Оно того стоит (ЛП) - Шейд С. М.. Страница 33

Роман — единственный, кто выглядит так, будто сейчас рассмеется. Все остальные выглядят потерянными и сбитыми с толку.

— В шампанском экстези, — выпаливаю я наугад. Понятия не имею, почему мне захотелось выплюнуть им в лицо это сочное признание. — По крайней мере, я так думаю.

Брови Андерсона сошлись на переносице, и искорка смеха в глазах Романа гаснет, когда он подходит ближе.

Андерсон обходит меня, а Роман притягивает ближе, ища что-то в моих глазах. Здесь очень жарко. Мне нужно попить воды. Так хочется пить. Так жарко.

— Черт, — говорит Роман себе под нос, беря мою здоровую руку и таща меня за собой, в то время как моя фальшивая рука остается зажатой под мышкой.

Остальные ребята подтягиваются к бальному залу, а Андерсон, наоборот, выбегает из зала как раз в тот момент, когда мы подходим к нему. Его тошнит. О нет. Это происходит снова и снова.

Роман морщит нос, заглядывая внутрь.

— Тебя тошнит от экстези? — спрашивает какой-то парень.

— Это… все обстоит немного иначе, — говорю я им. Затем мои глаза расширяются. — Твоя сестра там? — спрашиваю Романа с нотками ужаса в голосе.

— Ей пришлось уйти пораньше из-за работы, — говорит он, поеживаясь, и возвращается ко мне.

Отлично. Она не скажет ему, что все это безумие началось из-за меня. Нездоровая театральность с потерей рук — это обычно то, что вызывает смешки и стремление играть нечестно. На самом деле повальный рвотный рефлекс — это высший пилотаж.

— Пошли. Тебе нужно попить и… принять душ.

Я шмыгаю носом, но все, что я чувствую — это запах пота стриптизера, а не рвоты.

Потом… Потом у меня кружится голова. Последнее, что я помню, как Роман подхватывает меня, и мой мир погружается во тьму.

***

Застонав, я сажусь, оглядывая слишком светлую комнату… не мою комнату.

Мои глаза расширяются, когда я в панике вскакиваю. Я смотрю вниз, ощущая полное отсутствие нижнего белья под… Подождите-ка!.. Чья на мне футболка? Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет комната Романа. Это ведь его комната, верно? У меня, что был секс?

— Нет, мы не занимались сексом, — мужской голос заставляет меня посмотреть в ту сторону, где в дверном проеме появляется фигура Романа, который смотрит на меня насмешливо. Надеюсь, я не говорила вслух.

— Который сейчас час? — в замешательстве спрашиваю я.

О! О нет! Шампанское, скандал с рвотными массами в окружение горячих стриптизеров… память возвращается ко мне.

Я видела, как моя мать трогала пенис. Фу-у-у-у.

— Чуть больше трех.

Слова Романа вырывают меня из ужасных, травмирующих воспоминаний. С потерей руки было легче справиться, чем с воспоминанием о том, как ногти моей матери царапали пенис стриптизера.

— Подожди… Что? — спрашиваю я, снова оглядываясь вокруг, будто волшебным образом собираюсь услышать, что он скажет что-то другое. — После полудня?

Роман ухмыляется мне, прежде чем подойти. Он делает паузу, берет бутылку воды, которая выглядит охлажденной, и протягивает ее мне, предварительно открутив крышку. Я жадно глотаю содержимое бутылки, как будто провела в пустыне восемнадцать лет, а он забирается на кровать и садится рядом со мной.

— Ага. Ты не спала до четырех утра. Я думаю, в будущем тебе стоит просто сказать «нет» наркотикам.

Я медленно качаю головой.

— Нет. Нет. Последнее, что я помню, это как ты вытащил меня из всего этого… безумия. — Я тщательно подбираю слова. Думаю, на данный момент я уже достаточно опозорилась.

Он выглядит так, словно едва сдерживает смех.

— Ну, я вынес тебя и подумал, что ты будешь в отключке. Однако, когда я принес тебя в комнату, ты еще не спала. После того, как заставил тебя выпить бутылку воды, мне довелось в красках услышать твой бессвязный рассказ о стриптизерах и твоей матери.

— Меня стошнит, если ты продолжишь говорить об этом. У меня не настолько крепкий желудок.

Его улыбка становится шире, и он слегка ухмыляется, приближаясь, проводя рукой по моему плечу и шее.

— Потом ты разделась догола, — говорит он, явно наслаждаясь моим смущением.

— Я думала, ты сказал, что мы не занимались сексом.

— Очень рад, что мы этим не занимались, поскольку, очевидно, ты этого не помнишь. Как ты могла забыть, что заставила мой член петь «Я всегда буду любить тебя», как раз тогда, когда он находился внутри тебя?

Мои глаза расширяются, когда он разражается смехом.

— Я этого не делала, — простонала я. Вообще-то такое со мной не впервые. Но, как правило, такое происходит немного позже в отношениях. Просто знайте, что парень — жуткий собственник, если он позволяет вам использовать пальцы, чтобы поиграть на его флейте, и при этом словно маленький мальчик напевает один из таких вечных хитов.

Попробуйте. Это эпично.

Это также отличный способ определить уровень его терпимости к подобного рода закидонам. Правда, я при этом никогда не пускаю в ход свое самое сильное оружие, чтобы устроить дуэт. Звучит так, будто я сумасшедшая.

— Да, — вздыхает он, пытаясь казаться обиженным, но не может подавить лукавую усмешку.

Очевидно, у него очень высокий уровень терпимости к закидонам.

— Как ты разделся? — спрашиваю я, стараясь не выдать волнения.

— Ты заставила меня раздеться, потому что потребовала, чтобы мой член пел в такт музыке на твоем телефоне. Видимо, я просто обязан был выяснить, о чем, черт возьми, ты говоришь.

Я бесцельно оглядываюсь в поисках этой надоедливой, как назло, отсутствующей дыры, которая, кажется, никогда не поглощает меня, когда мне это нужно.

Его тихий смех заставляет меня вспыхнуть до корней волос от смущения еще сильнее. У одноруких девушек, очевидно, должно быть несколько крайне удивительных качеств, чем у этих проклятых двуруких девушек. Но заставлять его пенис подпевать так рано — не слишком умная затея. Опять же, у меня всего неделя. Он живет слишком далеко, чтобы это переросло в нечто большее. Что само по себе уже отстойно. Потому что он мне нравится.

Вздохнув и выйдя из собственных мыслей, я откидываюсь на подушку, чтобы устроиться поудобнее. Замечаю, что он выглядит свежо после душа, полностью одет и невероятно сексуален в джинсах и рубашке с воротником.

— Куда-то собрался? — спрашиваю, как будто имею на это право.

Я не помню, что у нас сегодня на свадебной неделе, но уверена, что мне запретят участвовать во всех торжествах, как только мама проснется и вспомнит, что держала за член какого-то малознакомого мужика. И я больше, чем уверена, что она явно будет не в восторге от того, что ее накачали наркотиками. Вероятно, это была одна из тех малознакомых дам, которые явились на вечеринку, естественно, благодаря мне — но во всех тяжких она обвинит меня. Правда, думаю, технически, я все же в этом виновата.

— Я помогаю ребятам подготовиться к мальчишнику. Ты пропустила второй завтрак. Подобно большинству других девушек, включая твою мать.

Он ухмыляется, а я со стоном закрываю лицо руками.

— Она, наверное, отбеливает руки.

— Значит, в истории с твоей матерью было что-то еще? Хочу ли я это знать? — вслух размышляет он.

— Нет. Наверняка нет. Подумай хорошенько, потому что я уже обречена на воспоминания, которые навсегда застрянут в моем мозгу и станут персональным проклятием.

— Через несколько минут я должен встретиться с ребятами. Вечеринка начинается в шесть, но нам нужно ехать в город. Благодаря вашему шампанскому с экстези и тяжелой артиллерии, все, что мы планировали, меркнет и бледнеет по сравнению с вашим девичником.

Медленная улыбка расползается по моим губам.

— Хочешь, займусь организацией стриптиза вместо тебя? — спрашиваю я невинно. — Место, откуда мы заказали наших, предлагает массу альтернативных возможностей.

— Сомневаюсь, что они придут сюда после прошлой ночи, — ухмыляется он.

— Сомневаюсь, что они будут пить шампанское, но ты забыл, что у меня все еще есть мамина кредитка, и придет любой, если хорошо заплатить. — Делаю паузу и обдумываю сказанное. — Любой готов поработать, если предложить достойную оплату. Но не уверена, что для этого подойдет любой, учитывая события прошлой ночи.