя в глазах того, что покрепче, стояли слезы, лицо второго хранило бесстрастное выражение. Лена много раз видела подобное. Он просто ошеломлен новостями и еще не прочувствовал их в полной мере. Но рано или поздно это случится.

Томас Розенман и его муж Дэвид впервые пришли к ней на прием три года тому назад. Томас начал испытывать сложности с дыханием, и его доктор назначил серию анализов. В результате в правом легком обнаружилось несколько подозрительных уплотнений, которые оказались раком в третьей стадии. Ирония заключалась в том, что Томас за всю свою жизнь не выкурил ни единой сигареты. Но таков уж рак. Иногда бывает определенная причина, однако часто он просто поражает ни с того ни с сего, подобно удару молнии. Просто так получается.

Именно тогда к команде лечащих врачей присоединилась Лена. Она назначила операцию и агрессивную химиотерапию. Операция прошла успешно, и, хотя терапия была нелегкой, Томас справился. Последовавшие проверки показали, что болезнь вроде бы отступила. Разумеется, когда речь идет о раке, «отступила» означает «временно отступила». Рак часто возвращается, и именно так и произошло с Томасом. Спустя два безоблачных года компьютерная томография показала несколько опухолей в легком, которые увеличивались так стремительно, что Лена понимала: на этот раз Томас едва ли выживет. Разумеется, свои опасения она высказывать не стала. Она заговорила о немедленной операции и новом курсе химиотерапии. Она пыталась приободрить пациента, даже преувеличила его шансы, однако, кажется, ни Томас, ни Дэвид не купились на ее сахарные речи. Возможно, ее тон оказался не таким уж убедительным. Либо они прошли через слишком многое, и у них не осталось сил бороться.

Оба молчали несколько минут, и Лена тоже сидела тихо, сцепив пальцы. Было сложно просто сидеть и смотреть на их боль, не в силах сделать хоть что-то, однако Лена по опыту знала, что сейчас ей нужно просто дать им время на осознание полученных новостей.

Кабинет был маленький, но поскольку он предназначался в первую очередь для консультаций, размер не имел особого значения. Зато он не выглядел очередной холодной стерильной смотровой. Лена хотела, чтобы эта комната была теплой и уютной, чтобы пациенты могли расслабиться – насколько это возможно, учитывая причину их посещения. Для достижения этой цели стены были обшиты деревом, а на полу лежал кремовый ковер. Мягкие кожаные кресла были удивительно удобными. Позади нее стоял деревянный шкаф с медицинской литературой, а на стенах висели успокаивающие пейзажи – горные хребты, лес, океанское побережье. Рядом с картинами пристроились дипломы и награды в рамочках. Лена держала в кабинете и растения – бостонский папоротник, спатифиллум и филодендрон. Они не только очищали воздух, но и помогали создавать умиротворяющую атмосферу. По крайней мере, на это надеялась Лена. На ее столе не было ничего, кроме телефона и обычно закрытого ноутбука. Она старалась не пользоваться потолочными флуоресцентными лампами, предпочитая напольный светильник или мягкое естественное освещение из единственного окна. Но сколько бы Лена ни силилась сделать кабинет уютным, она знала, что ее усилия мало помогают, если помогают вообще.

Лена была невысокой, ее рост едва превышал полтора метра. Черные волосы, обрамляющие круглое лицо, были длиной до плеч, а еще она носила очки, полагая, что они придают ей серьезный вид – и компенсируют невысокий рост. Когда люди впервые видели ее – особенно если не знали о ее профессии, – то обращались с ней, как… ну, не как с ребенком, конечно, но и не как со взрослой. Именно поэтому она носила очки, а не линзы, хотя не была до конца уверена, что этот прием удачный.

Во время затянувшейся паузы Томас смотрел в стену, но потом все же поймал взгляд Лены и спросил:

– А если я не буду ничего делать, ни операции, ни химии… сколько мне останется?

Вопрос ее не удивил. Она уже слышала его раньше от пациентов, но Лена не любила на него отвечать. Она не верила в то, что можно сдаться без борьбы.

– Полгода, – ответила она. – Может, год. Но большую часть времени вас будут мучить сильные боли, а ближе к концу придется лечь в больницу. – Она помолчала. – Или в хоспис, смотря что выберете.

– Том, о чем бы ты ни думал, прекрати немедленно, – со страхом, но твердо велел Дэвид. – Мы будем бороться точно так же, как в прошлый раз, и победим.

Томас улыбнулся мужу грустно, но с любовью.

– Но вероятность того… – начал он.

– К черту вероятность, – рявкнул Дэвид. – Мне важен лишь ты.

Их любовь была трогательна. Брак самой Лены закончился разводом несколько лет назад. Они с мужем разошлись достаточно мирно, детей у них не было, и, хотя Лена иногда ходила на свидания, она до сих пор ни к кому не привязалась, не говоря уже о том, чтобы влюбиться.

Такие разговоры были худшей частью ее работы. Она стала доктором и выбрала своей специализацией онкологию после того, как еще старшеклассницей потеряла мать – та умерла от рака груди. Лена не была ни глупой, ни излишне самонадеянной, чтобы поверить, будто способна собственноручно исцелить рак, однако она посвятила жизнь борьбе с ним и, что важнее, давала людям надежду. Увы, дать надежду Томасу и Дэвиду она не могла и чувствовала себя ужасно.

Лена собиралась еще раз привести доводы в пользу лечения, невзирая на небольшие шансы на успех, но тут дверь открылась и в кабинет вошел мужчина в белом халате.

При виде его у Лены перехватило дыхание. Он был не просто красив, он был прекрасен – так же, как прекрасны греческие статуи: кудрявые черные волосы, высокие скулы, мужественный подбородок, полные губы и совершенно невероятные синие глаза, такие яркие, будто подсвечивались откуда-то из глубины. Они поразили Лену настолько, что всего через несколько мгновений она испытала непреодолимый порыв отвести взгляд. Халат мужчины буквально светился белизной, а на груди слева синими нитками – в цвет глаз – было вышито единственное слово: «Пеан». Имя показалось знакомым, но Лена не могла вспомнить, где именно его слышала. Под халатом на Пеане была белая рубашка и красный галстук с узором из медицинских инструментов – стетоскопов, шприцев, шпателей отоларинголога, термометров и манжетов тонометра. Образ дополняли темные брюки и ботинки, черные настолько, что казалось, будто они притягивают и поглощают свет.