Сидящее в нас. Книга третья (СИ) - Сергеева Александра Александровна. Страница 1

Александра Сергеева

Сидящее в нас. Книга третья

ЧАСТЬ 1. Глава 1

            От ворот крепости его не прогнали – дикого вида босого старика, что уселся напротив ворот. И уставился на них, как на последний оплот в жизни. Длинная всклокоченная борода. Вытекший глаз, который бродяга даже не потрудился прикрыть повязкой. Второй глаз, буровящий ворота. Почерневшие узловатые пальцы, торчащие из длинных рукавов большой не по размеру рубахи. Ничем не подпоясанной, что в Суабаларе увидишь л на преступниках, направляющихся на казнь. Или на совсем уж опустившихся людишках. Остальные хоть простой верёвкой, да подпояшутся, чтоб было куда цеплять нож.

            Стражи у ворот давно бы попёрли прочь это чудище, что выползло невесть из какой помойной ямы. Однако королева Диамель страшно не любила, когда зазря обижали даже такое отрепье. Дескать, они и без того обижены судьбой, так не стоит делать их жизнь ещё несносней.

Время от времени к воротам королевской крепости приходили просители. Не толпами, понятно, ибо сюда, в это глухое ущелье ещё нужно добраться. Однако иной раз кто-то самый смелый или же настырный добирался до орлиного гнезда Саилтаха Рашдара Восьмого.

Причём, явись сюда кто из горожан, торговцев, а паче того аташтаков, король велел бы спустить наглеца с горы на пинках. Этот народ пусть разбирается со своими наместниками. Или же отписывает свои писульки королю – в каждом даже самом малом городке для подобных дел есть специальные чиновники.

А вот беднейшие из крестьянского сословия, нищие или обиженные калеки имели право жаловаться лично королю. Или королеве, которая в отличие от жутко занятого супруга принимала жалобщиков не раз в месяц, а целых четыре. Через пару дней как раз день жалобщиков, однако этот старик явился заранее. И расположился у ворот, оставив за собой право первоочерёдности. Теперь ни за что отсюда не уйдёт, покуда не предстанет перед её величеством Диамель – его величество, как всегда, отсутствовал. Два дня упорный бродяга будет мозолить всем глаза – досадливо поругивались стражи ворот. А прогнать никак.

Однажды – когда королева только взялась за это дело – такого вот голодранца тишком турнули прочь. Так её величество учинила жестокосердым стражам знатный разнос. Кому оно надо: нарываться из-за всякого сброда? Никому – понимали воины, оттого и досадовали.

Солнце перевалило за полдень, когда внизу на дороге ожидаемо показался обоз. Распорядитель замковых покоев достопочтенный Лунхат в этот раз самолично отправился в ближайший городок, дабы принять у торговцев всё, что заказал привезти из всех провинций Суабалара.

Видать, в прошлый раз кто-то из торговцев провинился, если так-то лишился доверия Лунхата. Без нужды этот сыч ни за что не покинет крепость. Корни тут пустил – не выдрать. Сама королева в нём души не чает. А его племянницу Каюри Лиаты так и вовсе провозгласили чуть ли не своей надзирательницей. Поднялась девка высоконько – нечего сказать.

Загруженные по самый верх возы медленно взбирались на гору. А вот сам Лунхат не стал любоваться на сей тихоход, теряя время. С парой приданных лично ему гвардейцев заторопился домой. Обоз только дополз до подъёма к крепости, а господин распорядитель уже вскарабкался к самым воротам. Лошадей торопыги не запалили, но и особо не щадили. Стражи ворот давно выкликали конюхов для их встречи. Едва вернувшиеся добытчики спешились, изнурённых коней покрыли попонами и увели во двор.

Лунхат, было, двинул следом, но привычно окинул быстрым взглядом окрестности и замер, как громом поражённый. Уставился на притулившегося в стороне бродягу неверяще, так что гвардейцы насторожились: мало ли кого принесло по душу распорядителя. Старика-то Лунхат точно узнал. Высокий ворот куртки взялся рвать, словно тот его начал душить.

– Знаешь его, достопочтенный? – негромко уточнил один из гвардейцев, дабы не наворотить лишнего.

– Знаю, – сухо буркнул Лунхат.

– Гнать?

– Хотелось бы, – обречённо пробормотал уважаемый к крепости пожилой человек. – Мог бы, самолично бы в пропасть сбросил, – признался он, зыркнув на собеседника.

Этого парня он прихватил в дорогу не случайно. Каймат не только сын покойного друга – прежнего катадера королевской гвардии. Не только родич нынешнего катадера Унбасара, который высоко ставит своего выпестыша. Не только великий воин, каких называют исполинами, исчисляя не тысячами или сотнями, а десятками по всему Суабалару. Каймат ещё и достойный молодой человек, что ставит свою честь превыше всех благ. Сам его величество Саилтах Рашдар Восьмой числит его среди друзей-приятелей. Так-то.

Было дело, Лунхат размечтался заполучить бравого парня в зятья: выдать за него любимую племянницу Каюри. За ним бы девка была, как за каменной стеной. Да эта паршивка такое учудила, что дядюшка по сию пору опомниться не может: стала Двуликой. С демонами вожжается да ещё и прикрикивает на бестолковых Лиат, ничего не опасаясь. А те ей в рот смотрят, будто мудрей его девочки сроду никого не видали. Беда.

Сопровождать распорядителя замковых покоев Каймату никто в обязанность не вменял: не по его полёту задача. Лунхат его просто попросил об услуге, и благородный исполин охотно откликнулся на просьбу. Почему попросил? Да вот так оно вышло, что у старого Лунхата уже несколько дней сердце не на месте. Чуял он – ох, чуял, что надвигается гроза. Не на Суабалар, не на короля, а именно на него. И вот вам, пожалуйста: грянуло, да ещё как.

– Кто это? – по-прежнему тихо спросил Каймат.

Не любопытства ради: помощь предложил распорядителю, неожиданно сникшему под каким-то невыносимым бременем.

– Никому, – безотчётно потребовал Лунхат, хотя и знал, что предупреждение молчать до обидного лишнее.

Каймат просто кивнул, ничуть не обидясь.

– Это мой брат, – еле слышно выдохнул Лунхат. – Отец Каюри.

– Вот как, – протянул Каймат, разглядывая уставившегося на них бродягу.

Уставившегося открыто, выжидающе, будто тут ему что-то должны и вот-вот бросятся отдавать долги. Правда, непозволительно замешкались, за что ещё схлопочут.

– Наглый у тебя братец, – скривился Каймат. – Уж прости, отец, на грубом слове.

– Дрянь, а не человек, – с ненавистью процедил Лунхат.

Он заметно приободрился, взяв себя в руки после нешуточного удара от нечаянной встречи. И теперь размышлял, что делать: и вправду спровадить братца в пропасть, или чревато? Каюри отца не помнит: тот оставил её на попечение брата, когда малышке было четыре года. Сманил ублюдок трёх своих сыновей заняться контрабандой с какими-то имперскими дельцами. Двое старших погибли, а эта жадная сволочь с младшим сынком попала в рабство. А мальчишке только исполнилось двенадцать. Что уж претерпел Чахдур в том рабстве, Лунхат даже не представлял. Долго искал племянника, засылая в Империю ищеек, да так и не нашёл ни мальчика, ни его дрянного отца.

А тут гляди-ка, братец объявился аж через пятнадцать лет. Да не постыдился показаться на глаза. А ведь Лунхат как только не уговаривал алчного поганца, чтобы не втягивал сыновей в паскудное дело, не ломал им жизнь. Их сгубил, а у самого хватило совести выжить и притащиться к брату – боролся с закипающей в душе злобой Лунхат, направляясь к поднимающемуся с земли ублюдку.

Тот пялился на него не виновато, не просяще, а с вызовом. Не за милостью пришёл, а требовать, будто ему тут и вправду что-то должны. С того и начал, едва Лунхат подошёл и остановился в трёх шагах от гостя.

– Где моя дочь? – прохрипел зло, требовательно, зыркая на него исподлобья, как на врага.

– У тебя нет дочери, Цамтар, – окончательно придя в себя, холодно оповестил брата Лунхат.

– Ты всего лишь её опекун, – пренебрежительно отмахнулся тот. – Теперь я вернулся. И дочь моя. Я её забираю.