Любовь и волки (СИ) - Иванова Ольга Владимировна. Страница 25

А после завтрака неожиданно заявилась Акулина.

— Аня, можно с тобой поговорить? — спросила она с порога.

— Можно, — отозвалась я с некоторой опаской. Просто до сих пор не могла понять мотивов этой особы. — Что случилось?

— Слышала, клиентов моих уводишь? — поинтересовалась она с непонятным вызовом.

— Каких клиентов? — я опешила.

— Больных. Генриха вчера кто вылечил?

Ах, вот она о чем... Мне стало даже чуточку смешно.

— Во-первых, — ответила я тоже довольно резко, — Генриха я еще не вылечила, только помогла и посоветовала, что делать ему дальше с больными ногами. Во-вторых, Генрих все равно не пришел бы к тебе лечится, поскольку вы в ссоре. Это с его слов. Поэтому он и мучился столько времени и запустил болезнь. Ну и в-третьих, я врач, пусть и для животных, и не могу пройти спокойно мимо, когда кто-то страдает. Я просто сделала то, что на моем месте сделал бы любой другой нормальный медик. Более того, я до этого даже знать не знала, что ты тут монополизировала всю медицинскую инфраструктуру.

— Ну все, — Акулина насмешливо фыркнула, — хватит, разумничилась тут. «Монополизировала», «инфраструктура», «медики»... Давай попроще, мы не столичные, и даже не люди, — тут она многозначительно хмыкнула. — А если по делу... Ладно, ты права. Я погорячилась с претензией. И с Генрихом мы действительно в ссоре. Да и помочь в его проблеме мне бы не очень удалось...

А вот этому я удивилась:

— Почему? А как же твои отвары, зелья заговоренные? Разве они не лечат все что угодно?

— Представь себе, я не всесильна, — Акулина криво улыбнулась. — Ведьмы моего рода отлично умеют лечить людей и человеческую ипостась оборотней, а вот со звериной почему-то не всегда выходит... Верхнюю часть Генриха, — она хмыкнула, — я бы вылечила без труда, а вот лошадку, увы... Притом, любопытно, что касается это только оборотней, а вот обычное зверье лечить могу... Только об этом почти никто не знает, все думают, что мои зелья спасут от всего и каждого. И я никого пока в этом не разубеждаю.

— Но я тоже не всесильна, — сказала я уже более миролюбивым тоном. — И мои пациенты, к сожалению, тоже не все излечивались... И это всегда, знаешь, больно, когда ты не можешь помочь живому существу, которое страдает...

— Знаю, — на лице Акулины промелькнула печаль, но она быстро вернула ему прежнее горделиво-насмешливое выражение. — Так я к чему все это? Если вдруг что случится, мы ведь сможем сотрудничать? В паре работать веселее.

— А что может случится? — не знаю, почему, но эта фраза мне не понравилась. Стало тревожно, неуютно.

— Да мало ли? — Акулина пожала плечами. — Всякое в жизни может произойти... Пути Всеотца неисповедимы... Да ладно, — она подмигнула мне, — не углубляйся. Все хорошо. Сон приснился один нехороший, но это ничего не означет. Ведьм тоже предчувствия, знаешь ли, нередко подводят... Так как, поможешь мне, если вдруг кто заболеет в своем зверином обличии?

— Помогу, конечно, — ответила я в смятении.

— Ну вот и отлично, — Акулина направилась обратно к калитке. — Кстати, Софья Ильинична сегодня снова пошла на ярмарку, и Глеб с ней... Не хочешь и ты прогуляться? Вдруг встретитесь?

Разговор с Акулиной оставил непонятный осадок. Вроде бы и расстались неплохо, она даже раскрыла мне свою знахарскую «тайну», но тревога от ее намеков о том, что нечто грядет нехорошее, осталась. От нее не спасали и мысли о Глебе. Еще и печать эта... Прямо как бельмо на глазу.

Но на ярмарку я все же пошла. Мила поручила мне и Кире всех малышей, кроме Лины, с которой она сама осталась дома хлопотать по хозяйству. Жора же в этот момент занимался ремонтом чего-то там в прачечной.

Если Кира с гордостью сверкала своим «пропуском» на конкурс, то я, наоборот, пыталась его скрыть. Надела трикотажную кофточку с длинным рукавом, чтобы можно было натянуть на самую ладонь, сверху еще закрепила широким браслетом. В результате наряд выглядел несколько странно, но мне было все равно: главное, знак мотылька спрятан.

Сегодня на площади было еще больше людей. Дама в шляпе все так же выносила приговор своей огромной печатью столпившимся рядом девушкам. Кто-то из них начинал прыгать от радости, другие уходили, понурив голову. Мы с Кирой не стали к ним приближаться, но я все же поинтересовалась:

— А сколько должно быть участниц в конкурсе?

— Столько, сколько допустит печать, — ответила девушка. — В один год участвовало всего десять человек, а в другой почти тридцать. Сколько будет в этом — узнаем завтра на открытии.

— Аня! — окликнули вдруг меня.

Я увидела Глеба и улыбнулась, кивнула в знак приветствия.

— Если хочешь, подойди, — предложила Кира, поглядывая на нас. — Я присмотрю за малышней. На карусель вон посажу...

— Только аккуратно смотри, — попросила я и сделала неуверенный шаг в сторону Глеба. Но он уже сам направлялся ко мне.

— Привет, — еще раз поздоровался он. — Как дела? Как день вчера прошел?

— Дела нормально, — ответила я, натягивая рукав кофты еще ниже. Только бы не увидел печати! — День вчера тоже прошел хорошо. А у тебя? Где Софья Ильинична?

— У меня тоже неплохо, — Глеб чуть улыбнулся. — Бабуля застряла у лотка с... Пикси. Это... — он замялся, словно смутился.

— Я уже знаю, кто такие пикси, — усмехнулась я. — Видела их... И здесь, и у Милы.

— Ясно... — Глеб тоже усмехнулся и почесал кончик носа. — Вот и бабуля хочет прикупить несколько, чтобы огород привести в порядок, ну и сад. Когда-то они были и у нас, но потом их Акулинка переманила к себе... Они с радостью и ушли.

— А так можно? — со смехом удивилась я. — В смысле, переманить? Я думала, они не уходят с одного места на другое...

— Бывает и такое. Когда за ними не ухаживаешь, они могут сбежать. А бабуля моя не очень-то хозяйственная, забывала часто про них, вот и примкнули к Акулинкиным.

— А если и эти, новые, сбегут?

— Бабушка клянется, что в этот раз будет следить за ними. Не знаю, надолго ли ее хватит, но посмотрим... Не хочешь мороженого? — без перехода спросил он.

И от неожиданности я сразу ответила:

— Хочу.

А еще через минуту мы стояли около лотка с мороженым и выбирали вкусы, которые хотим.

— Клубнично-фисташковое для девушки, — Глеб с улыбкой протянул мне мою порцию, а сам взял кофейно-миндальное.

— Спасибо, — я сразу с удовольствием лизнула зеленый шарик.

— Тебе не жарко? — поинтересовался Глеб, окидывая взглядом мою кофту.

— Нет, нормально, — через силу засмеялась я. — Даже прохладно...

Но Глеб вдруг будто перестал слышать меня. Насторожился, втянул носом воздух. Стал оглядываться, затем уставился в одну точку. Я проследила за его взглядом: две девушки, рыженькая и русая, гуляют, болтают, тоже едят мороженое. Это они его заинтересовали? Или одна из них? Сердце ковырнул червячок ревности.

— В чем дело? — спросила я, стараясь сохранять спокойствие.

— Ничего... — медленно ответил Глеб. И снова втянул воздух, дернул шеей. — Извини, мне надо идти...

Он отдал мне свою так и не начатую порцию мороженого, повторил:

— Прости, — и быстрым шагом пошел прочь, в сторону, за угол, куда только что свернули те девушки.

Я с минуту стояла пораженная, ничего не понимающая. Что это только что произошло? Глеб никогда себя так не вел. Неужели он побежал за теми девушками? Но зачем? И тут внутри меня все похолодело: а вдруг он почуял свою... Истинную? В последние дни я много читала об оборотнях, благо у Полоскунов хорошо ловил интернет. Я даже скачала себе в телефон несколько любовных книг про оборотней... Так вот, в каждой из них говорилось, что у всех оборотней-волков есть истинная пара, которую они могут почуять за километры. От запаха истинной у них сносит крышу, они больше никого не видят и не могут воспринимать как пару, только ее. И что если все это правда, а не фантазии писателей, и Глеб, вот именно сейчас, почувствовал свою истинную пару? Я ведь точно никак не могу быть ею, поскольку человек. Просто человек. А истинной может стать только оборотница.