Неизвестная война (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 34

Артур только махнул рукой — мол, не сыпь мне соль на раны, потом сказал:

— Володя, учти, я тебе могу дать дня два или три, а больше ни-ни. Если начнется наступление, твоего англичанина ловить станет поздно.

Я хотел сказать, что наступление начнется лишь в январе, так что время у меня еще есть, но не стал. Сколько его, того времени? Добраться до Вологды — кладем двое суток, потом до Пинеги — еще двое, неделю переться до Архангельска. Нет, неделя слишком оптимистично, правильнее «закладывать» две. А мне еще обустраиваться, так что лучше поторопиться.

— Давай два дня, — попросил я. — Один день мало, а три уже много.

— Знаешь, Михаил Сергеевич правильно сказал, если Аксенова в собственном номере не найдешь, ищи его где-нибудь у женщин. Он, кстати, про твою невесту говорил, из Череповца. Не то чтобы осуждает, но так, удивляется.

— Да я сам удивляюсь, — пожал я плечами.

— Ладно, с сердечными делами сам разбирайся, они к нашей работе отношения не имеют. Скажи лучше, что тебе понадобится для Архангельска? Сколько денег собираешься брать, каких?

— Если дашь фунты или золото — прекрасно. Я исхожу из того, что мне в Архангельске жить примерно два месяца, пока наши не подойдут. На работу устраиваться нет смысла. Возможно, что и линию фронта переходить придется за деньги.

— Ясно, — почесал Артузов подбородок. — Много не дам, но кое-что отыщу. Золотые червонцы хоть сейчас бери — есть штук пять, а вот фунты придется искать.

— Еще нужны явки в Архангельске.

— Вот здесь — чего нет, того нет, — развел руками Артузов. — Те люди, что вместе с тобой работали, все пропали. Так что будешь сам выходы на подполье искать. У тебя какие-то связи остались?

— Да уж какие связи, — вздохнул я. — Я когда пошел в контрразведку сдаваться, подполье предупредил — чистите свои адреса. Я же не мог знать, сколько под пытками выдержку.

— Тоже верно, — кивнул Артузов, потом полюбопытствовал: — А ты сколько выдержал?

— Два допроса с пристрастием выдержал. Если бы один — не поверили бы, а больше двух, то инвалидом бы стал. Вот два в самый раз. И правдоподобно, когда под пытками колются, и лишних членовредительств нет.

— Ясно. Вдруг самому пригодится.

— Да, а Михаил Сергеевич поехал в Сибирь работу ЧК налаживать? Или это секрет? — поинтересовался я.

— Да какой тут секрет? — хмыкнул Артузов. — Колчак отступает, следует местные отделы чека укреплять. Но самое главное в другом. Вместе с Кедровым туда целая эпидемиологическая комиссия отправилась.

— В смысле? — не понял я. — Эпидемиологическая комиссия — это образно?

— Да какой тут образ? Самая натуральная комиссия, организованная совместно Семашко и Дзержинским. Колчаковская армия нам такой «подарок» оставила, что за одно, это нужно адмирала расстрелять. У нас с болезнями ситуация аховая, а там вообще труба! Почти все врачи вместе с армией отступили, как и быть? В некоторых городах тифом болеют до четверти населения. А там еще и туберкулез, холера, дизентерия. Для начала следует хотя бы уровень заболеваемости оценить, прикинуть — сколько врачей понадобится, откуда медикаменты брать. Даже самое простое сделать — холерные и сыпнотифозные бараки построить, санитарные кордоны ставить, уже хорошо.

— Ясно, — кивнул я.

— Раз тебе ясно, иди к Наталье Андреевне, герой-любовник. Два дня тебе, а потом все, вперед. Да, грамоту к ордену ты мне сразу отдай, не таскай с собой. И орден только подруге покажешь и все. Не вздумай его на шинель крепить!

— Да ладно тебе, товарищ начальник, меня строжить, — возмутился я. Но всерьез на Артузова обижаться не стал. А ведь я что-то хотел? Не то спросить, не то уточнить... А, вспомнил!

—Товарищ Артузов, только сейчас вспомнил. Я же с Мудьюга вместе с Серафимом Корсаковым бежал, что на ледоколе служил.

