Шёпот ветра (СИ) - Заушицына Ольга. Страница 20
— Девушка, здесь не занято? — светловолосая женщина, указала на пустующее сиденье рядом со мной.
— Нет. Свободно, — я мстительно опустила Красновский рюкзак на пол.
— Назар, проходи, — из-за спины попутчицы неожиданно показался темноволосый мальчуган.
— Ма-ам, я возле окошка хочу, — в точности, как Пашка, заканючил мальчишка.
— Назар, или стой или сиди где свободно, — строго осадила его мать.
Вот с Красновым у меня так не прокатило.
— Думаю, можно поменяться, — я улыбнулась парнишке и встала, пропуская женщину с ребенком и занимая прежнее место.
Пустые окна, пустые души,
Наш мир безжалостно простужен…
Мы ищем рай в смертях и крови:
«Мы не убийцы, мы — герои!»
Поля чередовались с перелесками, станция сменяла станцию. Кто-то выходил, добравшись до пункта назначения, а кто-то только начинал свой путь. Неизменными оставались лишь стук колес и Пашкин голос. Я с интересом наблюдала смену пейзажей за окном, решив забить на Краснова и наслаждаться поездкой. Глаза жадно выхватывали краски: яркую зелень молодой листвы, оловянную гладь озер, сочную желтизну полей с дикими тюльпанами. Странно, но только здесь, в пригородном поезде, я ощутила весну и свободу. Да, свободу.
Как будто ты сидел три года в темном, сыром подвале, без единого лучика света, и тут кто-то открыл дверь.
Вдвойне было странно от того, что эту дверь открыл Паша.
Немедленно захотелось на воздух: вдыхать полной грудью запах леса и первоцветов, чувствовать кончиками пальцев мягкую прохладу воды и просто жить.
Ведь я так давно не жила…
Все мысли разбились от звука гулкого аккорда, что раздался неожиданно близко. Я вздрогнула и запрокинула голову, встречая хитрющий серый взгляд.
— Девушка, вы так прекрасны, что мое сердце при виде вас просто поет, — выдал этот клоун, сверкнув белозубой улыбкой.
«Только попробуй!» — успела лишь подумать. Говорить было поздно: Краснов уже встал передо мной на одно колено и с торжествующей ухмылкой запел:
В каждом прохожем, в длинных гудках, в молитвах.
В точке любой, на карте любой страны.
В храмах далеких, и в колдовских мотивах.
В мыслях моих
Ты.
Ты.
Ты.
— Мама, почему дядя нам поет?
— Он поет не нам, а тете, — ответила светловолосая женщина сыну.
— А зачем? — продолжал допытываться мальчик, пока я пыталась испепелить Краснова взглядом.
Это что, у него фетиш такой? Прилюдно выставлять меня идиоткой?
— Наверное, потому что она ему нравится, — подсказал усатый мужчина напротив.
— Когда нравится, цветы дарят и в рестораны приглашают, — не поддержала его жена. — А этот дурака валяет! Девушка, не поддавайтесь. Вы достойны лучшего!
Краснов, заслышав её, разулыбался пуще прежнего. Конечно, он-то пунктики с ресторанами и цветами уже выполнил. Ни дать ни взять «лучший».
Я сумасшедший, спятивший. Я безумец.
Мне по колено море и океан.
Я обошел десятки планет и улиц,
Тщетно пытаясь идти по твоим следам.
— Так держать, чувак! — к нашему занимательному секстету присоединились недавние знакомые Краснова, начав подыгрывать ему, а то и подпевать.
— Мама, я хочу такую штуку как у дяди! — мальчик указал на бородатого хипстера с губной гармошкой в руках. — Купишь мне?
— Господи! Что за балаган?! — возмущалась спутница усатого мужчины. — Молодой человек, — пыталась обратиться к поющему Краснову, — прекратите немедленно! Разве не видно, что ей, — палец с рубиновым перстнем указал на меня, — вы совершенно безразличны!
— Да она от него без ума! — не согласился с ней хипстер.
