Отблеск (СИ) - Зайцев Александр А.. Страница 34

Класс, в котором должна была начаться лекция, в этот раз оказался приличных размеров лекционным залом. С возвышающимся от ряда к ряду полукругами почти прижавшихся друг к другу учебных столов.

Когда мы зашли, зал был уже наполовину заполнен. Присутствующие в нем студенты военной кафедры, такие же первокурсники, как и мы, равнодушно мазнули по нам взглядами, но вообще не подали вида, что нас увидели. Мы были одеты в повседневное, в отличие от них, и, судя по всему, не вызывали у местной братии ничего, кроме почти не скрываемого презрения. И дело тут даже не в том, что мы обычные люди, а они почти все клановые, тут было уже многократно мной виденное в прошлой жизни пренебрежительное отношение военных к гражданским.

Кристиан поежился, но сделал вид, будто ему подобное привычно, схватив меня за плечо, потащил нас в левый угол аудитории. Как я понял, он просто выбрал место подальше от Яна. Не стал ему мешать, парень и так на нервах.

За три минуты до начала лекции зал заполнился полностью. Занятие, видимо, было общим для всех факультетов военной кафедры, так как тут одновременно присутствовали и армейские и флотские курсанты.

Преподавателем оказался уже полностью седой, но вполне еще моложавый старикан в темно-синей форме с вице-адмиральскими погонами. Видел я таких в прошлой жизни, оттарабанят по бумажке лекцию, не поднимая головы, и все. Такие даже самую интересную тему способны превратить в занудную и вызывающую зевоту. Тем не менее, скопировал поведение остальных студентов, достал тетрадь, авторучку и приготовился конспектировать.

Через десять минут после начала лекции я понял, что в последнее время все чаще и чаще сильно ошибаюсь в людях. Невысокий старикан оказался из тех, кому была интересна история. К тому же, он был превосходным оратором, такие без труда способны заинтересовать аудиторию. Лекцию по стратегии он начал не с построений и анализа военного искусства древнего времени, а с философии. Даже я слушал его, буквально открыв рот, с удивлением понимая, как легизм и конфуцианство древнего протокитая влияли на развитие военной мысли. О том, как философские течения афинских городов-государств послужили основой для знаменитой греческой фаланги. Вице-адмирал определенно учил студентов думать, смотреть в глубину, в основы, а не формально подходить к военному делу.

Час занятия пролетел совершенно незаметно. Завершив вводную часть, лектор принялся задавать вопросы, выслушивал ответы и пояснял на их примерах ошибочность формальных суждений.

- Исполнение законов, несомненно, является неотъемлемой частью государственной машины. — Выйдя из-за кафедры, принялся рассуждать вице-адмирал. — легизм, как философия, постулирует превосходство законов государства над всем, не только над человеком, который в понимании легистов не более чем заготовка для государственной машины, но и над религией. Любой даже самый малый проступок в Китае династии Цинь карался смертной казнью или пожизненной каторгой. У меня к вам вопрос. Почему, обладая самой многочисленной и боеспособной армией в регионе… Той армией, которая позволила некогда небольшому княжеству Цинь выйти победителем в войне сражающихся царств и подмять под себя весь Китай. При этом проповедуя подобную философию, укрепляющую государство, тем не менее, империя Цинь просуществовала всего несколько десятков лет? — Лектор обвел взглядом аудиторию, остановился на втором ряду. — Кэтсу Сугавара, ваше мнение?

Знакомый мне японец встал со своего места.

- Природные аномалии. Голод. Крестьянские восстания. — Перечислил он, а затем добавил. — Совокупность этих факторов.

- Садитесь, Сугавара. — Махнув рукой, разрешил ему вице-адмирал, а затем обратился к аудитории. — Вы только что услышали формальный, ничего не значащий и не объясняющий ответ. Реальный же ответ был уже вам дан в самом вопросе. Природные изменения, голод — в то время все это случались постоянно. А крестьянские восстания в Китае того времени — нечто вроде непрекращающегося, проходящего фоном ”шоу”, которое гастролирует из одной провинции в другую. Тем не менее, профессиональная армия без особого труда разгоняла тогда крестьян. — Лектор обвел тяжелым взглядом зал. — Империю Цинь погубила государственная философия — легизм. И торжество законов даже перед здравым смыслом. Однажды случилось так, что большой отряд стражи вел осужденных на каторгу, но из-за ненастья, дождей и вообще плохой погоды дороги размыло… Это привело к тому, что стража не успевала привести каторжников вовремя на место работ. Мелочь? Не в то время и не в том государстве. За подобный проступок, за это опоздание, согласно закону, должны были казнить не только каторжников, но и… Все верно, но и весь отряд стражи. По вашим взглядам я уже вижу, что вы начинаете понимать… Именно так, понимая положение вещей, ветераны многих сражений, которые дослуживали в страже, быть казненными, разумеется, не желали. В итоге, многочисленные, но разрозненные и не умеющие воевать крестьянские восстания получили профессиональное командование. Через семь лет внушающая страх всем в регионе, одна из величайших империй своего времени пала. Нет, не только из-за отряда стражи, который развернул свое оружие в другую сторону, а потому, что люди — не гвозди, не заготовки, и у них есть свои пределы. На сторону восставших при первых же их победах стали переходить целые регионы и города. Потому как их руководство также боялось быть казненным за малейший проступок. Так, жестокие законы, позволившие династии Цинь возвысится, послужили и причиной её краха*. — Заняв место за кафедрой, вице-адмирал завершил лекцию следующими словами. — Вы, будущие офицеры, командиры. Надеюсь, эта история вас научит тому, что командовать вы будете не юнитами, не винтиками, а людьми. А также заставит задуматься, что стратегия — это нечто большее и куда более глубокое, нежели солдатики, танчики, пушечки, самолетики, ракетки и кораблики… — Взгляд вице-адмирала буквально прожигал студентов. — Свободны!

/* реальная история/

Когда мы с Кристианом выходили из зала, то в дверях едва не столкнулись с Сугавара. Я почтительно пропустил японца вперед, при этом посмотрел на него вроде и с уважением, но… Как мне показалось, он прекрасно понял мой взгляд, у него даже зубы заскрежетали, но он сдержался и прошел мимо, не обронив ни слова. Мои глаза словно спрашивали его “ну и кто из нас бездарность?”.

Понимаю, что нельзя так было делать, но он наступил мне на больную мозоль! Впрочем, все равно зря, надо быть сдержаннее, а то веду себя, словно мне и правда семнадцать.

Глава 12

Следом у меня были занятия по физике, а у Кристиана программирование, так что мы с ним расстались, как только вышли за ворота. Пока шел до нужного здания, пока вполуха слушал давно знакомую мне тему на лекции, все корил себя за несдержанность. Это хорошо, что я рот не открыл, а ограничился красноречивым взглядом. Хотя бы на это ума хватило. Вот же великовозрастный ребенок! А никак иначе себя после такого идиотизма назвать не могу. Зачем я осознанно начал задирать родовитого японца?

Да, тогда на скамейке он меня сильно задел, прошедшись по больному. И что с этого? Разве это повод уподобляться ему? И разве мне нужен недоброжелатель среди клановых? Точно нет, у меня и других проблем выше крыши. При следующей встрече с этим Сугавара надо вести себя предельно нейтрально. А взгляд… А что взгляд? Может ему показалось. Но, вообще, на будущее, надо сделать себе зарубку на носу и больше не поступать столь опрометчиво.

За физикой последовала математика, на которой наша маленькая группа собралась в полном составе. А после этой пары мы пошли обедать. Правда, скандинав опять предпочел сесть за отдельный столик, но ни меня, ни Кристиана, ни Клэр это уже не беспокоило. Мы начали привыкать к странностям одногруппника.

Непринужденная болтовня с сокурсниками развеяла тяжелые мысли и до окончания учебного дня придала мне заряд хорошего настроения. Слушать, как Кристиан подкатывает к Клэр, а та его отшивает, было по-своему увлекательно. Все же хорошо, что у меня появились собеседники, с которыми можно просто поболтать, на время забыв о том, что я Рыцарь Излома и вообще должен спасать мир. Мне подобного не хватало. Вечером, после всех занятий, не стал нигде задерживаться и отправился к себе.