— Точно, ты же мне говорил, — кивнул Артузов, умевший соображать очень быстро. — Корсаков из Архангельска, с тамошним подпольем знаком лучше, чем ты, а еще может помочь с передачей твоих разведданных через «Таймыр». Все верно?

Мне осталось только кивнуть. Нет, определенно мне не конкурировать с Артузовым несмотря на мой опыт. У этого парня — не талант, а талантище.

— Значит, Корсаков поступит в твое распоряжение, — резюмировал Артур.

Уже дойдя до вешалки и протягивая руку за шинелью, я вдруг подумал — а для чего мне хвастаться орденом перед Натальей? Я что, тетерев на току? Расстегнув ворот, засунул руку в гимнастерку, с усилием принялся откручивать тугую гайку. Закончив, положил награду в коробочку, и отдал Артузову.

— А знаешь, Артур Христианович, ты прав. К чему пока наградами хвастать? Вот если доживем, тогда мы все регалии и наденем. Представь, я на себя царскую медаль нацеплю, а рядом орден Красного знамени. А еще из кармашка часы от Дзержинского торчат!

— Ага, а я себе золотые медали на шею надену — одна гимназическая, а вторая за выставку, на которую Грум-Гржимайло наши работы отправлял, — повеселел Артур. — Плохо, что они для ношения не предусмотрены, придется дырки сверлить.

Посмеявшись, Артузов подтолкнул меня к выходу:

— Иди, отдыхай. А мне теперь голову ломать — где я для тебя фунты отыщу?

[1] Примерный перевод: Больше слушай — меньше говори. Слово серебро, молчание золото.

Глава 17. Дорога к Архангельску

Будь я романтиком, обязательно бы написал, что порывистый ветер сдувал с моего лица следы Наташиных поцелуев. Но про поцелуи я думал меньше всего, опасаясь, чтобы не выдуло глаза. И как не пытался подставить спину, все равно задувало прямо в физиономию. Хорошо Корсакову — парень привычный к ледяным ветрам, хотя и он пытается прикрыть лицо шарфом. Интересно, а в Белом море мореманы также бегают по палубам в одних тельняшках или одеваются по погоде?

Серафим вообще не сильно обрадовался, когда узнал, что его командируют в распоряжение особого отдела армии, да еще и отдают под начало какого-то московского особоуполномоченного. Говорят, «краснознаменец» шибко матерился, узнав о приказе. Конечно, его батальон уже собирался в одиночку штурмовать Архангельск, а тут на тебе, непонятно к кому! Правда, увидев меня, Корсаков ругаться перестал, сказав, что коли он теперь станет подчиняться Володьке Аксенову, тогда ладно. Мол, Вовка свой парень, архангельский, как бы даже и не с Соломбалы.

С мужиками договаривался Хаджи-Мурат. Что он им обещал, чем-то пугал, понятия не имею, но уже в Пинеге нас подхватил на розвальни щуплый мужичок, вызвавшийся провезти едва ли не половину пути, а там передать не то свату, не то куму.

Жаль, по Северной Двине не уедешь — далеко от Пинеги, зато можно бы рвануть прямо по льду и дунуть до Холмогор, а там и до Архангельска. А, нет, не рванешь. По Двине пока стоят белые и на берегах тоже.

От Пинеги до Архангельска двести верст, что немногим больше двухсот километров. На машине бы одолели расстояние часа за три. Впрочем, не одолели бы. Архангельский край такой, что приходится нарезать круги, чтобы попасть из одного населенного пункта в другой. Вот зима — самое благодатное время, когда между селениями появляются дороги.

Кажется, продувало с самого Белого моря, когда-то именуемого Студеным, пронзая свирепым холодом всю Архангельскую губернию. Зато путь был хорош, если шел прямо по льду какой-нибудь речки, превращавшейся зимой в дорогу. Но нет в мире совершенства. Если по речке, то задувал ветер, а съезжали в лес, в безветрие, то лошади трудно идти. Правда, кое-где через лес набиты дороги, которыми зимой пользовались крестьяне. Знают ли белые о лесных путях? Скорее всего, знают. У них же служат все те же жители Архангельской губернии, прекрасно разбиравшиеся в здешних местах. Другое дело, что если год, а то и всего полгода назад белые могли перекрыть все стежки-дорожки, то сейчас их армии хватит, хорошо, если на главные дороги. Но, расслабляться не стоит. Все еще может быть.