— Купи! Купи! Купи! — тем временем канючил ребенок.
Пашка всё пел, пассажиры ругались, а я действительно сходила с ума, чувствуя, как внутри зарождается несвойственная мне паника. Было четкое ощущение ирреальности происходящего, будто вместо пригородного поезда я вдруг оказалась посреди бескрайнего океана. Куда не глянь — вода, и ты отчаянно барахтаешься на волнах в попытке узреть сушу.
Моей сушей оказались глаза напротив. На фоне белой худи, капюшон которой покрывал черноволосую голову музыканта, они казались серо-синими, как воды того самого океана. И смотрели только на меня. Глубоко, жарко и неожиданно серьезно.
Вдохи на выдохи, мили на километры,
Семь континентов и мир за спиной.
Где бы я ни был — с тобой все мои рассветы.
Хватит бежать. Возвращайся домой.
— Черт, наша остановка. — Музыка оборвалась так же резко, как и началась. Пашка молниеносно всучил гитару хипстеру и подхватил с пола рюкзак. — Пойдем, — он бесцеремонно ухватил меня за руку, вынуждая следовать за ним, под улюлюканье своих новых знакомцев.
Я хотела было возмутиться такой наглости, но слова, будто тонкий лед, растаяли, стоило парню переплести наши пальцы.
В мыслях рефреном звучали последние строки песни: «Где бы я ни был — с тобой все мои рассветы. Хватит бежать. Возвращайся домой».
Глава 7
Туман серым облаком клубился у подножья деревьев. Голые ветви, словно щупальца монстров, тянулись вверх. Где бесстрашно, у самых крон, кружили вороны…
— Китти-Кэт, мне уже не по себе. Может, отвернешься?
— А может, ты оденешься? — предложила компромиссное решение, которому была бы очень рада.
— Жарко, — поморщился Пашка, с шипением открывая пепси.
— А не боишься, что тебя узнают? — не сдавалась я. — Или кто-то сфоткает и в сеть сольет?
— Не боюсь, — в противовес сказанному музыкант надвинул козырек черной кепки пониже. — А вот тебе нужно что-то делать с боязнью общества, — тоном бывалого психотерапевта заявил он, намекая на представление в электричке, за которое позже получил от меня взбучку.
— Я не боюсь общества. Но опасаюсь таких неординарных личностей, как ты, — в качестве довода указала на правую руку парня.
Изображение перекликалось с «левой» картинкой, но несло более позитивный смысл. Здесь деревья уже были живыми, как те, что окружали нас в реальности, а вороны лениво парили в лучах яркого солнца.
Я откусила банан и запрокинула голову, будто ища тех самых птиц с татуировки. Но в высоком голубом небе, что осколками проглядывало сквозь раскидистые ветви дуба, живности не наблюдалось. Лишь рваные клочки пушистых облаков и необычайно жаркое весеннее солнце.
Благодаря последнему, мне выпала уникальная возможность лицезреть звезду топлес. Стоило нам добраться до соленого озера, что находилось недалеко от станции «Курортное», на которой мы сошли, как Пашка начал раздеваться. К счастью, парень не стал уподобляться остальным отдыхающим, и снял лишь худи, оставшись в потертых синих джинсах. Однако и этого хватило, чтобы смутить меня.
Более неловко я себя чувствовала, когда Краснов решил провести для меня мастер-класс по поцелуям перед первым свиданием. Этот дурачок притащил целый пакет помидоров, и только на четвертом я сообразила, что надо мной издеваются. Тогда смущение удалось скрыть за гневной речью. Теперь же приходилось детально рассматривать рисунки, которыми был украшен парень. Лишь бы не замечать подкачанное тело, что служило им полотном. И игнорировать назойливое «сексуальненько», звучащее в мыслях голосом Булкиной.
— Нотные ряды и арфы, еще ладно, — я указала на шею музыканта. — Но лес и вороны…
— Конец, — Пашка выставил левую руку с голыми деревьями, — это всегда начало, — к левому предплечью прижалось правое, являя цельную картину.