Четвертый поцелуй (СИ) - Алешкина Ольга. Страница 8

— Мама приболела, заменить пришла, — пояснила я по-человечески, не удержалась и добавила: — Надеюсь, моя квалификация не вызывает сомнений?

— Так, Людмила Васильевна ваша мать? — проигнорировал он мой вопрос. Я, продолжая водить шваброй по полу, пожала плечами, дескать, что тут непонятного, а он предсказуемо заметил: — Не перестаю удивляться тесноте мира. Не буду вам мешать, Евгения Александровна.

Я удивилась на секунду, вовремя сообразив: если ему достаточно близко знакома Жанка, то и моё отчество для него не секрет. И что же она ему такого сделала, что он, судя по-всему, крепко зол на сестрицу? Дмитрий скрылся в своем кабинете, а я спокойно домыла коридор и переключилась на уборную.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Единственное окно туалета выходило на парковку. "Ровер" в данный момент находился там и мог похвастать целёхоньким бампером. Заменил значит, оперативно, ничего не скажешь, в отличии от меня. Я даже Дюше в гараж посмотреть свою ещё не загоняла.

Пока я убиралась в кабинках, тачка Помещика исчезла с парковки. Я разочарованно уставилась в окно, сожалея, что проглядела момент, когда он отчалил. А потом разозлилась на себя: тебе-то какая разница? Уехал и бог с ним, закроет офис Анатолий Степанович.

Ветеринар оказался на месте. Стоило мне постучать и внедриться к нему в кабинет, как он спрятал что-то в застенках узкого шкафчика. Блеснувшая догадка вскоре подтвердилась: характерный запашок повеял, когда мужчина вызвался меня проводить. Водка, коньяк? Всё же, коньяк, пришла я к выводу и простилась с ним. Открыла свою машину и позвала:

— Анатолий Степанович, это ваша машина?

Я кивнула в сторону «Рено», а ветеринар смутился. Вероятно, понял куда я клоню.

— Я её тут иногда оставляю. Люблю прогуляться вечерком.

— Может вас подвезти?

— Нет-нет, — замахал он двумя руками. — Ни в коем случае. Спасибо, но я лучше пройдусь, мне недалеко.

— Всего доброго! — повторно попрощалась я и отчалила.

На следующий день я читала родственникам лекцию на злободневную тему: «Пьянство, один из горьких пороков». Время для этих целей выбрала ближе к обеденному, дождавшись, когда они полностью придут в себя, дабы вникать морали. Дело происходило в гостиной, мама с Мишаней сидели на диване с понурыми лицами и даже не пытались оправдываться. Распекала я своих родственников на чём свет стоит и вставить слово им не представлялось возможным.

Ближе к финалу пламенной речи, когда я уже планировала закругляться, взяв с них очередную клятву, послышался шум в прихожей. Дверь у нас запиралась только на ночь, а не постучать и войти могло прийти в голову только баб Тасе. От неё запираться и вовсе не стоило, она нам почти родня, целую вечность соседствуем. Я на мгновение замолчала и уже собралась продолжить, уверившись в визите соседки, да так и замерла с открытым ртом. Потому как в комнате, не разувшись, материализовались двое мужчин, и в одном из них я узнала Жанкиного мужа.

Глава 8

На снимках в интернете Вдовин Игорь Леванович смотрелся куда эффектнее. В жизни дела обстояли немного хуже. На фото аккуратно разделенные пробором волосы, сегодня вихрились в разные стороны, галстук излишне ослаблен, того и гляди развяжется. Расстёгнутые верхние пуговицы рубашки топорщили воротник, костюм вроде и сидел по фигуре, но выглядел при этом замятым, хотя, возможно, это от долгого путешествия в автомобиле. И лишь идеально вычищенные туфли соответствовали имиджу импозантного мужчины. Я уставилась на их носы и заинтересовалась — подошва так же идеальна? Топчутся тут по ковру.

— Ну, здравствуй, дорогая, — оскалился он, сразу обратившись ко мне.

«Дорогая» произнес едко, вложив в обращение всю душу. И сразу как-то чувствовалось, что душа эта вымотана, прямо до безобразия. Мама с Мишаней и до визита сидевшие смирно, сейчас и вовсе затаились — не дышат. Ждут.

— Неа, — помотала я головой. — Не дорогая вовсе. Вот ни минуты.

Я сделала шаг в сторону прихожей, планируя сразу расставить все точки над «и», он схватил меня за плечо и резко дернул на себя. Громила, что пришел с ним, подозреваю охранник, тут же перекрыл выход своим безразмерным телом. Вдовин занервничал, затряс меня, словно куклу, и вообще выглядел несколько… взволнованным. Он открыл рот, и я поняла: не взволнован — негодует, просто чертовски зол.

— Мне срать, что ты там о себе вообразила… — зашипел он в моё лицо. А раз уж считается, что вообразила не я, а Жанка, то брать во внимания его слова я не стала, а попыталась высвободиться. Получилось только схватиться свободной рукой за его рукав. Я потянула ткань вниз и обреченно вздохнула, перебивая его:

— Может, хватит уже, достали. Не Жанна я, неужели не видно! Дайте, хоть паспорт из комнаты принесу.

Мужчина ослабил хватку и сделал знак своему товарищу, тот развернулся и пошлепал в коридор.

— В сумке! — крикнула я вдогонку. — А сумка на стуле.

Моя сумка в руках громилы смотрелась просто крошечной. Я порадовалась, что он не стал в ней рыться, а просто протянул её Вдовину. Последний отцепился от меня окончательно, повел челюстью и раздул ноздри. Громила правильно истолковал недовольство хозяина и сунул моё добро мне в руки. Я расстегнула молнию у нужного отделения, извлекла на свет божий паспорт и развернула его перед Вдовиным. Игорь Леванович прочел внимательно и хмыкнул:

— То-то я диву даюсь, чего это моя благоверная без своей обычной маски на роже. И костюм светской шлюхи где-то потеряла.

Он остался доволен своим высказыванием, масляно прищурился и засмеялся. Редко, прерывисто, будто дарует нам своё веселье. Громила решил поддержать хозяина и басовито заржал, но Вдовин одарил его таким взглядом, что парень тотчас же прикрыл свою «варежку». Выходит, смеяться над своей бестолковой женушкой, а это равно над ним самим, дозволено лишь «Юпитеру».

— Ну, здравствуйте, родственнички! — воскликнул он, когда надоело веселиться. Выбрал ближайшее к нему кресло, занял его, сложив ногу на ногу, и обратился к маме: — Вы, так полагаю, теща? Моя сельская мамочка. Тщательно же вас моя стерва скрывала. А ты посмотри-ка, живы все и здоровы! Батя, чего нахмурился?

Последнюю фразу он адресовал Михаил Андреичу. И «батя», и «мамочка» прозвучали издевательски. Даже брезгливо, сказала бы я. Мама подобралась, выпрямила спину и с достоинством представилась:

— Людмила Васильевна я. Смею вас расстроить, молодой человек, Михаил Андреевич никакого отношения к рождению Жанны не имеет.

Уверена год рождения «молодого человека» если и не совпадает с маминым, то очень близко к тому. И назвала она гостя так, исключительно в отместку. Хорошо хоть никакой дурацкой цитаты не вспомнила, а может не нашла подходящей случаю. Она взяла своего друга за руку, Мишаня прижался к ней плотнее и подтвердил её слова частыми кивками. Мама поджала губы и заметила, что гостю тоже не мешало бы представиться.

— А ты не перепутала, мать? — грубо поинтересовался он и погрозил пальцем: — Указывать мне не нужно.

— Ну, вот что! — не выдержала я. — Мы вас в свой дом не приглашали и в родственники к вам не набивались! А если вы сюда уже вошли, так будьте любезны не хамить.

— Правильно, деточка, не приглашали. А я явился, — развел он руки. — Разрешения не спросил, плохой дядька. А стану ещё хуже. Прям совсем-совсем, — картинно засюсюкал мне он. Указал на своего компаньона и продолжил кривляться: — А Гришу и вовсе расстраивать не стоит, не советую. Он, когда расстроенный, не ведает, что творит, ей богу.

— Вы нас пытаетесь запугать? — уселась я на диван, по другую сторону от мамы.

Теперь на него пытливо уставились три пары глаз. Вопрос мой Вдовин проигнорировал, осмотрелся по сторонам, вытащил из кармана платок и промокнул им лоб. Повернулся к своему товарищу и пожаловался: