Кент (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)". Страница 33

Странно наверное, но будучи не девственницей, я еще никогда не целовалась вот так — по настоящему.

Так, что мозг коротило от перенапряжения, ощущая его ласкающий язык, который настойчиво скользил по моему, заставляя раскрываться все шире и шире, подставляя лицо, чтобы утонуть в его страсти, позабыв обо всем страшном, унизительном и мерзком, что было до этого.

Я не боялась задохнуться, даже когда воздуха стало мало, и я дышала тяжело и отрывисто, готовая даже потерять сознание в его крепких руках, что сжимали до боли, впиваясь сильными властными пальцами в мою кожу и прижимая к его телу так сильно, что мне приходилось прогибаться, чтобы он не сломал позвоночник.

Но я испуганно распахнула глаза, понимая, что все это время пока я таяла и млела от его огненного поцелуя, утопая в своих эмоциях, что не испытывала никогда до этой секунды, он смотрел на меня не моргая, словно даже глазами пытался войти в меня, не оставляя в моем теле ни единого места, не охваченного им, когда Бродяга обхватил своей ладонью мою ногу, отводя ее в сторону.

Я громко ахнула в его влажные губы, которые хмыкнули, когда я попыталась вернуть ногу в прежнее положение, чем сделала только еще хуже, потому что его пальцы сжались вокруг моего колена еще сильнее, отчего стало больно, отводя ее в сторону сильнее, когда мои бедра были не просто раскрыты, а буквально вывернуты в его полное и безраздельное распоряжение. И как бы я не пыталась брыкаться и двигать ягодицами, чтобы как-то изменить свое постыдное положение, а понимала только одно — он получит, что хочет, потому что перед ним я была беззащитна, не в силах даже справиться с потоком слов в собственной взрывающейся от мыслей и эмоций голове.

— НЕ НАДО! — ахнула я, упираясь ладонями в его пресс, когда поняла, что Бродяга во время поцелуя зря времени не терял, и уже успел высвободить из спортивных брюк свой нестираемый Самородок, который пульсировал и рвался в бой. В меня.

Вот только Бродягу совершенно не смущало ни мое положение, ни мой вопль, ни попытки отодвинуть его от себя, когда в его острых полыхающих глазах ужасающим пламенем горел пожар, который кусал меня невидимыми импульсами, заставляя покрываться капельками пота и содрогаться от каждого его движения.

Но как бы я не сопротивлялась, и что бы не вопила, его не могло уже остановить ничего, когда Бродяга подался вперед бедрами, вонзаясь в мое тело под мой крик:

— АЙ! БОЛЬНО ЖЕ!!!!!

Он рассмеялся низко, хрипло и чувственно, остановившись лишь на секунду, чтобы заглянуть в мои распахнутые глаза, легко кусая за нижнюю губу и прошептав:

— Я сказал тебе, что накажу тебя. А я никогда не отказываюсь от своих слов.

— Ты не говор…ИИИИИИЛ!!!!!! — от очередного толчка и того, как он вонзался в меня, растягивая так сильно и больно, что из глаз буквально посыпались если не звезды, то пепел от этой болезненной обжигающей страсти, которую он даже не пытался контролировать, порыкивая и приглушенно смесь над моими криками:

— МАНЬЯК!!! Ты не говорил такого!! И вообще… — я тяжело выдохнула снова предприняв попытку отодвинуть его от себя и выдернуть ногу из его мертвой хватки, когда он в очередной раз вышел из меня, оставляя между бедер ощущение болезненного жжения и дрожащего напряжения каждой растянутой мышцы, — Ты не трахаешься с малолетками, забыл?!!

Он снова подался вперед, заставляя меня кусать губы, чтобы больше не вопить, и обхватывая второй ладонью за шею, чтобы запрокинуть мое лицо к нему, настойчиво и нагло целуя меня, делая больно даже этим:

— Тебе больше восемнадцати лет. Я узнавал.

Понимая, что мне не выбраться из его хватки, я притихла, сжавшись и плотно закрыв глаза, ожидая, когда закончится это мучение и понимая, что все-таки была права…секс был не для меня. Даже сейчас, узнав все о близости с этим мужчиной, о которой бредила неспокойными ночами, я понимала, то даже она оказалась не такой уж радужной и приятной, чтобы кричать от удовольствия и закатывать глаза, как это делали все его многочисленные пассии.

Может я была какой-то неправильной?…

Фригидной?

Было невыносимо обидно, что даже сейчас я чувствовала себя как тогда в летнем лагере много лет назад, когда просто ждала, когда все это закончится, чтобы скорее вымыться и забыть все, как страшный сон.

Когда Бродяга отстранился, не пытаясь больше вонзаться в меня, причиняя резкую боль, что оставалась внутри, с каждым разом становясь все сильнее, я выдохнула тихо и сухо:

— Всё?…

Можно было бы и обидеться, но он снова рассмеялся, касаясь губами моих плотно закрытых глаз:

— Это было не ради удовольствия, а наказание. Оно не должно нравиться. Твое тело должно запомнить одну простую истину — ты должна слушать меня и делать так, как я говорю.

Я почти было фыркнула, ахнув снова, когда он вонзился в меня в очередной раз, прикусив зубами за щеку и промурлыкав, не пытаясь выйти из меня и уменьшить боль:

— Но если ты будешь послушной девочкой, то получишь то, что хочешь.

— …я ничего от тебя не хочу….- успела выдохнуть я, прежде чем его губы снова накрыли мои, касаясь чувственно и глубоко, не раня, а разжигая то пламя, которое почти утихло во мне под гнетом боли.

Теперь он подался бедрами вперед так мучительно медленно и плавно, заставляя прочувствовать каждым дрожащим от напряжения нервом это скольжение наших тел, которое может быть таким глубоким, чувственным и томным.

Боли не было.

Оттого, как размеренно и плавно он скользил внутри меня, осторожно растягивая и наполняя собой так правильно и ….приятно, я начинала задыхаться, наблюдая через пелену опущенных ресниц за его лицом, которое было так близко, что его дыхание становилось частью моего, когда Бродяга едва касался моих губ своими, дыша глубоко и судорожно, пристально наблюдая за каждой моей эмоцией, которую я больше не могла сдерживать.

В этом плавном танце двух тел было столько эротизма и чувственности на грани безумия, что я понимала, что уже не могу делать вид, что ничего не чувствую, вдыхая урывками его дыхание в себя и приподнимая свои бедра, чтобы он не остановился.

С тягостным мучением я ждала того момента, когда он снова коснется моих влажных складочек, проникая внутрь, подаваясь вперед и упиваясь тем, что внутри меня словно начинался взрываться вулкан за вулканом, порождая цепную реакцию в теле, от которой становилось так невыносимо жарко и тяжело, что даже пальцы ног поджимались от этого сладостного напряжения, слыша его урчащий, вибрирующий голос, в котором больше не было усмешки, а лишь одна вулканическая едва сдерживаемая страсть:

— …ещё?

В горле так пересохло, что не было сил даже ответить ему, когда я просто подалась вперед, обхватывая его широкие напряженные и влажные от пота и крови плечи, блаженно утыкаясь кончиком носа в его горячую кожу, подставляя свои бедра.

Бродяга не рассмеялся и в этот раз, приподнимая меня за бедра и держа на весу своими руками, принявшись двигаться быстрее, напористее и жестче, но не пытаясь причинить боль, а словно вознося на новый уровень тех эмоций и чувств, о наличии которых в своем теле я даже не догадывалась.

Это было так сладко и больно.

Это было так честно и открыто, словно крик, который рвался в моем горле, пытаясь этим отчаянным звуком выразить все то, что разрывалось внутри меня от истинного блаженства и того, что называют наслаждением.

Я хваталась за него руками, прижимаясь с силой и не замечая, как впиваюсь ноготками в его плечи, оставляя на нем свои отметины, выгибаясь и чувствуя, как позвоночник вытягивается, словно пытаясь дать дорожку к выходу той дикой, животной энергии, которая разрывалась внутри моего тела огненной лавой, собираясь горячими потоками внизу живота, чтобы вырваться на свободу глухим протяжным стоном, неожиданной слабостью и спазмами во всем теле, когда мышцы сжимались и разжимались, словно пытаясь выжать себя насухо, выпуская всю эту лаву на волю.

Охрипшая и растоптанная своими эмоциями, его ароматом на своем языке и тем, что я продолжала быть в его сильных жилистых руках, содрогаясь и хрипло дыша, я никак не могла поверить в то, что произошло.