Час цветения папоротников - Гавура Виктор. Страница 24
— Вот это демократия! Это настоящая демократия! Раньше у нас не было демократии! А теперь у нас есть демократия! А кому не нравится, пускай убирается ко всем чертям!
Он еще долго что-то причитал о новой демократии, делая то призывные знаки, то показывая кулак своим охранникам, пока те не сообразили и не отбили его у беснующихся пенсионеров. Для Черновецкого встреча с народом обошлось благополучно, всего-то оторвали воротник от пиджака.
Больше всего на этой «встрече» Сергея поразило, как среди разгоряченной толпы, внутри этого волнующегося моря голов ездил велосипедист. Это был серьезный мужчина лет сорока в полной экипировке велосипедиста: в желтой футболке и в черном пластиковом шлеме с маленьким рюкзачком за плечами. С вдумчивым видом он разъезжал среди плотно стоящих людей, подолгу замирая и балансируя, сидя верхом на велосипеде, перед нежелающими уступать ему дорогу. Идиотизм ситуации усугублялся тем, что каждый, в том числе и Сергей, понимал, что велосипедисту здесь не место и незачем ему ездить среди толпы и, тем не менее, уступал ему дорогу.
В субботу движение транспорта по Крещатику было запрещено и толпы людей бесцельно бродили в разных направлениях не только по тротуарам, но и по проезжей части улицы. Сергей пошел в сторону майдана Незалежности. Ему хотелось еще раз посмотреть, как изуродовали центр Киева. В этом нездоровом интересе было что-то мазохистское. Может, у него была извращенная натура?
Над проезжей частью Крещатика, как и везде по Киеву, на столбах болтаются транспаранты-растяжки с одним и тем же воззванием на желто-голубом фоне: «Любіть Україну!» Это новый проект правящего президента Ющенко. Сергей задавал себе вопрос, каким способом ее любить?.. Призывать любить свою родину так же дико, как призывать любить свою мать. Какая все-таки тоска таится в таких пустяках. С раздражением думал он. Вероятно, от того что они вызывают какие-то ассоциации, воспоминания. Совсем недавно на каждом заборе пестрели лозунги «Слава КПСС!». И где они теперь? Неужели, все повторяется? Возвращается та же дикость, только в другой, двухцветной обертке. Спору нет, патриотизм вещь в хозяйстве нужная, это последний, не закиданный яйцами зонтик, за которым прячутся обанкротившиеся правители. Нет, правильнее всего, не обращать на эти лозунги внимания, ничего не вспоминать и не думать.
Сергей вышел на майдан Незалежности. Одну из красивейших площадей Европы пронырливые дельцы превратили в торговый центр. Чтобы создать видимость красивости, по углам они расставили какие-то нелепые статуи, много золотого блеска и неприличной мишуры, а вокруг безобразные стеклянные крыши подземных ларьков. Этот агрессивный китч ‒ новый украинский жлоб-стиль: крикливо, вычурно и безвкусно. Сергея не оставляла мысль, что тот, кто все это придумал, долгие годы провел за колючей проволокой за изнасилование, а теперь насилует святое искусство. Нет, находиться среди этого воинствующего уродства, это эстетическое пыталово!
Из всех городов Украины Киев, единственный, не считая Одессы, имел свое лицо. Майдан Незалежности — лицо Украины, это лицо холуя, прогнувшегося перед фаллосом Запада и головка этого фаллоса, статуй на столбе с бабьей харей экс-президента Кучмы, символ ублюдочного украинского капитализма. А вокруг толпы нищих попрошаек. Повсюду, на перекрестках, в подземных переходах, в метро: голодные беспризорные дети, сидят на асфальте или стоят на коленях оборванные женщины с младенцами на руках, старики, инвалиды хватают за руки, едят глазами, просят, умоляют, требуют подаяния. Откуда это невиданное нашествие нищих? Известно, откуда: съезжаются в столицу побираться со всей Украины. Куда им еще податься?
Хватит, нагулялся! С горечью подумал Сергей, прервал свой вояж и направился обратно, в сторону метро «Крещатик». Перед ним вырастал до небес помпезный фасад Центрального почтамта, украшенный тринадцатью гранитными витринами и тринадцатью лепными капителями: тринадцать по тринадцать. Одно из самых распространенных суеверий, это число тринадцать ‒ «чертова дюжина». Столько было слухов и публикаций о нечистой силе, поселившейся здесь. Зачем было так строить, если число тринадцать приносит несчастье? Ведь всем давно известно, что если подкрасться к спящему человеку и изо всей силы гаркнуть ему на ухо: «Тринадцать!» Он тут же подскочит и начнет очумело озираться. Этот факт неопровержимо доказывает магическую природу числа тринадцать. Развлекал себя праздными мыслями Сергей, не предполагая, с чем шутит.
Здесь, возле почтамта, Сергей неожиданно повстречался со своей бывшей женой. Ирина первой его увидела и подошла.
— Ну, как ты? — спросила она, с настороженным вниманием осматривая Сергея.
Дешевая синтетическая куртка висела на его сутуловатой фигуре, как сломанные крылья черной птицы. Сколько она его помнила, он ходит в этой самой куртке. Неважно ты выглядишь, красавчик, не без удовольствия отметила Ирина. Настроение у нее заметно улучшилось. С ней всегда так бывало, когда она сравнивала себя с теми, кому хуже, чем ей, со всякими убогими и паршивыми.
— Прекрасно, — широко улыбнулся Сергей.
— А ты изменился. Что-то новое у тебя завелось, во взгляде, что ли? Глаза блестят по-другому. Ты кого-то встретил? А может, уже и влюбился? — спрашивала и одновременно утверждала Ирина, пристально наблюдая, какое впечатление производят ее вопросы.
Известное дело, радостный человек всем людям враг.
— Нет, пока… Но, весь в поиске, — снова улыбнулся он. — А ты как поживаешь? — заглянув в ее черные с дичинкой глаза, поинтересовался Сергей.
— Лучше всех. Иду на свидание со своей подругой. Сто минут секса под шампанское и музон… — пикантно повела глазами Ирина, с издёвкой наблюдая за Сергеем.
Она всегда была до жестокости откровенна, говоря вслух то, о чем другие предпочитают молчать. Сергей знал о лесбийских наклонностях Ирины. Вернее, узнал о них перед разводом, когда она перестала их скрывать, и ее безжалостность стала открытой. Он отнесся к этому равнодушно, считая, что мужские и женские гормоны у Ирины безнадежно перепутались. И не у нее одной. В результате эмансипации женственность теперь перешла к мужчинам. И стало все наоборот, появились женщины, желающие играть доминирующую роль мужчин и мужчины, тяготеющие к тому, чтобы их нянчили. И когда женщина от скуки предлагает мужчине: «Давай, сегодня я буду сверху», ‒ он, к ее удивлению, ложится на живот…
— А ты все та же, хорошеешь день ото дня! — залюбовавшись распутно чувственной красотой Ирины, невольно вырвалось у Сергея.
— Это завуалированный намек? Что, сильно постарела?! — с быстротой лязгнувшего затвора отреагировала Ирина, нацелив на Сергея пытливый и острый взгляд.
«Вот те на! — подумал Сергей. ‒ Она в своем репертуаре».
— Не ищи подвоха в каждом комплименте, — с грустью покачав головой, проговорил он вслух.
Немного поколебавшись, Ирина поверила, что в его словах нет скрытой шпильки, и ее попытка не улыбнуться провалилась.
— Так из-за кого у тебя так блестят глаза? Ты мне скажешь, или нет? Или тебя нельзя понять? — вернувшись к заинтересовавшему ее вопросу, выпытывала Ирина, разглядывая его холодным взглядом прозектора.
Сергею знаком был этот взгляд. Откуда? Из прошлой жизни.
— Не из-за кого, а из-за чего, — мягко поправил ее Сергей. — Недавно один старик перед смертью отдал мне зашифрованную записку. Случайно выяснилось, что это карта и на ней нарисовано, где после революции отец этого старика закопал золото. Его отец был известный киевский ювелир и золота там больше тридцати килограммов. Осталось только пойти и его выкопать.
— Так просто, «пойти и выкопать»?.. — презрительно скривив губы, переспросила Ирина, пожирая его расширенными глазами. Ее всегда раздражало в Сергее его невозмутимое спокойствие.
— Да, — улыбаясь, кивнул Сергей. — Вначале были проблемы с расшифровкой, теперь они решены. Осталось только пойти и выкопать золото, — весело объяснил он.
Лихо задвинул, не без желчи отметил Сергей. Он знал, как Ирина относится к чужим деньгам, да и к любому чужому успеху, и не упустил случая, чтобы не поделиться с ней радостной новостью. Хорошо изучив Ирину, он стал соглашаться с Аристотелем, который утверждал, что женщины, по сравнению с мужчинами, намного завистливей. Такова их природа и никуда от этого не деться.