Терпи, неудачница! (СИ) - Иванова Ксюша. Страница 40

    - Защищаешь его? Хвалишь... Хороший Олег! А я - плохой, да? Бросил вас? Оставил тут без денег, без помощи? А ты говоришь, что любишь! 

   Обида и злость в ее глазах внезапно погасли. Я хорошо разглядел этот момент. Внезапно, вместо них Женины глаза засветились нежностью и любовью. Она осторожно вытащила из моих рук свои ладони, но не отошла в сторону, а наоборот, обвила мою талию и положила голову на грудь.

   - А помнишь, Саша, как за неделю до суда ты просил меня верить тебе? И я верила. Ты просил меня не оставлять тебя, быть рядом. И я осталась здесь. И на суде выступала. И потом жила в твоей квартире, ездила на твоей машине. И не потому только, что мне было так удобно. Просто на твоей кровати, в твоей комнате, даже в машине твоей был твой запах. Мне казалось, что ты рядом. И я не могла лишить себя этой возможности - прикасаться к тем вещам, которые трогал ты, укрываться твоим одеялом, носить твои футболки, любить твою дочь... И если ты мне не веришь, то, наверное, лучше будет расстаться, чем жить и все время подозревать... 

     Много ли значат простые слова? Можно ли верить им, если всего десять минут назад, мой разум подсказывал мне совершенно обратное? И мог ли я отпустить ее? Даже представить это мне было страшно. Я весь год жил, словно в аду. Целый год я ждал одного - встречи с нею. А если, на минуточку, представить, что она говорит правду? Я закрыл глаза, полной грудью вдыхая запах ее волос. Ощущая каждой клеточкой тела всю ее, крепко вцепившуюся руками в мою футболку, касающуюся влажным дыханием кожи на шее. Я был открыт и уязвим перед ней. Она имела надо мною огромную власть. Она могла сейчас запросто убить меня словом. Но словом же была в силах вернуть веру в людей и в свои чувства. 

   - Саша, - прошептала ласково, касаясь губами кожи. И от этого места, от этого прикосновения тело мое начало дрожать, как в лихорадке. - Любимый мой, ревнивый мой. Только ты, слышишь? Никого не было. И не могло быть. Верь мне, пожалуйста, если я нужна тебе, если тебе нужна дочка! И не отталкивай меня сейчас. Я безумно соскучилась. Люблю тебя... Хочу тебя...

   Ее губы скользнули вниз по шее, потом вернулись и обхватили мочку уха. Я пытался вспомнить, что нужно сказать, но не мог. Все мысли разом разлетелись в разные стороны. В голове набатом бились только эти ее слова, это "хочу тебя"... И я не мог не верить, как не мог сейчас не дышать.

    Подхватил на руки, в два шага долетел до кровати и осторожно уложил ее на середину. Мне казалось, что вещи ее, как живые, сопротивляются, не хотят сниматься, хотя я и видел, что она тоже помогает мне. Сил и времени на то, чтобы расстегивать пуговицы на Жениной рубашке у меня не было совсем. Поэтому, взявшись за полы, я просто рванул в разные стороны. И услышал неожиданно игривое:

   - Вот теперь я начинаю тебя бояться...

  - Давно пора, - прохрипел, задыхаясь. И, пьянея от своей безумной нежности, от любви к этой женщине, поцеловал нежную кожу над бюстгалтером, провел языком по вершинке, все еще затянутой плотной белой тканью. И с радостью увидел ее реакцию, моментально затвердевший сосок, подрагивающий животик, руки, метнувшиеся к волосам, не отпускающие, не дающие отстраниться. 

    Раздевался, продолжая ласкать ее грудь, оглушаемый своим желанием и ее тихими стонами. Она извивалась на кровати с закрытыми глазами. Она с нетерпением тянула меня прямо за волосы на себя. И когда я завис над нею, поместившись между раздвинутых ног, она дрожала не меньше, чем я и была влажная и горячая под трусиками. Стоило только просунуть под тонкую ткань руку и прикоснуться пальцами к нежной коже, как она приподнялась навстречу, позволяя мне, легко постанывая, шепча что-то бессвязное. И даже снять сейчас единственную преграду нас разделяющую я не мог - мне было физически больно от той страсти, от дикого желания, которое я сейчас испытывал. Поэтому сдвинув полосочку ткани в сторону, я тут же, стараясь делать это, как можно, медленнее и осторожнее, вошел в ее тело, окончательно потеряв голову. И только теперь, толкаясь до упора, вбиваясь в нее изо всех сил, я впился в  пересохшие любимые губы, ловя своим ртом ее стоны, с радостью ощущая, как сильно она прижимает меня к себе руками, как крепко обхватили меня ее ноги, покрываясь потом от бешеного темпа, от волнами накатывающего удовольствия, и понимая, что не смогу сейчас позаботиться о ее удовольствии... не могу... не успеваю... 

  Только она, изгибаясь подо мной, вцепилась ногтями в спину и неожиданно начала бешено сокращаться, заставляя меня в то же мгновение кончить глубоко внутрь ее тела. 

     ... А потом я просил прощения за свою глупость, любил ее снова и снова, слушал ее признания. А к середине ночи, тихонько постучавшись в дверь, смущенная мама (слышала, конечно, все наше безумие!) принесла хнычащую Машу. И я с удивлением узнал, что, оказывается,  по ночам Женя еще кормит ребенка грудью и смог любоваться этой потрясающей картиной, поглаживая маленькую спинку. 

     Маша заснула, и мама все также молча, унесла ее к себе. А я вновь потянулся к Жене, укладывая себе на грудь ее голову. Вот я идиот! Почему-то теперь мои подозрения казались мне жуткой глупостью. Ну как она могла изменять мне, если по ночам нужно было кормить ребенка? 

     - Женька, я идиот, да? О, Боже, мне так стыдно! Прости меня! 

     - Саша? Ты знаешь... я все-таки... должна кое-что тебе рассказать... только обещай, что... ну, будешь держать себя в руках! 

     Я насторожился, чувствуя как вдруг испуганно застучало сердце.

    - Я машину об столб поцарапала. Очень сильно...

Эпилог. И ещё один год спустя.

     - А знаешь, Женька, я даже скучаю иногда по тому нашему походу! Два года прошло, а кажется, что все это случилось только вчера.

     Маруся прилетела в гости. Я позвала ее, преследуя две очень важные цели. Но, если первая моя цель получила полное одобрение со стороны мужа, то вторую он раскритиковал и советовал на ее осуществление не очень-то рассчитывать. 

     Во-первых, летом было решено крестить Машу. Ну и кого, скажите, звать крестной мамой, если не мою подругу с таким же именем? 

   Во-вторых, Маруся была все также одинока. И будущий крестный отец - Олег, тоже...  А с некоторых пор мне хотелось, чтобы всем окружающим людям было хотя бы вполовину так хорошо, как мне самой! Я жила в какой-то эйфории, боясь только одного, что что-либо в моей, абсолютно счастливой жизни хоть немного изменится. Мне такие изменения были не нужны! Они меня даже пугали. 

    - Хм, даже не знаю, Маруся, скучаю ли я? С одной стороны, если бы того похода не было, я не познакомилась бы с Сашей. С другой, он не сидел бы в тюрьме. 

    За городом, куда мы повезли нашу гостью на пикник, было красиво и, как утверждал мой личный инструктор по туризму, совершенно безопасно. Саша с Варькой и Артёмом недалеко от берега ловили с лодки рыбу, а мы с Марусей варили уху. 

    В этом месте, видимо, часто останавливаются отдыхающие - тут и столик деревянный стоял возле самого берега и лавки возле него. Сам берег был пологий, с выдолбленными в земле ступеньками для удобного спуска. По обе стороны от расчищенного прохода густо разросся камыш. 

    - А может, и сидел бы, только не ты его ждала бы! Так что, нечего жалеть о том, чего невозможно изменить! 

    Сашин телефон, оставленный на столе, зазвонил. Он махнул мне с лодки в направлении звука. А, ну ясно! Я должна побыстрее ответить - иначе музыка распугает рыбу!

     Звонил Олег. Конечно, я в свои планы по поводу знакомства наших друзей, никого, кроме мужа, не посвящала. А Саше пришлось мне подыграть, как он не сопротивлялся. 

    - Привет, Олег! 

    - Привет, Женек! Слушай, Саша вчера на шашлыки приглашал. Еще в силе предложение? Я тут с утра занят был, новые поставщики приезжали. Вот освободился. 

    - О-о, - я прямо от радости подпрыгнула на деревянной лавке. - В силе, в силе! Слушай, а мы вот тут подумываем с ночевкой остаться. Мой муж все необходимое взял. Ты как?