Из Тьмы (СИ) - "Добродел". Страница 83
«Не везёт мне в смерти, не везёт в любви! В картах, что ли, удачу попытать?» — насмешничая над собой, кивнул удаляющемуся наёмнику и поспешил оставить парочку наедине.
Даже моему некрокролику везло с девушками больше! Люцифер уже обзавёлся рыжей рабыней, которая взамен на позволение повязывать на себя бантики, гладила и питала его вкусняшками. Стоило нам встать на привал, Акира направилась к толстому караванщику за «вкусненьким для Люци». Я бы не удивился, узнав, что всё время пока мы с Наталом приглядывали за Эрис, сокомандница счастливо сюсюкала над поглощающим угощение зверьком.
Да… если она узнает о настоящей сущности моего питомца, то это выльется в грандиозный скандал. Никто не любит некромантов! А потом ещё смеют возмущаться, почему это мы такие злые! Всё из-за недостатка любви и, хех, ласки. Несмотря на попытки себя развеселить, раздражение и досада так никуда и не делись. Хотелось встретить неосторожного монстра или неудачливых бандитов, чтобы было на ком сорвать раздражение.
* * *
«Мечты сбываются!» — издевательски твердила реклама из прошлого мира. Правда рекламщики вежливо умолчали, что сбываются они не у всех, не все и зачастую отнюдь не желаемым образом.
Вот хотелось мне повстречаться с разбойничьим народцем? Получите и распишитесь! Желание исполнено. Только вместо радости, внутри тлела жажда пожать исполнителю горло, да так чтобы хрустнули позвонки, а под пальцами начала расходится податливая плоть.
Чем же я так недоволен? Да много чем. Начиная от паршивой погоды, промочившей насквозь плащ и даже вроде как непромокаемую одежду и заканчивая тараканами в голове глав-караванщика, которые не иначе как устроили там революцию.
Было категорически непонятно, какими хитрыми планами руководствовался Иводзима, изменив маршрут. Может и теми, которые курят. На трезвую голову такую мудрую мысль не родишь. Теперь вместо того чтобы спокойно продолжить путь по выложенному широкими плитами ровному хайвэю центрального тракта, мы тащились по колдобинам и грязи одной из второстепенных дорог.
Дело конечно его, но начавшаяся тряска мешала читать и затрудняла погружение в медитацию, чем изрядно раздражала. Ещё сильнее раздражало многословное нытьё трусоватого толстяка, который уговорил-таки друга удвоить сопровождение, как только мы покинули контролируемую вояками территорию. Мерзкий то усиливающийся то затихающий дождик, начавшийся аккурат с моим выходом, только подогревал потихоньку перерастающее в глухую злобу недовольство.
Даже успокоительные печеньки не помогали. Потому что они, блин, отсырели! В общем, лишившись вкусняшек, приходилось прилагать заметное усилие, чтобы сдерживать эмоции в узде. Хотя стоило признать, главным виновником повышения уровня злобности выступала не погода, а собственная инициатива получше изучить Яцу. С одной стороны исследования связи тейгу/носитель было делом нужным и интересным, но вот с другой, приходилось терпеть последствия в виде лёгкого озноба и усиления эмоционального давления артефакта. Тут ещё и толстяк со своими манёврами вылез. Одно наложилось на другое и теперь трясясь в седле, я начал понимать, что должен чувствовать, вынужденный сдерживаться разумный с хаотично-злым мировоззрением. Так и хотелось кого-нибудь мучительно убить, даже не так посмотревшего кучера.
Собственно, когда справа мазнул недобрый взгляд, а спереди раздался условный свист Натала и последовавшие за ним хлопки выстрелов, внутри полыхнуло злорадство. Толстяк со своими хитрыми планами перемудрил сам себя. Судя по звукам заполошной стрельбы оружия нападавших и баханья крупнокалиберных винтовок охраны, атаковала нас явно не элита, а вовсе даже наоборот. Скорее всего, Иводзима вывел свой караван прямо на лагерь каких-то бандитов или тех дезертиров, о которых говорили в постоялом дворе.
Пуля в толстом брюхе была бы достойной наградой толстому стратегу!
В любом случае, нападение — это гораздо лучше унылой скачки под дождём. Хоть какая-то цель для сброса накопившегося негатива. Правда относительно хорошая новость омрачалась необходимостью сдерживаться из-за мешающихся под ногами караванщиков.
Призвать марионеток или проверить убойность энергетических атак Яцуфусы при таком количестве посторонних глаз не получится, как и утащить в уголок несколько пленников. Да что там! Даже просто сражаться во всю силу нельзя. Мгновенная расправа вчерашних учеников школы боя над кучей бандитов, вызовет слишком много ненужных вопросов. Вот и получалось, что формально — вот они враги, руби и релаксируй. А фактически, придётся орудовать с оглядкой на «зрителей», ещё и защищать этих бесполезных слабаков.
Короче говоря, действовать пришлось, не выходя за рамки легенды. Впрочем, для атаковавших «чудо-богатырей», это и не требовалось. Спрыгнув с начавшей беспокойно прядать ушами лошадки, я, чувствуя наползающий на лицо оскал, шагнул навстречу появившийся из-за кустов пятёрке разбойников. Ещё десяток нападавших, выпустив пару выстрелов «в молоко», зарубился с караванной охраной метрах в пятнадцати назад по дороге. Странно, что нас не попытались расстрелять сверху, тогда можно было бы припрятать парочку пленных. Или у нападавших мало патронов?
Что происходило дальше по дороге, было не разглядеть, мешал резкий поворот и скальная возвышенность, но судя по частым выстрелам гвардии Иводзимы, самое веселье происходило именно там. Хотя долго оно не продлится, рядом с каретой толстяка патрулировал Натал, да и наш транспорт следовал рядом. Как ни крути, но какие-то там разбойники не смогли бы оказать сопротивления и одному из команды, не то что четверым, разница в классе не просто била порядок, а втаптывала его в грязь.
— Моя! — радостно воскликнул плечистый дезертир, вышедший мне навстречу. Его спутники, разглядев кто им противостоит, отстали, немного опустив оружие и заухмылявшись, приготовились к зрелищу.
«А быстро распустились солдатики без офицерского надзора. Дисциплины нет, рожи грязные и форма не лучше. Да и что это за бойцы, которые вместо помощи своим товарищам, устроили импровизированное шоу? — уголок рта пренебрежительно дёрнулся. — Мусор. Но как-то они слишком расслабились, — прищуренные глаза окинули ухмыляющихся дезертиров, — надо бы их взбодрить».
— Конечно твоя! — последовал не менее радостный ответ — …смерть, — ускорившись, делаю несколько шагов навстречу и плавно, чтобы не проломить грудину, толкаю мужика назад и вверх, немного закручивая тело по оси. Когда ноги много на себя взявшего оборванца начали медленно отрываться от земли, вдогонку ему несколько раз блеснул клинок.
Дождь из крови, отрубленных конечностей, обрезков винтовки, кишок и прочих потрохов окатил не успевших убрать с лиц ухмылки дезертиров.
— Нет, ребятки! Хентая не будет! — забросив катану на плечо, я с весёлой улыбкой погрозил мужикам пальцем. — Зато у меня есть немного гуро! Хотите?
Ребятки не хотели. Пришлось проявить настойчивость.
Дружно выругавшись (вот что значит армейская выучка!) бывшие солдаты попытались меня подстрелить (двое владельцев винтовок), метнуть топор (невысокий бородатый крепыш) и применить сто первый приём каратэ (безусый паренёк лет шестнадцати). Пули прошли мимо: одна пролетела почти на метр левее (при том, что между нами было меньше десяти), а другая вообще ушла вверх, будто мой противник внезапно решил поохотиться на птичек. Лишь метатель топоров показал зачатки меткости, отправив снаряд мне прямо в свободную руку.
Вернув топорик владельцу, от чего тот немного пораскинул мозгами, я даже не став ускоряться перешёл к «снайперам». Один, следуя девизу «пуля — дура, штык — молодец», попытался ткнуть меня в живот и потерял голову от отваги. Импровизированный снаряд с выпученными глазами, оставляя за собой след из капелек крови, отправил беглеца в царство грёз, поцеловав в затылок. Потом им займусь. Последний из горе-солдат, бросил оружие и, задрав руки в небо начал орать, что сдаётся и что-то о милосердии. Зря.
«Как грабить, резать и насиловать, так мы бежим с ухмылками и весёлым гиканьем, а как оказались на месте жертвы, падаем на колени и начинаем умолять о милосердии? Ну-ну. Если готов убивать, будь готов умереть, а не ной как девчонка над зарубленной роднёй!» — Нет, нежелание умирать мне понятно. Но вот бесполезные попытки унижаться перед врагом, вместо того чтобы попытаться сделать ноги или хотя бы выкинуть какой-нибудь подлый трюк, вызывали брезгливость и желание раздавить слизняка. Сильные эманации страха будили внутри что-то тёмное, желающее одновременно насладится ужасом и разорвать жертву на клочки.