Цена твоей (не)любви (СИ) - Дашкова Ольга. Страница 9
– Мама, не драматизируй, Регина, открой дверь! Слышишь меня? Открой! Кому говорю?
Папа дергает ручку с той стороны, а я, просто закутавшись в махровый халат, сижу на бортике ванны и смотрю на себя в зеркало.
Припухшие от поцелуев губы, на шее даже есть засос, заплаканные глаза. Руки трясутся, сама не знаю почему. То, что произошло в кабинете, перевернуло все мое сознание.
Оказывается, бывает и так.
Яркий, страстный, откровенный секс. Матвей зажимал мой рот ладонью, глуша крики и громкие стоны. Брал словно голодный, до сладкой боли вонзаясь глубоко в мое тело. Мой первый оргазм разорвал мир на миллион радужных осколков, таких острых, принося только удовольствие.
– Регина, открой немедленно! Иначе я выломаю дверь!
Папа не унимается, бабуля что-то тараторит рядом о подростках и суициде. Нет, я не буду резать вены и глотать таблетки, не сейчас. Когда со мной случилось такое и я полюбила как ненормальная.
Мне больно и хорошо одновременно.
Разве так бывает?
Но взгляд Матвея после нашей близости ранил больше всего. В нем снова было равнодушие и превосходство. Но я ведь знаю, я видела, буквально через несколько минут, после того как все случилось, он смотрел иначе.
Быстро выжидала тогда из кабинета, наспех поправляя одежду. На чистом адреналине, который все еще кипел в крови, добралась до дома.
– Доченька, открой дверь, нам надо серьезно поговорить.
Выполняю просьбу отца, он стоит на пороге, уставший, глаза красные. Мне жаль его, и так, наверное, куча проблем и забот, а еще я со своими закидонами.
– Что случилось?
– Ничего, просто хотела побыть одна, в этом доме это практически невозможно сделать, – закручиваю влажные волосы в высокий пучок, прохожу на кухню.
– Регина, что такое ты говоришь? – бабуля снова затараторила, от ее причитаний и так раскалывается голова третий день. Ее чрезмерная опека давит и раздражает. Дома я была предоставлена самой себе, и меня это устраивало.
На кухне завариваю зеленый чай. У меня было столько вопросов к отцу, а сейчас я словно застыла во времени.
– Дочь, что случилось? – папа берет за локоть, разворачивает к себе, пристально смотрит. Я совсем на него непохожа, вся в мать: глазами, цветом волос, бледностью кожи. Но он всегда волновался за меня больше нее.
– Скажи, тот мужчина у тебя в кабинете, кто он? – аккуратно задаю самый волнующий вопрос.
Молчит, отводит взгляд.
– Какой мужчина? – бабуля влезает снова.
– Пап? Ответь.
– Регина, тебе лучше не знать, пока не знать. Скоро все закончится, и я все объясню.
– Ты объяснишь мне сейчас, я не пятилетний ребенок, я имею право знать все, что происходит в моей семье. Почему меня сослали жить сюда из нашей квартиры и дома? Почему ты ведешь себя странно? Почему говоришь, что надо уехать?
– Вот уехать – это будет правильно, не нравится мне все это.
– Бабуля! Ты ведь недавно была против, что изменилось?
Двое взрослых, самых близких мне людей только смотрят на меня, потом друг на друга и ничего не объясняют.
– Кто тот мужчина? Что он делает у тебя в офисе?
– Я же говорил, он мой новый заместитель.
– Это не ответ.
Папа отходит к окну, долго смотрит в уже темное небо, спина напряжена. Я знаю, что услышу что-то нехорошее. Может, и не надо было спрашивать?
– Через два дня банкет, там все всё узнают.
– Что всё?
– Регина, если ты говоришь, что взрослая, значит, можешь потерпеть несколько дней, ведь так?
Голос строгий, руки за спиной, ладони сжаты в кулаки.
– Но тебе придется уехать сразу после него. Билет куплен, Эльвиру я предупредил, твоя мать ждет тебя.
– Я никуда не поеду, – отвечаю слишком быстро и эмоционально.
– Тебя никто не спрашивает. Все решено.
– Ты не имеешь права так поступать! Здесь моя жизнь, бабуля, ты, учеба, дом.
– Это вынужденная мера, несколько месяцев тебе придется пожить в Италии у своей матери, согласись, это не самый ужасный вариант.
– Нет.
– Вопрос закрыт.
Отец наконец разворачивается, бледный, уставший, мое сердце сжимается от боли, сразу перестаю с ним спорить. Мы поговорим потом, когда наступит благоприятный момент и мы оба не будем на взводе.
Он уходит, вижу на столе распечатанный лист бумаги, на котором написаны время и даты вылета. Всего три дня, и я могу улететь на долгие месяцы из страны.
Но разве я смогу?
Сердце в груди сдавливает словно тисками. Моя первая любовь оказалась вся пропитана болью, горечью и слезами. Где-то невероятное счастье? Где радость? Где восторг и бабочки в животе?
Ничего этого нет.
Но это все равно любовь. Я чувствую. Я знаю.
Опускаюсь на стул, смотрю в одну точку, размешивая уже остывший чай. Совсем не хочу есть и даже пить. Отец лишь гладит меня по плечам, потом быстро уходит, хлопает входная дверь.
– Девочка моя, тебя кто-то обидел?
Бабуля садится рядом, берет мои руки в свои, заглядывает в лицо.
Что я ей скажу? Да, мол, у меня был секс с мужчиной старше меня, я наивная, думаю, что небезразлична ему. Но у него, скорее всего, есть другая женщина. И я не знаю, что делать.
– Поверь, это все пройдет, всегда проходит, остается только главное, – бабуля так пристально смотрит в мои глаза, словно читает мысли и все чувствует. – Главное – не растерять себя, не отдавать слишком высокую цену, иначе ничего не останется, а вот тогда будет по-настоящему больно.
– Я так тебя люблю, – снова плачу, обнимая бабушку.
– И я тебя люблю, моя девочка. Все будет хорошо.
13
– Регинка, привет, милый костюмчик. Но, чтоб ты знала, не в обиду, конечно, он был в моде в том году.
– Привет, Лиля. Я считаю, что классика всегда в моде.
Меньше всего я хотела сейчас видеть Лилю. Яркая брюнетка двадцати пяти лет, любящая все блестящее, много говорить и собирать сплетни. А еще она старшая дочь папиного заместителя, того самого Владимира Петровича Сорокина, который перестал им быть по неизвестным мне причинам.
Лиля полностью оправдывала свою фамилию, сейчас на ней было черное, с переливающимися блестками, обтягивающее, очень короткое платье, высоченные каблуки, яркий макияж. Лиля работает в фирме отца, в бухгалтерии, и знала все новости.
– Ты чего такая кислая? Давай выпьем.
Сжимаю бокал шампанского, так и не сделала ни одного глотка. Очень долго собиралась на этот праздник, от которого совсем нерадостно на душе. Пришлось достать из шкафа темно-синий брючный костюм, чтобы прикрыть разодранные колени и незажившие локти.
Вышел вполне милый образ: белый топ, туфли на невысоком каблуке, выпрямила волосы и уложила их на одно плечо, даже сделала легкий макияж.
– Лиля, я не пью, ты знаешь.
– Господи, какая ты скучная. Так никогда себе мужика не найдешь.
Лиля выпила свой бокал залпом, схватила с подноса мимо проходящего официанта еще один. Открытая веранда загородного комплекса сверкала огнями, было уже не так жарко, дамы в открытых платьях, мне бы тоже стоило снять пиджак, но бил озноб, словно я днем очень сильно перегрелась на солнце.
Двадцатилетие фирмы праздновали с размахом, я знала, что все давно уже было заказано, оговорена программа, приглашены очень влиятельные и не последние лица нашего города, телевидение, журналисты, блогеры.
Папа был где-то с гостями, утром я поздравила его с днем рождения, которое совпало с этим праздником, вручила подарок. На его усталом лице мелькнула радость, но в глазах была тоска, а еще сожаление.
В ровной глади бассейна отражались мерцающие гирлянды, легкий цветочный аромат, смешанный с парфюмом гостей, летал в воздухе, играла живая музыка.
– Как твой папа? Как Владимир Петрович? Несколько дней назад была в офисе и не застала его там.
Лиля поджала губы, посмотрела в свой бокал, потом на меня уже с улыбкой.
– Все хорошо, срочно пришлось уехать, дедушку оперируют в Израиле, ну ты знаешь, там лучшие клиники.