Падая за тобой (СИ) - Кальби Иман. Страница 62

— Расслабься, не будет больно…

Его рот накрывает мое лоно и он в буквальном смысле начинает его пить. Это не грубо, не резко, не больно… Это удивительно нежно и чувственно. Я даже не знала, что такое бывает, что такое возможно. Тело простреливает волна удивительного, совершенно нового для меня удовольствия… Еще и еще… А я вдруг ловлю себя на мысли, что вот такие вот действия вашего мужчины- это самая высокая степень его власти над вами… Это как заключительный аккорд. Это как поглощение всей сути женщины… Это интимно, нежно, сокровенно… Это то, что касается только двух любящих друг друга людей… В таких действиях а-приори не может быть пошлости и низости… Только любовь и нежность способны порождать такие ощущения… Или это только я себе такое напридумывала… Или это только с ним так… Снова выгибаюсь дугой от его языка на своих лепестках, а потом меня накрывает жаркая волна удовольствия, от сердцевины по всему телу разливается нежность и эйфория. Я буквально чувствую, как эти два чувства бегут по моим венам, смешиваясь с еще более ярким, зреющим в моих глубинах ощущением- желанием почувствовать его внутри…

— Алмаз… — шепчу я… — Прошу…

— Скажи это… — слышу его хриплое дыхание у себя на бедрах и меня просто скручивает от вожделения по нему…

— Войди в меня, прошу, Алмаз…

Он глубоко выдыхает. Это он и хотел услышать. Мой медвежонок, знающий меня лучше меня самой…

Накрывает своим телом и медленно растягивает меня, наполняя.

— Я буду нежным, Лала… Тебе будет хорошо… — снова это горячее дыхание на шее, от которого и так уже хорошо, уже блаженно..

А я страстно обхватываю его ногами и подаюсь наверх, выгибаясь. Мне уже не хочется, чтобы он был нежным. Хочу его всего, такого, какой он есть… Моего яростного, ненасытного Алмаза… Не хочу, чтобы он сдерживался… Мне уже не больно… Я такая мокрая, такая готовая для него, что выдержу все, что бы он мне ни приготовил, как бы он ни захотел меня взять.

Он рычит, но не пускается во все тяжкие. Сохраняет спокойствие и выдержку… Может, и ему самому нужно сегодня вот так вот… Нежно, мягко… Запоминая каждую секунду… И мы с ним улетаем… Просто улетаем… И зависаем где-то между раем и адом в свободном падении…

Алмаз остался со мной на целых пять дней. И эти дни стали самыми сказочными в моей жизни. Мы проживали их только для себя, лишь изредка выныривая из нашего оазиса в обычный мир- когда приходилось время от времени проверять телефоны, когда я звонила тете, а он быстро решал текущие рабочие вопросы, когда привозили еду. Мы болтали, смеялись, гуляли по округе, готовили вместе поесть, собирали и тут же поедали, кормя друг друга, фрукты и ягоды в саду. Мы вспоминали школьные годы, молодость, нашу нежную невинную любовь, смотрели любимые фильмы каждого из нас, рассказывали о своих профессиях, словно желая поделиться всем тем, что было прожито нами в отрыве друг от друга.

И в эти моменты мы были близки во всех возможных смыслах этого слова. И прежде всего, как мужчина и женщина. Мы любили друг друга, словно два первобытных человека- где приспичит, как захочется… Наша близость была жгучей и нежной, плавной и резкой, страстной и ласкающей, стремительной и медленной… Он шептал мне, что не исполнил даже половины всех тех фантазий, которые все эти годы представлял с моим участием, а я просто всякий раз от этих его пошло-провокационных фраз краснела и возбуждалась, давая ему право делать все то, что он хочет…

В один из моментов такой нашей удивительной близости мое тело инстинктивно повело меня к нему в ноги. Я спустилась на колени, расстегнула его ширинку и приняла его в рот… В первый раз… По доброй воле… У меня не было такого раньше. Та страшная месть Капиева мне с Алмазом не в счет. Я ненавидела себя за то, что он сделал со мной тогда… Это меня почти сломало. Да что уж говорить, сломало. Если бы меня не откачали, я ведь бы умерла от передоза транквилизаторами… Сама мысль о минете вызывала во мне отторжение, граничащее с паникой… Но с Алмазом… С Алмазом мне хотелось этого, страстно, непреодолимо, порождая внутри томление… А еще я неизбежно вспоминала ту одновременно ранящую меня стрелами ревности и возбуждающую картину, когда раскинувшийся на диване Алмаз, расставив ноги, вальяжно давал ласкать свою плоть сидящей перед ним на полу девушке. Тогда я так завидовала ей… Так хотела оказаться на ее месте… Теперь там, у его ног, была я… Вот только его выражение лица, его прикосновения к моим волосам, его стоны и хрипы говорили странным образом о том, что это он в моей полной власти, что это я сейчас контролирую каждый его вздох…

— Да, Лала, да, моя девочка… Как же сладко… — схватил за волосы, не сильно, но порывисто, перехватывая инициативу от моих смелых, но неопытных ласк. — расслабь горло, вот так… Не волнуйся… Дыши носом, спокойно…

И я молча повиновалась, понимая, что вот-вот и неизбежно сама кончу только от вида того, как ему хорошо….

Алмаз

Блядь, почему у меня упорно создавалось впечатление, что она делает это в первый раз, что в первый раз с охотой, желанием, но совершенно без опыта принимает в свой рот плоть мужчины…. Сука, я ведь видел, как она делала минет Капиеву… Так откуда сейчас эта неопытность движений, эта невинность в глазах… Очередная ее игра? Девочка нашла еще одну ядерную кнопку управления моими мозгами? Эта мысль начинала набатом стучать по вискам, будя внутри нехорошие эмоции… Я опять психовал, ревновал, сходил с ума потому, что так и не мог разгадать, что там в ее красивой головке происходит, где заканчивается ее искренность и где начинается ее игра, и как далеко она сможет зайти в манипуляциях моим сознанием, которое и так уже рядом с ней превратилось в омлет…

Я кончил ей в рот, не дал отстраниться, да она и не пыталась. Покорно приняла меня всего, дав почувствовать, как мое семя стекает в ее горячую сладкую мягкость. С минуту дрожал от продолжающего пульсировать в венах кайфа. Но внутренняя злость на ситуацию почему-то не отступали, а только наоборот прибавлялась, и даже оргазм не помог… Внутри неизбежно просыпалась очередной неконтролируемый порыв ревности… Как только представлял, что вот так же, потому что типа выбора не будет, потому что так нужно, потому что хрен еще знает что, она бы покорно сидела на коленях перед Аушеровым, а еще делала это, и наверняка, неоднократно, перед своим муженьком, кровь вскипала.

Смотрю на нее неотрывно исподлобья, теребя волосы, не отпуская, не давая встать… Просто смотрю, пытаюсь понять, кто она вообще такая, эта Камила… Кем она была создана, чтобы вот так вот изводить мужиков одним своим внешним видом…

— Мне понравилось, Камила. Очень кайфово. И так искренне. Словно ты правда неопытная девочка. Скажешь, что в первый раз это делала, — говорю, жестко искривляя рот усмешкой. Застегиваю ширинку, наконец, ее отпуская.

Она дергается, словно я ударил ее под дых. Выдыхает и молча встает. Не смотрит теперь на меня, а я вижу по тому, как подрагивают ее плечи, что она плачет.

Я подрываюсь к ней и больно сжимаю ее шею. Злость и какая-то едва уловимая досада на самого себя, которую я тут же отгоняю прочь, заполняет меня полностью, каждую клетку, каждый сантиметр. И эта проклятая сильная ревность. Убивающая…

— Не стоит играть со мной, девочка! Не к чему разыгрывать эту невинность, — шиплю я, не ослабляя захват, — не нужно этого! Я не твой Арсен, которого ты могла водить мордой об стол годами!

Она обреченно закрывает глаза, словно покорно принимая любую боль, которую я могу ей причинить.

— Ты можешь мне не верить, но… Это правда фактически первый раз, не считая того… — ей тяжело даются слова, — Он ни до, ни после меня не мог заставить… — смотрит своими полными слез глазами, а мне самому хочется сейчас взвыть, потому что я уже не знаю, чему верить… Зачем же в тот проклятый день тогда согласилась, если до этого не соглашалась. Чтобы мне больно сделать? Посмеяться надо мной перед боем? Унизить? Ложь, все ложь… Как же ты искусно врешь, Камила…