Сомнамбула - Чиж Антон. Страница 14

Ванзаров спрятал вещи Квицинского в карман пиджака и разлил остатки вина. Французскую виноградную жидкость он пил исключительно по необходимости, считая пародией на древнегреческое вино, то есть бесполезной тратой времени.

– Горделив был Леонид Антонович, не так ли? – сказал он, поднимая бокал, не чокаясь.

– Ваша правда, хоть и друг он мне был давнишний, но высокого мнения о себе был Леонид, царствие ему небесное, любимчик нашего командира, – ответил Мочалов, одним глотком опустошив полбокала.

– Кого Квицинский встречал вчера на Варшавском вокзале?

Ротмистр легкомысленно пожал плечами.

– Агента, наверное. Эти подробности у нас даже господину полковнику не докладывают.

– Отчего у вас в отделении не поставили полицейский телеграф?

– Да что вы! Как можно… Стоит машинка… Вещь непременная. – Мочалов работал челюстями, как гребным винтом. – Скоро прямой телефон в Москву протянут. Без этого теперь нельзя.

– Вчера утром в крепости Леонид Антонович допрашивал эту Крашевскую… – аккуратно спросил Ванзаров, делая ставку на разгадку сокращений «Кр.» и «В-т.».

– Он допрашивал! – хмыкнул ротмистр. – Я все костяшки отбил, сорочку запачкал, а Леонид умные вопросы задавал. Пыль в глаза господину полковнику пускал очередной раз. И опять: без толку… Ничего эта, как ее…

– Электрическая женщина, – подсказал Ванзаров.

– Вот-вот, именно. Крепкая полька, ничего не сказала, только посмеивалась. Так знаете, что Леонид предложил после допроса?

– Боюсь предположить.

– Вызвать гипнотизера и погрузить ее в транс! – торжественно сообщил Мочалов. – Только представьте этот цирковой номер! А господин полковник согласился, на все глаза закрывает. Эх, дали бы мне ее в оборот, такое устроил бы без всякого гипноза, запела бы, как миленькая.

Дамам и господам с шаткими нервами не следовало знать, что бы мог устроить ротмистр. Они и так отсели от него подальше. У Ванзарова нервы были покрепче.

– Как полагаете, в чем причина интереса Квицинского к спиритизму?

Мочалов накрепко вытер рот салфеткой и отбросил в сторону.

– У него, видите ли, была теория: при помощи спиритических сеансов предотвращать покушения и вообще нанести такой вред революционному движению, от которого мерзавцы уже не оправятся. Например, узнавать, где склады оружия, подпольные типографии, когда прибывают посыльные из заграницы, где держат общую кассу и тому подобное. Без помощи агентов и провокаторов, а так сказать, загнув с вершин спиритизма. В любое время, когда будет угодно. Идея сильно пришлась по душе господину полковнику. Квицинский получил, можно сказать, карт-бланш. Делай, что хочешь, только дай результат.

– Много времени уделял?

Мочалов усмехнулся.

– Только этим занимался. Никаких других обязанностей. На сеансы спиритические ходил, знакомства с приезжими знаменитыми медиумами водил, в кружке спиритическом состоял, посещал их заседания.

– В кружке при журнале «Ребус»? – спросил Ванзаров.

– Нет, о таком не слышал… Леонид называл… Кажется… – Тут ротмистр напряг все извилины, какие у него имелись. – Ведь говорил же… Ах да: Петербургский медиумический кружок. Они на Сергиевской собираются.

– И что же, Квицинский сам вызывал спиритические силы?

Ротмистр только плечами пожал:

– Не удивлюсь. Примерил на себя личину и не мог отказаться, так увлекся. Да все без толку. Одни разговоры, а если касаемо результатов, то, по моему мнению, их не было вовсе. Господину полковнику терпения хватит ненадолго.

Настал момент, когда надо было коснуться главного. Коснуться осторожно.

– В последнее время Квицинский приблизился к некому важному спиритическому открытию, – сказал Ванзаров, наблюдая за реакцией Мочалова. Тот ничем не показал, что чиновник полиции вторгся на запретную территорию.

– Был слух между нашими, – ответил он, раскрывая страшную тайну: оказывается, в охранке болтают языками почище любого чиновного присутствия, особенно когда не имеется точных фактов. – Вроде напал он на след какого-то аппарата, при помощи которого можно сильно мутить голову.

