Любовь на руинах (СИ) - Иванова Ксюша. Страница 20

— Пошли, пошли, я тебя так загримирую, мама родная не узнает!

В комнатке, которую они называли пафосно гримеркой, было достаточно светло — множество свечей хорошо освещали и большое зеркало и стол перед ним, на котором, действительно, были беспорядочно расставлены всевозможные косметические принадлежности — баночки, скляночки, тюбики с помадами, румянами и тому подобной ерундой, а еще парики, блестки и гуашь — именно ею и восемь лет назад и, похоже, сейчас, девушки Хозяина, раскрашивали свои тела перед танцами, которые всегда заканчивались одинаково. Меня передернуло при воспоминании о том, КАК это происходило и, совершенно точно, КАК будет происходить совсем скоро. У стены прямо на полу на старом широком матрасе спали в обнимку две молодые татуированные девушки, прикрытые грязным ватным одеялом, больше похожим на тряпку.

Финик подскочил к ним, сдернул одеяло и весело заржал, когда одна из девушек лягнула в его сторону голой ногой.

— Вставайте, дуры, разлеглись тут! — он бесцеремонно пихал их по чем зря ногами. — Хозяин приказал вам подготовить к выступлению новенькую.

Девушки сонно потягивались и с любопытством посматривали на меня. Одна из них неохотно поднялась и нетвердой походкой направилась к противоположной от входа стене. Открыла грубо сколоченный деревянный ящик, лишь отдаленно напоминающий шкаф, порылась там и достала нечто блестящее, невесомое, без сомнения, ношенное и никогда не стиранное и бросила этой тряпкой в меня. На этом, видимо, посчитав, что ее миссия по подготовке к выступлению окончена, она завалилась, как мешок с картошкой, на подстилку снова.

Я покрутила в руках тряпочку, когда-то бывшую платьицем, похожим на те, что носили много лет назад фигуристки во время своих выступлений — вверху сеточка почти до самого пояса, кое-где с еще сохранившимися блестками-пайетками, а внизу коротенькая атласная расклешенная юбочка, едва доходящая до середины бедра. Решила попытать счастья — кто его знает, может, сейчас другие порядки:

— Постирать эту рвань есть где?

Финик, улегшийся за спиной девушки, выдавшей мне платье и лапающий то ее, то, перегнувшись, ее соседку, даже присел на край постели, бросив свое занятие. Другая девушка подняла растрепанную голову, встретилась взглядом с бойцом и расхохоталась:

— Принцесса, блядь! Постира-ать ей! Может, тебе еще и туфли хрустальные выдать?

Попытка не удалась. Ну и хрен с ним! Меня вдруг осенило — а что если… А что если ребята Ярослава решат нас спасти? Лучшего момента, чем через пару часов, когда Хозяин и его дружки употребят, наберутся под завязку и начнут трахать все, что движется, и не найти! Именно так, несмотря на часовых, которых всегда выставляет Хозяин, когда-то справился с его группировкой Женька. Да, бойцов у Ярослава мало, но зато они более опытные, тренированные, чем у Слепого, и командира своего уважают! А вдруг у нас еще есть шанс? Тогда нужно тянуть время. Танцевать, делать что угодно… лишь бы выжить, лишь бы дождаться. Вот бы Славу увидеть, поговорить с ним до того, как это все начнется!

Тогда, много лет назад, у меня не было совершенно никакой надежды. Но я как-то жила. Сейчас же, пусть призрачная, но она была. Я прямо-таки воспряла духом, собралась с мыслями. Не обращая внимания на все более активные обнимания одной из девушек и бойца на одеяле, разделась и натянула платье. Оно оказалось впору. Забыть мое прошлое невозможно — поэтому я уверенно и быстро раскрасила себя так, как всегда нравилось Хозяину. Ох, только бы он не передумал и не воспылал ко мне былой страстью. Пусть у всех на глазах, пусть… Только бы это был Яр, а не кто-то из этой мерзкой своры.

Я раскрашивала лицо, когда вторая девушка, не участвовавшая в процессе, который полным ходом шел в паре метров от меня, подошла ко мне сзади.

— Но-овенькая, — протянула она. — А не плачешь, не бьешься в истерике… Да и постарше ты, чем наш БигБосс любит. И красишься, как надо. Что за чудо? Ты чего такая странная?

— Ты тоже странная — не обдолбанная, не голая, не лысая, с языком, в конце концов.

— Знаешь наши порядки. Кто такая?

— Была когда-то такой же, как ты.

— Чья? Ха! Да ты же Рыжая! О тебе тут легенды ходили! Мне Химик рассказывал. Я — его подруга. Только его.

— Пока только его. Ты правильно заметила, я знаю местные порядки. Здесь все общее. Так что не обольщайся.

— А ты не умничай! Хотя, слушай, как ты выбралась я в курсе. Зачем вернулась? Столько лет прошло. Неужто соскучилась?

— Нет. Поймали нас.

— Так ты не одна здесь, что ли?

— Нет, не одна.

— А с кем? Где эта несчастная?

— Это — мужчина.

— И его еще не прибили? Что за новости? Странно все это. И ты… И мужик… Не ведет себя так Хозяин никогда. Никого не прощает. А тебя так, вообще, растерзать за то, что сбежала тогда от него и бросила, предала, грозился. Во всяком случае, от Химика я слышала именно это.

Я тяжело вздохнула. И сама думала о том же самом. Не оставит в живых ни меня, ни Яра. Поиздевается, заставит сделать что-нибудь мерзкое, сломает, а потом просто застрелит или еще чего похуже…

22

Узнал ее сразу. Как только главный сделал знак и бойцы прогнали со сцены трех, танцевавших уже достаточно давно, девушек, та дверь, через которую я ходил в ванную, открылась и вышла новая троица. Рыжая была в центре.

Я понимал, что ее заставили, что она не по собственной воле вот так оделась — грудь напоказ, платье скорее открывает, чем прячет тело. Но гадкая мысль о том, что идёт она уверенно и спокойно, красивой походкой от бедра, так, будто бы делает это далеко не первый раз, все-таки неприятно пронзила мозг.

И эти суки — нарики проклятые свистят и улюлюкают не тем голым девицам, что на заднем плане, а именно ей. Потому что она — особенная, именно она бросается в глаза. И не важно, сзади она или впереди стоит на сцене, неважно, во что она одета — она всегда будет привлекать к себе внимание. Взглядом своим непокорным, горящим. Гордо поднятой головой. Желанием жить. Иначе не шла бы так решительно. Не место ей здесь — это однозначно! Она никогда не смирится с ролью сексуальной рабыни, никогда не подчинится. Такую не согнешь, не подстроишь под себя — только на равных, или сломать… Я думал, пока она шла. Смотрел на нее и думал.

Но когда она начала двигаться под музыку… Я понял, почему он не изуродовал ее, как большинство находящихся в комнате девушек, я понял, почему он оставил ее себе и, судя по всему, никого больше не подпускал к ней. Она двигалась потрясающе. Она чувствовала музыку и даже казалось, что сама мелодия подстраивается под движения ее тела. Не пошло, не вызывающе, а с каким-то надрывом, как будто бы в последний раз танцевала она… Музыка? Какая-то незнакомая тоскливая мелодия еще больше усиливала это впечатление.

Понимал умом, что нужно следить за толпой извращенцев, а особенно за тем, кого зовут Хозяином и его другом Аликом, которого встречали тут, как дорогого гостя. Но Алик с порога получил из рук главаря шприц с наркотой и, буквально пару минут назад сделав укол, отъехал. А Хозяин, сука, только что слюной не обливался, глядя на нее.

И как же мне хотелось иметь возможность, сделать с этим хоть что-то! Дать бы по этой уродливой морде! Чтобы не зарился! Чтобы и глаз на нее поднять не смел!

Во мне боролись два чувства. С одной стороны я, как любой нормальный мужчина, хотел ее. Просто потому, что… Да что тут объяснять! Смотрел на неторопливые движения роскошного тела, на практически открытую грудь — легкая черная сеточка не в счет, и чувствовал, как до боли напрягается член в трусах, как холмом приподнимаются полы халата. С другой, разум пытался фиксировать расположение всех находящихся в комнате и следить за их передвижениями. Для этого нужно было иметь холодную голову, а если смотреть на Рыжую сейчас, это невозможно.

Отвел глаза, стараясь успокоить тело. Осторожно посмотрел на Хозяина. Вот, сука! Наблюдает за мной! Улыбается, тварь, снисходительно, понимающе так, словно отлично знает, о чем я думал. Он похлопал по дивану рядом с собой и кивнул мне. Пришлось встать из кресла и сесть к нему ближе. В длинном халате я чувствовал себя некомфортно, особенно удручало полное отсутствие оружия, если, конечно, не считать того самого ржавого гвоздя, который я спрятал в пояс халата. Так одет был и сам Хозяин и его друг, который с закатившимися от удовольствия глазами сейчас раскинулся сбоку. Остальные бойцы, из тех, видимо, кто был допущен к таким "праздникам", сидели кто где, некоторые прямо на полу, прислонившись к стене. Многие пили какую-то бурду из бутылок, передавая их по кругу. Один блевал в углу. На него никто внимания не обращал. Хозяин панибратски положил свою руку мне на плечо и сказал, придвинувшись, в самое ухо: