Переносная дверь - Холт Том. Страница 41

Но будем разумны: ведь скорее всего есть какая-нибудь очень веская и очевидная причина, почему люди, обладающие магическими способностями, не летают по улицам, присваивая себе что в голову взбредет, а также почему партнеры в его фирме зарабатывают себе на жизнь, а не расхаживают павлинами, как какие-нибудь сверхъестественные братья Крей [19]? Скорее всего его удивительные способности далеко не беспредельны: например, он способен одолеть одного копа, но не двух и так далее. По зрелом размышлении обладание магическими способностями окажется чем-то вроде спутникового телевидения: звучит круто, но неприятностей в итоге больше, чем проку.

Ну да, разумеется, его мучила проблема волшебства, но большую часть уик-энда, как только он давал волю мыслям, Пол ловил себя на том, что они обращаются к Денмарк-хиллу и той дорожке, которая от него ведет. Чем больше он об этом думал, тем хуже ему становилось. Последний месяц его жизнь основывалась на – надо признать – маловероятной гипотезе: «Если я смогу завоевать эту девушку, то до конца жизни буду счастлив». На самом деле он ни на минуту не верил в то, что действительно может ее завоевать, но хотя бы участвовал в гонке, в состязании. А теперь вдруг его сбросили с дистанции. Она нашла другого. «Никаких вакансий, место занято, уходите». И мало того – спасибо мистеру Тэннеру и его жутким коллегам, Пол обречен не только видеть ее каждый день, но и по многу часов проводить с ней в одной комнате, а на самом деле ему нужно как можно дальше бежать от предмета своих воздыханий. Он свой урок затвердил, сколько раз уже обжигался.

Если бы он мог бросить эту работу и найти другую, то ставьте фунт против шоколадного евро, что всего за несколько дней он наткнется на какое-нибудь другое доверчивое существо женского пола, которому случится соответствовать его не слишком взыскательным критериям, и безнадежно в него влюбится. Нет проблем: это его естественная система самозащиты, серия разочарований и отскоков, такая же быстрая и сложная, как высшего уровня подачи в настольном теннисе. К несчастью, такого выхода ему как будто не представится. Лучшее, что он мог бы сделать, это влюбиться в кого-нибудь другого в том же здании, но и на это надеяться нечего по той простой причине, что будь на данной территории хоть кто-нибудь подходящий, он уже давно бы так поступил. Но кто там был? У секретарш, как показывал печальный опыт, уже есть кто-нибудь, или они настолько очаровательны и красивы, что просто не могут подать хотя бы лучик надежды, обязательно необходимый для безнадежной влюбленности.

С ним всегда случалось одно и то же: Пол неизменно западал на таких, которые – или оттого, что некрасивы, или оттого, что носят очки, слишком полные или слишком худые – просто не вписываются в общепринятый стереотип женской красоты. Он сам готов был признать: в этом и заключается разница между поиском конца радуги и покупкой каждую неделю лотерейного билета. Ни тот, ни другой путь не сделает вас богачом, но, выбирая синицу в руке, хотя бы получаешь один шанс из пятидесяти миллионов. Этого ему хватало.

Но...

Ладно, ладно, мистер Умник: почему дураки влюбляются? Должна же быть какая-то причина! Из всех уроков по естественным предметам в школе Пол помнил практически только одно (помимо того, что, если смешать йод и аммиак, произойдет много чего интересного), а именно теорию Дарвина. Эволюция – вот ее он принимал на свой счет, просто ничего не мог с собой поделать. Постепенно, за десятки тысяч темных тысячелетий было развито и взято на вооружение все необходимое, все полезное принято, все вредоносное или бесполезное отброшено. Иногда Пол воображал, что слышит мысли множества поколений прототипов, устало тащившихся по крутой тропе прогресса и подгоняемых одним лишь инстинктивным знанием, что их усилия и бескорыстное служение когда-нибудь приведут к окончательной версии, которую уже невозможно исправить или дополнить: к нему, Полу Карпентеру. Непростительным оскорблением их памяти было бы утверждать, что хотя бы какая-то мелочь в проекте, которым диктуется его физическое или умственное состояние, существует не по самой веской на свете причине. Та же последовательность процессов, породившая такое чудо инженерии, как кости, мышцы, кровь и мозг, определяла его инстинкты и эмоции. А отсюда неизбежно следовало, что и программное обеспечение должно быть столь же совершенно, как и «железо». Соответственно должна быть какая-то причина, почему он так по-дурацки ведет себя с девушками. Это неизбежно должен быть какой-то навык выживания или поведенческая черта, оптимизированные для большей славы его биологического вида. Природа заложила их в него с какой-то целью, но черт бы его побрал, если он может угадать с какой.

И лишнее тому доказательство: не без причины ему каким-то образом удалось продвинуться гораздо дальше, чем когда бы то ни было, до той стадии, когда чертова женщина была готова с ним разговаривать, его слушать, покупать ему булочки с ветчиной, когда она стала считать его достаточно близким другом, чтобы поверить ему чудесные новости... должна быть какая-то причина, почему как гром с ясного неба объявился какой-то анархо-социалистский гряземеситель и увлек предмет его воздыханий на Денмарк-хилл и в лежащую за ним тьму, окончательно и бесповоротно утопив его надежды, точно котят в ведре с водой. Очень хорошо. Он верит в разумность мироздания, верит, что все к лучшему, что миллион поколений одноклеточных организмов положили свои жизни на то, чтобы все оно было так. Но хорошо бы, чтобы кто-нибудь – не обязательно мистер Дарвин лично, но кто-нибудь из его коллег, младший помощник секретаря, например, – уделил минутку времени, чтобы как-нибудь к нему заскочить и все объяснить, и хорошо бы в таких словах, чтобы он понял. Он же не просит о многом. Только о простой вежливости, не больше.

А вместе этого... Вместо этого жизнь подбросила ему гоблинов и мистера Тэннера, бокситы и Институт Практикующих и Действительных Колдунов. Никто, даже лучший друг Дарвина, даже Божья матерь не могут утверждать, что так и полагается развиваться вселенной. Пол пришел к единственно возможному выводу: все мироустройство полетело псу под хвост, и мутировавший миллиарды лет планктон в полном праве потребовать назад свои деньги.

Да еще молоко в шкафчике скисло.

В любой другой момент он пожал бы плечами и пошел в магазин за более свежей версией. Но сейчас? Ну уж нет! Ведь бактерии, которые сейчас превращают невесть во что его едва начатую полпинты снятого, взрастила та самая сила, которая на мельчайшем уровне спроектировала сложную гидравлику его сердечной мышцы. А следовательно, скисшее молоко – оскорбление ему лично. Роком и Дарвином он избран провидеть бокситы, влюбляться в девушек, предпочитающих горшечников-шоуменов, принимать участие в дикой крысиной гонке, и самое малое, чего он может ожидать от жизни, это чтобы в его молоке не плавали куски творога. Так не пойдет, решил Пол, больше он этого терпеть не будет.

Яростно нахмурившись на молоко, он щелкнул пальцами.

Закипел чайник.

Пол с минуту смотрел на него, потом подумал: «Надо, наверное, сперва получиться, отточить навыки». Он попытался снова, но на сей раз сосредоточился на молоке. «Давай, молоко – подумал он. – Само понимаешь, деваться некуда. Ты же не хочешь, чтобы тебя вылили в унитаз? Разве не лучше вместо этого сделать свое дело, исполнить свое предназначение, быть самым лучшим на свете пакетом молока? Пинту полуснятого я могу купить в любой момент, но сейчас решается твоя судьба. Сейчас или никогда! Ты действительно хочешь булькать по темным канализационным трубам, даже не попытавшись?»

Он щелкнул пальцами. Ничего не произошло.

«Ладно», – подумал он. И всмотрелся в молоко, воображая, каково было бы плавать в нем, если бы он был не больше молекулы. Зажмурившись, он мысленным взором представил себе свернувшиеся, слипшиеся частицы, на которых, точно злые бандиты на мексиканских крестьян, нападают бактерии. И вдруг (на мысленном экране, он же это видел) один маленький молочный крестьянин встает и дает отпор бактериям, и почти тут же начинается потрясающая битва, пеоны набегают на мучителей, точно приливная волна, стаскивают с седел, до смерти забивают мотыгами и лопатами и волокут истерзанные тела на деревенскую площадь. Не открывая глаз, Пол смотрел, как комки и сгустки в молоке растворяются, а грязная желтизна сменяется чистейшей молочной белизной. Когда он открыл глаза, на губах его играла улыбка.