– Что за аппарат?

– Не имею понятия. Квицинский как-то обмолвился, что изобретение некого петербургского чудака. Думаю, толку от него, как от спиритического сеанса. Да только господин полковник так загорелся, что места себе не находил.

Похвальное здравомыслие ротмистра следовало отметить. Вино кончилось, а заказать еще бутылку Ванзаров поленился.

– У вас, Николай Илларионович, острый и беспощадный ум, – ограничился он комплиментом.

В охранке Мочалову все больше приходилось работать кулаками. Такие слова пришлись ему по сердцу, он расцвел застенчивой девицей.

– Если бы господин полковник слушал не только Квицинского… – с искренним сожалением проговорил он. – Столько времени зря потеряли…

– Кто мог Леонида Антоновича столкнуть в канал?

Не заметив резкого перехода, ротмистр выразил глубочайшее непонимание.

– Удивляюсь… Леонид был не борцовского сложения, но за себя постоять мог… Заморочили ему голову сильно.

– Спириты?

– А кто же еще.

– Зачем было убивать его?

– Вот этого в толк не возьму, – честно признался Мочалов. – Хоть и не были с ним в товарищах, но жалко.

– Почему Квицинский не носил при себе оружия?

Вопрос отчего-то сильно повеселил ротмистра.

– Забавная история случилась, – сказал он. – С год назад нагрянули мы в кружок. Ничего существенного, так, интеллигентская болтовня. Леонид был с нами. Полиция окружила помещение, мы вошли. Тут у него нервишки сдали, непривычен он к практической работе, как закричит: «Ни с места! Руки вверх!» – ну и пальнул для острастки. Рука оружием не тренирована, дернулась на отдаче. Пуля шальная попала одному кружковцу в грудь. И сразу наповал.

– Господин полковник запретил ему прикасаться к оружию.

– Именно так. – Мочалов вздохнул. – Был бы при нем револьвер, может, остался бы жив… Да что теперь сожалеть… Жена вот у него молодая. Красавица. Не знает, что уже вдова, бедная. Сами съездите к ней с тяжелым известием?

– Возможно, – ответил Ванзаров.

Он выразил ротмистру благодарность за столь полезный разговор. Расстались они почти друзьями. У публики на виду Ванзаров крепко пожал руку жандарму. Мочалов так проникся доверием, что предложил обращаться, когда вздумается. Если будет нужда.

С его уходом зал ресторана ожил. Зашевелились официанты, музыканты взялись за струны, ожили разговоры гостей. Зато оставшийся за столом приятель жандарма получил сполна, то есть был награжден букетом презрительных взглядов. Ванзаров такие пустяки не замечал вовсе.

Снова раскрыв книжку Квицинского на 28 октября, он уже знал четыре записи из шести. Одну из них надо было проверить незамедлительно.

Расплатившись и оставив скромные чаевые, Ванзаров поднялся из ресторана в холл гостиницы. На лестнице, ведущей на второй этаж, мелькнул господин в черном пальто и скрылся за пролетом. Человек не был знаком, но Ванзарова посетило странное и нелогичное чувство: где-то видел его.

Где и при каких обстоятельствах?

Память отказалась помогать. Может, и показалось. Чего не бывает…

Живет себе человек, ходит на службу, женат, имеет детишек. По утрам чай кушает, вечером домашний борщ хлебает. Живет себе – не тужит, жалованье получает, сыновей в гимназии обучает, дочерям приданое копит. Но вот в один странный день, то ли солнце в глаза ударяет, то ли ветер влетает в голову, начинает ему казаться, что все не так устроено, как нужно, как правильно. А даже наоборот. Тогда человек прикладывает усилия поломку мира исправить, да только от этого хуже делается. Никто его не понимает, все обидеть хотят, и домашние его врагами ему становятся. И вот приходит к человеку прозрение: мир вокруг него окончательно сошел с ума. Лечить его надо, иначе все рухнет. Говорит об этом человек с жаром, с верой и напором. Проповеди его слушают дома и на службе, но недолго. Вскоре, если успокоительное не помогает, отправляется бедолага, прозревший и прогнавший с глаз морок реальности, в заведение, что стоит на берегу речки Пряжки, иначе именуемое больница для душевнобольных Св. Николая Чудотворца.