Переинкарнация (СИ) - Сергеева Александра Александровна. Страница 27

Но её гундёж я уже не слышала: умильно моргала на высунувшийся из-за камушка носик.

– Ра-ах, – позвала тихонечко, стараясь без надобности не трясти туманными телесами. – Успокойся, милая. Это я. Честное слово. Я живая. То есть, не та я, которая была Ксейей. Не человек. Я теперь, как Тармени. Но люблю тебя ещё больше. Я так жутко соскучилась! Девочка моя, вылезай. Хватит выделываться и строить из себя институтку!

Это моё эксклюзивное словечко выманило из-за камушка головку и передние лапки. Рах потянулась ко мне напряжённо работающим носиком.

– Ну, что ты делаешь, дурочка? – фыркнула я. – Как ты можешь меня унюхать, если у меня нет тела?

Рах набросилась на меня, как вышедший из терпения лев. И просвистала насквозь, лихо затормозив в тылу. Её ушки ходили ходуном над обалдевшей мордахой.

– Ты как ребёнок, – укорила я. – Сказала же: я теперь, как Тармени. Ему на колени вы тоже лазали с тем же успехом. И тогда ты не возмущалась.

– Фыр-фыр, – неуверенно подтвердила она и подползла мне под руку.

Я провела ладонью по прогибающейся спине. И, честное слово, почти почувствовала напряжение родного тельца – наверно, воображение смилостивилось. Хотя и Рах довольно заурчала, поблескивая хитрыми глазищами и топорща усы. Но тут в нашу личную жизнь вмешалась моя беспардонная родственница:

– Может, уже хватит лизаться?

Рах отрицательно замотала головкой и вновь полезла ко мне ластиться.

– Не обращай внимания, – со вздохом посоветовала я. – Джен просто завидует.

Рах язвительно чирикнула и запрыгала вокруг меня: окончательно признала свою родную паразитку. Мы с Джен переглянулись и хихикнули. А мелкая вертихвостка бросилась носиться вокруг нас, счастливо повизгивая и задирая хвост.

Свекровушка развернулась и пошагала за угол, на ходу прокомментировав:

– Вы похожи, как два сапога из одной пары. И чему я удивляюсь?

– С кем ты там?! – донёсся со двора голос Мероны.

И я ринулась, было, за дом – как дура, честное слово! Рах охотно шмыгнула следом с самым заговорщицким видом.

– Сейчас увидишь! – бодренько пообещала моей ведьме Джен, заворачивая за угол фасада. – Только держи себя в руках. А то знаю я вас мракобесов.

Мерона впала в ожидаемый ступор. Так не каждый день увидишь перед собой живую богиню, в которую веришь всей душой. Зато обратно из ступора ведьма выпала также без задержек, и не думая бухаться лбом в землю. Сдержанно поклонилась и пробормотала что-то на мотив одной из благодарственных молитв. Мы с Джен переглянулись – в глазах свекровушки сверкнул категорический запрет посвящать малограмотную аборигенку в детали моей псевдобожественности. Да и Рах цвиркнула что-то строгое, мол, не распускай язык.

Я и не собиралась: чай богиня, а не старуха в маразме. Да и повторять проникновенный рассказ о раздолбанной вдрызг судьбинушке не рвалась. Просто свалила эту ношу на плечи Джен: пусть сама врёт про меня, раз такая умная. Свекровушка уложилась всего-то в десяток фраз: всегда восхищалась её способностью сжато объяснить что угодно. И при этом переврать на свой лад абсолютно всё, кроме имён главных героев и географических названий.

Мерона внимала её повествованию с почтительным интересом, но как-то нервозно. Словно безбилетный зритель театра, ожидавший хозяина занятого кресла вплоть до выхода на поклон актёров. До меня не сразу дошло, что подруга прислушивается к тому, что происходит в доме. И не зря: дверь медленно растворилась. Мой Лисёнок нарисовался на пороге с фирменной мрачной мордой аэт Варкаров на лице. А если учесть, что и статью сынок пошёл в отца – проигнорировав гены матери-пигмейки – видок он имел вполне угрожающий.

Не знаю, от каких там воздыхателей ему приходилось прятаться. Я бы скорей поверила, что именно от него те воздыхатели уносятся со всех ног. И гордилась от всего сердца, радуясь его успехам в силе, выносливости и моём наследственном пофигизме.

Пока любовалась своим произведением – а девки занимали выжидательную позицию сторонних наблюдателей – Вейтел нерешительно перешагнул через порог и замер. Он пожирал меня глазами, словно надеялся отыскать на явившейся незнакомой антикварной старушке гравировку с ответами на все его вопросы. А мы со Сли лихорадочно перетряхивали запасы вступительных речей, призванных растопить лёд.

Наконец, Лисёнок первым нарушил молчание, задав вполне уместный и весьма разумный вопрос:

– Ты моя мать?

– Да, – выдавила я, припоминая, чем пахнет присутствие духа.

– Значит, это правда?

– Ты о чём? – сурово потребовала конкретики Джен.

– Моя мать и вправду сама богиня Кишагнин? – в тон ей уточнил Вейтел аэт Варкар.

– Как видишь, – неожиданно прохладно ответила Мерона, будто мы ей не родные, а приблудные.

Рах недовольно заворчала и полезла на неё. Расселась на плече и принялась что-то нудить в ухо ведьмы. Та машинально поглаживала взволнованного лайсака, но в нашу драму не встревала.

– Значит, это правда, – констатировал мой ребёнок и поджал отцовские губы.

– Ну, что застыл столбом? – строго осведомилась Джен. – То всё маялся: правда это, не правда? Рвался на поиски матери. А тут вдруг сдулся. Струсил что ли?

– Струсил, – ничуть не смущаясь, признал Вейтел, отважившись ещё на один шаг в мою сторону. – Я никогда прежде не видел Благодатную.

– Да и к нам она не захаживала. Но мы же не обмираем, как храмовые истерички.

– Вы знали её раньше, – заупрямился этот въедливый паразит, всё больше напоминая Герса.

– Знали, – не стала отпираться Мерона. – Но знали Пресветлую, как обычную женщину. Она была Ксейей аэт Юди. И не объявляла направо-налево о своём подлинном положении.

– Ксейя не была обычной женщиной, – обиделся Вейтел, набычившись.

Рах насмешливо застрекотала.

– Да и богиня Кишагнин не придворная дама танаи, – поддержала её Джен и потребовала: – Прекрати вредничать и прими решение. Либо дай матери возможность порадоваться на тебя, либо порадуй нас сам: исчезни. Мы не собираемся помогать тебе наносить оскорбление Пресветлой матери.

Мне от всей души хотелось залепить этой деспотичной угнетательнице по морде, чтобы не третировала бедного ребёнка. Но Сли изо всех сил натянул вожжи, не давая богине скатиться с пьедестала величия. Этот подхалим встал на сторону Джен, менторски выдавая одну прописную истину за другой. Что-то там о решении, которое бедный ребёнок должен принять сам, и о пагубной инициативе запальчивых личностей. Короче, всякий бред, нужный мне, как скрипачу смычок с электроприводом.

Глава 11

В которой мой сын с места в карьер обожрался…

Всякой божественностью

Мы принадлежим друг другу навеки – писала жена Николаю Второму – ключ от моего сердца, в котором ты заключён, утерян, и теперь тебе никогда не вырваться оттуда. Сентиментальщину недолюбливаю, Александру Фёдоровну не уважаю, но вот вспомнилось отчего-то – подумалось мне, пока Вейтел разбирался с недетской трагедией детской души. Мы ему не мешали – каждая по своей причине – и были терпеливы с неприсущим всем троим упорством.

Наконец, Вейтел устал кобениться, дуясь на явившуюся спустя восемь лет мать-богиню, чем бы та не занималась по работе. Я видела, как гордость за своё происхождение борется в нём с обидой на позабытость-позаброшенность, и умилялась во всю ивановскую. Так раскисла, что начала растворяться в воздухе – благо Сли бдит и вовремя вернул меня «с небес на землю».

Вот тут-то мой упёртый крепыш и попался: струхнул, что оскорблённая богиня снова пропадёт, и прыгнул ко мне вспугнутым зайцем. Правда, ещё с минутку помялся рядышком с прорезавшимся приведением. И вдруг попросил:

– Пресветлая, можно к тебе прикоснуться?

Сердце сжалось, но я мужественно призналась:

– Нельзя, моё сердечко.