Любовь на руинах (СИ) - Иванова Ксюша. Страница 8

Идиот! Впереди задание. Сложное. Путь неблизкий. А ты о чем думаешь? Как мальчишка, как сопляк какой-нибудь! Бабу увидел на других непохожую и тронулся умом! Усилием воли выбросил Рыжую из головы.

Оделся, собрал все, что приготовил к поездке и, не оборачиваясь, вышел из комнаты. Ребята подтянулись к машине вслед за мной. Выбирал себе команду с умыслом, таких, которым доверял, кого считал самыми лучшими.

Димон, как я и ожидал, пришел первым. Его у нас звали Десантником. Кличка точно отражала прошлое — он, действительно, в десантуре служил до катастрофы. В свободное время, по вечерам особенно, Димон качался, медленно, но верное подтягивая к этому делу молодых ребят. Была у него штанга, гири разного калибра и даже отдельная комнатуха, где все это добро стояло. Сильный, выносливый, неглупый, помешанный на идее "братства", так он называл нашу Северную группировку. Преданный ребятам, и, конечно, мне с Антоном, до мозга костей. Такой, как Димон, запросто собой прикроет, если нужно будет. Таким — надежным и преданным — он был и в семье. Его жена, которую он знал и любил еще со школы, Елена, была женщиной мягкой, тихой, маленькой ростиком — едва по плечо Димону. Растили сына. Пацан по имени Артем был лучшим другом и ровесником моего Сашки.

Димон молча сел рядом на бревно. Во дворе завода огромное количество подготовленных и сваленных в кучу деревьев, распиленных "дружбой" на чурбаки. Часть из них ребята из тех, что помоложе, уже покололи на дрова. Чтобы не замерзнуть холодной длинной зимой их нужно очень и очень много.

— Яр, как Сашка?

— Вчера вечером был жив. Скоро узнаем, — говорил специально спокойно и практически равнодушно, но на душе кошки скребли. Переживал, как там мой мальчишка. За ночь ведь все что угодно могло произойти — вдруг хуже ему стало?

Зевающий Степка, растрепанный и даже в полусонном состоянии что-то жующий, одевался на ходу. Такому как Степан, конечно, нужно питаться лучше и употреблять гораздо более калорийную пищу, чем он может себе позволить. Степке было всего двадцать — растущий организм. А к тому же он имел высокий рост и богатырское телосложение. Димон покачал головой показывая мне глазами на парня, мол, молодежь несознательная пошла — опаздывает, да еще и не в надлежащем для важного задания виде является.

— Степан, где Давид? Пора ехать.

Степан посмотрел за дверь и резво соскочил с крыльца. На освободившемся месте появился Давид. И не один. О, сегодня нашего ловеласа провожает Маша. И вроде бы, девушка нормальная, серьезная — ничто не предвещало, что вот так запросто поддастся такому бабнику, как Давид. Но ведь умеет, сволочь, мозги бабам запудрить. Десантник, вставая с бревна, сплюнул на землю:

— Яр, лучше бы ты Леху-Стрелка взял — глаза б мои этого… потаскуна не видели!

Давид, который, конечно, все слышал, только улыбнулся, поцеловал у нас на глазах покрасневшую от этих слов девушку и молча, первым сел в машину на заднее сиденье. На самом деле, боец он был замечательный — владел восточными единоборствами, стрелял без промаха, быстро соображал. И Антон прав, Давид мог бы заменить меня в этой поездке, справился бы. А его отношения с женщинами — это сугубо личное дело, лезть в которое я бы не стал.

Антон, естественно, тоже вышел. Попрощался, пожелал удачи. Ну и просил, по возможности, привезти что-либо из необходимого. Но это он мог бы и не говорить — мы и сами отлично знали. И потом Жук ещё долго стоял у ворот, засунув руки в карманы брюк и глядя нам вслед.

К зданию больницы мы приехали за полчаса до назначенного времени — ровно столько потребуется, чтобы к Сашке заглянуть.

Давид мирно дрых сзади, явно ночью не до сна было. Не стал его трогать — территория все равно под контролем у людей Слепого — ничего с машиной случиться за время нашего отсутствия не должно. Но Степке все-таки приказал оставаться в машине, смотреть в оба и быть на готове. Димон пошел со мной внутрь.

Нас уже ждали. Коренастый пожилой мужичок, стоявший до этого рядом с одним из охранников возле входа, махнул рукой, призывая следовать за ним. Дорогу я узнавал — мы шли в сторону операционной. Мужик на вопрос о Сашкином самочувствии ничего не ответил, только плечами пожал. Сказал, что Слепой велел вести нас сюда, и больше он сам ничего не знает.

Впереди, в полумраке длинного коридора, вдруг послышались странные звуки: какая-то возня, грохот, отборные маты, произносимые сдавленным женским голосом и мужской смех. Да это же из комнаты Рыжей доносится! Спросил у мужика:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Что это за шум?

Он снова безразлично пожал плечами, так, будто подобное у них в порядке вещей. Я ускорил шаг и двинулся в сторону шума. Димон шел следом за мной, но голос его прозвучал как-то неуверенно:

— Слышь, Яр, может не нужно вмешиваться? Не наше это дело!

Я и сам так думал…. Но когда услышал ее испуганное: "Пожалуйста, отпусти, не нужно…", а потом громкий крик: "Женя!", рванул с места бегом, дернул входную дверь на себя и в полутьме с трудом разобрал, что клубок из сплетенных тел находится прямо передо мной на полу. Рыжая, ясное дело, внизу — волосы, как осенние листья, разметались прямо у моих ног. А сверху — тот самый, неприятный мужик, который приставал к ней возле комнаты Слепого вчера вечером. И которого она, кстати, отшила…

Когда Валерка навалился сверху, шепча совершенно несуразное: "Зоечка, тебе понравится! Я знаешь, что умею… Завтра сама будешь просить меня сделать так же!", попыталась вырваться, и у меня получилось! Но успела сделать всего лишь один-единственный шаг к двери, Валерка догнал, вцепился в волосы, с силой дернул на себя. От боли закричала, кажется, на всю больницу! Ну почему я так близко к операционной и так далеко от всех остальных наших? Сама, сама так хотела, чтобы поменьше микробов от жителей к больным проникало! И, несмотря на скученность и нехватку помещений, мне позволили в этом крыле на первом этаже расположиться практически одной, не считая Пашки и тех, кто был мной прооперирован. Все хотели выжить, поэтому и позволили мне жить, как королеве! И ни разу за все эти годы никто не посигнул на мою честь! А сейчас… И кто? Женькин друг!

Валерка присосался мокрым отвратительным поцелуем к шее — теперь засосы будут… Затаилась на несколько секунд, терпя и это, и грубые шершавые и, конечно, грязные пальцы с острыми ногтями (под которыми точно куча микробов!), стремительно заползающие под футболку и сжимающие груди. Попыталась пробить его на жалось: "Пожалуйста, отпусти, не нужно…" Но он шумно сопел в ухо: "Какая же ты сладенькая! Сама же полезла целоваться!" И тут не скажешь, что другой мне привиделся, что всем своим существом потянулась к совершенно незнакомому, впервые увиденному мной только вчера, человеку.

Вот дура! Чего же я не кричу? Вдохнула поглубже и изо всех сил заорала, срывая связки:

— Женька!

Помнила, как он жалел меня тогда… Спасет! Поможет… Если, конечно, услышит!

Вызывающая лишь отвращение рука Валерки, была тут же выдернута из-под моей футболки, мой рот закрыт. Я брыкалась и кусалась, но он явно был сильнее. Да и "нежности" прекратились — понял, гад, что моего ответа не получит. Толкнул прямо на пол и навалился сверху, одной рукой держа мои руки, второй — нащупывая ремень на моих штанах. Кровь пульсировала в голове толчками. Также, толчками, рывками, проносились в голове мысли: "Нет! Нет! Не хочу! Не могу! Что делать? Что же делать?" Я зажмурила глаза и только-только собралась закричать снова, как вдруг почувствовала, что Валерка резко и быстро встает с меня.

— Сука! Ты что делаешь?

В этом голосе было столько злости, что я даже сначала не поняла, кто именно произнес эти слова. Попыталась подняться. Возле меня на корточки присел огромный, похожий на медведя мужик, одетый в военную гимнастерку и штаны — в утреннем свете, проникавшем через открытую настежь дверь было хорошо его видно. Кто это? Откуда он здесь? Чего от него ждать? Он протянул мне руку и сказал спокойным, ласковым голосом, совершенно не гармонирующим с внушительной внешностью: