Между нами море (СИ) - Алешкина Ольга. Страница 2

Чемодан, покачиваясь, бил мне по ноге, я крепче сомкнула пальцы и шепнула себе — трусиха. Вернусь завтра. Сегодня уже темно. Слишком темно. Я помню, южные ночи — самые тёмные.

К дому подходила с не менее клокочущим сердцем. Глянула на часы — без пятнадцати восемь. Полтора часа как я отпустила такси. Поставила чемодан у калитки, не заботясь, что добро упрут, темнота его спрячет — она многое умеет скрывать, что ей какой-то чемодан черного цвета! — и направилась к Гавриловне. Розалия Гавриловна тёткина соседка, у неё необходимо взять ключи от дома.

— Ася? — удивилась она, как будто не сама меня сюда позавчера вызвала. — А я тебя только на завтра жду.

— Я самолетом.

— У тебя же работа или ничего, отпустили?

— Спровадили, — попыталась я улыбнуться. — Я два года в отпуске не была, да и апрель же. Вот если бы летом… там строгая очередь.

— Погоди-ка, ключ возьму. Господи, да что я, дура старая, на пороге тебя держу! — всплеснула она руками. — Ты с дороги голодная…

— Нет, нет, — выпалила я. — Меня в самолете кормили. Я только за ключами.

Гостевой дом проступал громадой, теткин, казалось, ссутулился. Гавриловна сама отпирала калитку, включала свет у беседки, сунула ключ в скважину дома, суетливо, беспрестанно болтая. Крышу гостевого дома действительно меняли, два года назад, увеличивали потолки мансарды, там теперь тоже комнаты. Позавчера шёл сильный дождь, а теперь два дня сухо. Маркус, теткин пёс, издох ещё прошлой осенью, а нового заводить она отказалась — последнее, что поведала Розалия и распахнула передо мной двери дома. Я прошла, скинула сапожки и безучастно посмотрела по сторонам. Новый, светлый кухонный гарнитур — при мне был ядовито-зеленый — в бежевых тонах обои, остальная обстановка без изменений. Тот же круглый стол, даже ажурная скатерть, прикрытая сверху клеенкой, из прошлого. Берегла её тетка, прикрывала. Зачем? Пользоваться надо и радоваться красоте. Для кого берегла, для меня? Так оно мне не нужно. Ни скатерть эта, ни дом. Не хочу. Ничего не хочу. Спать только немного.

— Ключи на столе оставлю, — тихо произнесла Розалия, о существовании которой я уже успела забыть. — Холодильник пустой, я его выключила. Чай вроде был в шкафчике. А нет, так я тебе принесу.

— Не нужно. Не беспокойтесь, тёть Роз. Завтра с утра на рынок схожу.

— Постельное в шкафу, а, впрочем, ты сама знаешь, разберёшься.

Она нерешительно потопталась у входа, потом прошла к столу, села. Я вздохнула, сняла пальто и опустилась на соседний стул, свернув его у себя на коленях.

— Мне бы это письмо раньше найти, — заговорила она. — Да не до того было, крутилась, как могла. Но ты не переживай, похоронили твою тётку как положено. Могилку покажу, как соберешься, так и скажи, сразу сходим. Файка ведь молчала, откуда ж мне было знать. Когда ты пропала, она и в милицию не пошла. У неё один сказ — выросла, не нянька я ей теперь. Полы я за ней помыла, всё честь по чести. Ладно, заговорила я тебя, отдыхай, — опомнилась она. Я и тут смолчала. Протестовать, мол, что вы, сидите, даже из вежливости не могла. Она как будто понимала меня и не требовала слов, потеребила тесьму скатерти, подняла клеенку и сказала: — Вот оно, письмо то. Я его прочла, ты уж извини. А не прочла бы, не нашла тебя.

Я повернула к Розалии голову и увидела в её руке бумажный лист. Обычный, в клеточку, сложенный пополам. Соседка оставила его на столе и ушла, предупредив, что свет у беседки сама погасит. Я прошла в прихожую, определила пальто на вешалку и бросила взгляд на письмо. Позже. Сначала в душ. Меня ещё колотит от прогулки по набережной. Там, откуда я прилетела, ещё лежит снег. Настоящая зима, но, клянусь, она может согревать.

Помывшись, я занялась чемоданом, разложила кое-какие вещи, после были две чашки чая, в полумраке кухни. Наконец, решилась, включила верхний свет и потянула руку к письму.

«Здравствуй.

Сама не знаю, зачем пишу это письмо, скорее всего, порву его уже завтра. Если ты его всё-таки читаешь, значит, я умерла. Именно так, умерла. Вдруг случись — ты приехала, тогда я порву его прежде, чем открою дверь, чтобы прогнать тебя.

Сегодня ты звонила вновь. Молчала. Я знаю, это была ты. Можешь упираться, врать по обыкновению, ты всегда мне врала, но это была ты. Я поняла это сегодня. Твоему первому звонку, впрочем, как и второму, я не придала значения. Ну, позвонили, и позвонили, ну, молчат, ошиблись, бывает. О тебе в тот момент я даже не вспоминала. Шесть лет прошло, шутка ли. Я вообще о тебе думаю реже и реже, может тебе неприятно этого знать, но это факт. Неоспоримый факт. Я врать не приучена, уж простите. Сегодня, как только ты положила трубку, мне словно подсказал кто-то — Аська. Обратный вызов не приняла, не хочешь разговаривать? Что ж, пусть так. Но ты могла бы, быть более благодарной, девочка.

Ты очень обидела меня, сбежав. Сильно обидела. Я злилась, меня переполняла ярость. Я ненавидела тебя в то время. И мне не жаль тех денег, что ты выкрала у меня, абсолютно не жаль. Мне жаль потраченного на тебя времени и сил. Много ли я от тебя хотела? Разве многого требовала? Чтобы ты выглядела всегда опрятно, прилежно училась, помогала мне в гостевом доме. Соседи могут сколько угодно перемалывать мне кости — сделала из сиротки чернавку! — мне всё равно. Правда, на моей стороне. Хлеб — его заработать, милая, нужно. Да и много ли у тебя её было, той работы? О-о… Я помню, отлынивать ты горазда. В конце концов, я воспитывала тебя! Я просто хотела, чтобы ты не стала шлюхой, как твоя мать.

Кажется, всё бесполезно. Мои уроки прошли для тебя даром. Глупая, ты думаешь, получила аттестат, взрослая стала? Смех да и только, дурочка. Ты так же бестолкова, как твоя мать.

Похоже, жизнь тебя побила, раз через шесть лет ты вспомнила про тётку. Тебе следовало быть благодарной. Вспомни, какой ты у меня появилась. Вспомнила? То-то же. Мышка, запуганная маленькая полёвка, оказавшаяся на удивление шустрой. Мне стоило задуматься ещё тогда, когда ты без конца сбегала к морю, маленькая лгунья. Провела вокруг пальца не только меня, но и ни в чем не повинного парнишку. Горько осознавать, что ты оказалась клещом. Присосавшимся клещом-приспособленцем. Погналась за счастьем? Сомневаюсь, что нашла его, очень сомневаюсь…

Чем же мы прогневали господа? Отчего всё так наперекосяк у нас. Нет у меня ответа. И ты, дуреха, не знаешь».

С оборотной стороны, наискосок, не соблюдая клеток, выведен мой номер телефона, через дефис приписка: «Ася». Скатившаяся слеза упала рядом с моим именем, как будто рассчитывала стать точкой.

Ночью мне снился Гора. Мы прыгали в море, держась за руки, а тётка стояла на берегу и грозила нам пальцем. Вместо лиц у обоих солнечные пятна. Только у тетки уходящего в закат, красного цвета, а у Гордея светлое, аж серебрилось. Проснулась разбитая, с испариной на лбу и первым делом отключила кондиционер, который ещё ночью врубила на обогрев. Тонкая струйка пота скатилась от шеи до поясницы, я скользнула в душ и встала под прохладную воду. Сон рассевался подобно туману, будто торопился сбежать за водой в сливное отверстие.

Уже через час, в пальто, повязанном на голову платке и темных очках в пол лица, я стояла в саду Розалии. Заходить отказалась.

— Я вас тут подожду, — ответила я, держа в руках мешок с крокусами. Цветы я выкопала у тетки в саду, планируя подсадить у могилки.

На кладбище добирались на такси, перекинувшись лишь парой фраз. Не окажись в моих руках крокусов, возможно, обошлись вообще без слов. «Файка любила их», — одобрительно покивала соседка и отвлеклась на переписку в своём мобильном.

Припекало уже с утра, в своем пальто я наверняка выглядела нелепо, следуя за Розалией между могил. Но так лучше, под защитой что ли… Зато очки на юге вполне оправданы, могу носить сколько хочу. Кладбища я не любила и бывала на них крайне редко, даже учитывая, что моя мать почила больше десяти лет назад. Но она погребена в другом городе, на родине сестёр, в тридцати километрах от побережья. Там мы и жили, пока Фаина не забрала меня к себе, за месяц до смерти мамы.