Дитя Марса - Янг Роберт Франклин. Страница 2

Безучастными остались лишь бедные слои землян. Транспортировка декриогенизированных детей на Землю и строительство Центров существенно подорвали – и продолжают подрывать – нашу экономику. Корабли-перевозчики берут на борт не больше двухсот человек за раз, последние две сотни по-прежнему находятся в пути. Дотации из федерального бюджета стремительно сокращаются, миллионы людей по всей стране лишаются социальных пособий, в Вашингтоне не прекращаются акции протеста. Митингующие осаждают Белый Дом, потрясая плакатами «Кто позаботится о НАШИХ детях?»

Долгие годы, пока кломифен, менотропил, хорионический гонадотропил и бромокриптин тщетно пытались излечить Хелен от медикаментозного бесплодия, я мечтал о том, как у нас родится сын или дочка, как он или она будут встречать меня с работы, выбегая навстречу с криком «Папа! Папочка вернулся!»

Но мир безжалостен к нашим надеждам. Он стирает в пыль любые мечты. Самые робкие, скромные чаяния гибнут под его пятой. Тот, кто предается мечтаниям, обречен на страдания. Тем не менее, я упорно грезил о детях. Сын или дочь – неважно, лишь бы я мог называть этого ребенка своим. Отчаявшись побороть бесплодие, мы с Хелен начали подумывать об усыновлении. Но ничего конкретного не предпринимали. И тут подоспели дети с Марса. Наша нерасторопность сыграла нам на руку. Только бездетным парам разрешается брать марсианского ребенка – строго одного и строго следующего по списку. Мы подали заявку, потом томились в мучительном ожидании, зато теперь у нас есть Доун.

Всякий раз, когда я сворачиваю на подъездную дорожку, она тут как тут, на пороге или во дворе. Мчится ко мне навстречу с криком «Папочка! Папочка, ты дома!». Да, милая, наконец я по-настоящему дома.

Соседи обожают Доун. Детвора от нее без ума. Ее невозможно не любить. Мы рассказали родителям про усыновление. Родители Хелен живут в Западной Вирджинии и скоро нагрянут в гости. Мои держат молочную ферму в деревушке Уэльс Сентер и вряд ли приедут нас навестить. На старости лет они выкинули фортель – подались в «Свидетели Иеговы». Многие церкви и секты из кожи вон лезли, корректируя незыблемые догмы в попытке заполучить марсианских детей, однако «Свидетели», как ни старались, не сумели отыскать для них ниши в своем учении. Действительно, как приравнять выходцев с Марса к силам добра, если они не просто чужаки, а чужаки с чужой планеты? Нет, мои родители точно не приедут в гости.

Зато приезжает мой брат Гораций с женой и детьми. Приезжают две старые девы, сестры Хелен. Все они в восторге от Доун.

После Дня Труда нас гложет тревога – Доун идет в школу. Школа замечательная, учителя выше всяких похвал. После легализации наркотиков запретный плод утратил свою прелесть и не сбивает учеников с пути истинного. Пугает другое – маленький демон, развращающий заурядные школы, проник и в нашу. Имя ему – Секс, он скрывается в школьных туалетах, таится под партами.

Проблема, разумеется, не нова. Секс поселился в учебных заведениях с незапамятных времен, однако с годами он из робкого оккупанта превратился в настоящего захватчика. Мне говорят, школьные парты вдоль и поперек исписаны непристойностями, но я отказываюсь считать их первичным продуктом неокрепших умов. По крайней мере, мой неокрепший ум не выдавал ничего подобного вплоть до похода в школу, где «живопись» на партах была и будет в моде. Наверняка и я внес туда свою лепту, но думаю, непристойностями мое граффити можно называть с натяжкой.

По-моему, все детские проявления сексуальной озабоченности, даже в самой похабной форме, навеяны извне: первоначально телевидением и кино, а теперь – современным тривизором.

Так или иначе, демон Секса по-прежнему скрывается в школьных туалетах, таится под партами, и наши тревоги крепнут.

Опасения оказываются напрасными. Школа никак не изменила Доун: она по-прежнему очаровательна и невинна. Хотя к ее лексикону добавилась пара-тройка сленговых словечек, в остальном дочурка осталась столь же неискушенной.

Она начинает встречаться с марсианским мальчиком.

Да, в школе учатся и другие дети Марса. Их немного, но они есть. Кавалер – почти ровесник Доун. Зовут Тим. У него такие же глаза, правда, волосы на тон светлее. Думаю, их сплотило полное отсутствие таланта к активным видам спорта. Тим абсолютно беспомощен на футбольном поле, а Доун никогда не примут в волейбольную команду. Наверное, ребят сблизила общая слабость. А может, они сдружились еще на Марсе или в Центре. Я не спрашиваю, да и какая разница. Рано или поздно мне придется ее отпустить, и неважно, к марсианину или к землянину. Впрочем, сама параллель некорректна, поскольку Доун и Тим оба американцы. Ассимилированные, но все же американцы. И вообще, я зря забиваю себе голову, ведь отпустить Доун придется еще очень и очень нескоро, да и то не окончательно.

Иногда, глядя в глаза Доун, я пытаюсь представить марсианские небеса, какими они были миллионы лет назад, когда марсиане, предвидя грядущий ледниковый период, воздвигли в Элизиуме нерушимые пирамиды и заперли собственных детей в криогенных камерах в надежде, что в будущем какая-нибудь инопланетная раса их отыщет, разморозит и даст приют. Однако чем дольше я смотрю, тем больше погружаюсь в бездонную синеву глаз, и в недрах прозрачного омута, под безмятежной гладью, вижу потаенные мысли. Почему она их скрывает, почему не дает им выйти на поверхность?

– Мама сегодня звонила, — говорит Хелен как-то вечером. – Обещают приехать с отцом на выходные. Страсть как хотят познакомиться с Доун.

– Долго же они собирались,– замечаю я.

– Они бы приехали раньше, но отец часто работает на выходных. Вкалывает на заводе как проклятый. Я ждала их еще ко Дню Труда, но отец снова взял сверхурочные.

– Он себя так в могилу загонит.

– А куда деваться. Ему на пенсию в следующем году.

– Выйдет на пенсию и будет играть в гольф.

– Чем тебе не угодил гольф?

– Как будто других занятий нет.

– Посмотрим на тебя, когда доживешь до его лет.

– Надеюсь, мне повезет больше. И вообще, нам еще рано думать о пенсии.

Хотя Хелен отчасти права. Какие радости у стариков, кроме как играть в гольф, есть, спать и смотреть тривизор?

Родители Хелен приезжают в пятницу поздно вечером. Доун уже легла. Гости явно устали с дороги. Тесть, высокий, худощавый, но с намечающимся брюшком, трудится мастером на заводе, где работает уже без малого сорок лет. Зовут тестя Джордж. Теща, Грейс, его полная противоположность, приземистая и крепко сбитая. Хелен унаследовала от отца рост и черты лица. Странно, но при всей любви к супруге, я на дух не переношу Джорджа.

Вчетвером устаиваемся на кухне, мы с тестем пьем пиво, Хелен и теща – кофе. Я фанат пива, но приходится составлять компанию Джорджу. Он лет на двадцать-тридцать отстал от жизни, хотя и старается казаться современным. Он многое разузнал о детях Марса – думаю, из «Ридерс дайджеста». – Представляешь, они пролежали в заморозке двадцать миллионов лет. Установленный факт.

– Не факт, а бредовая гипотеза,– парирую я.

Однако тестя не переубедить.

– Скажи на милость, как им удалось построить здания, простоявшие двадцать миллионов лет? Как удалось сконструировать криогенные камеры, не давшие ни единой протечки?

– Они настоящие виртуозы. Нам до их уровня еще расти и расти.

– Но если они такие умные, почему не изобрели космических кораблей? Почему просто не перебрались на другую звезду, когда грянул ледниковый период?

– А что, в «Ридерс дайджест» этого не объяснили?

– А причем здесь «Ридерс дайджест»?– настораживается тесть.

«А притом, что такие, как ты, читают только его»,– думаю я, но не решаюсь произнести это вслух.

– Допустим, они действительно изобрели корабли,– говорю я. — И что? Миллионы лет назад – и речь о шестидесяти-семидесяти миллионах – Земля не внушала им доверия, а оставшиеся семь планет не годились для жизни, как, впрочем, и сейчас. Единственная альтернатива – звезды. Ближайшие — группа светил Альфа Центавра – находятся на расстоянии 4,3 световых лет. Даже если бы марсианские корабли сумели развить скорость двенадцать процентов от скорости света, перелет растянулся бы на тридцать восемь лет. И еще неизвестно, что они нашли бы в системе Альфы Центавры. Вдруг там нет никаких планет. Допустим, у марсиан имелось достаточно кораблей для глобальной эвакуации на 4,3 световых года, но какой в этом прок, если в месте назначения не окажется пригодной для жизни планеты? Поэтому они приняли единственно разумное решение – спасти детей.