Дочь обмана - Холт Виктория. Страница 18

— Ну, конечно.

— Я так благодарна ему, что он продолжает платить мне жалованье. Не знаю, что бы я без этого делала.

Я знала, как все было на самом деле, потому что слышала, как мама спорила с ним об этом. Долли сказал, что компания не может себе позволить платить девушке, которая не работает, особенно учитывая, что нужно оплачивать выступления Лайзы Феннел, заменяющей дублершу.

— Долли, не будь скрягой, — сказала мама. — На что будет жить бедная девушка, если ты лишишь ее жалования?

— Надо полагать, на то же, на что живут все, когда не работают, — ответил Долли.

— Ты черствый человек, Долли.

— Дезире, я деловой человек. Я должен получать прибыль от спектакля, иначе мы все останемся без работы.

В конце концов они пришли к соглашению: компания выплачивает Дженет половину, а остальное добавляет мама, но Дженет не должна этого знать, потому что ей будет неловко, если она узнает.

Меня так и подмывало раскрыть эту тайну, мне всегда хотелось, чтобы люди знали, какая добрая у меня мама. Но она, хорошо меня зная, поняла мои намерения и бросила мне быстрый предупреждающий взгляд.

— Мне сказали, недели через две я смогу начать по немногу репетировать. Пожалуй, через месяц я уже вернусь на сцену. Ноги сначала будут как деревянные, — говорила Дженет.

— Смотри, не перенапрягайся. Лайза Феннел вполне справляется.

— Эта новенькая! Как ей повезло! Уже два выхода!

— И все из-за моего желудка.

— Я читала газеты. Пожалуй, это не тот случай, когда на следующее утро просыпаешься знаменитостью, да? — добавила она с нотками удовлетворения в голосе.

— Такое бывает только в романтических мечтах, ты же знаешь.

— Иногда так случалось. Но не с Лайзой.

— Она еще совсем недавно на сцене, — сказала я в ее защиту. — И в самом деле выступала совсем неплохо.

— «Совсем неплохо» говорят из вежливости, чтобы не сказать «не совсем плохо», — сказала Дженет. — Вот я бы сумела их расшевелить.

— Вижу, что я допустила оплошность, — рассмеялась мама. — Мне следовало бы еще пару раз полежать с приступами.

— О, нет, нет! — вскричала Дженет. — Я вовсе не то хотела сказать! Я была в ужасе, когда узнала об этом.

— Все в порядке, дорогая, я понимаю. Все это вполне естественно. Как говорится, что одному на пользу, другому во вред. Что ж, в данном случае это, действительно, было во вред. Впредь буду осторожнее. А ты не волнуйся. Однажды ты станешь знаменитой, создашь себе имя. Удивительно, что значит имя. Если тебя постоянно хвалят, люди начинают считать, что ты и вправду хороша. И чем больше им об этом твердят, тем искреннее они в это верят. Эта мысль поселяется в их головах, прежде чем они успевают что-либо сообразить.

Когда мы вышли от Дженет, мама сказала:

— Бедная, как ей сейчас тяжело. Скорее бы она снова смогла танцевать.

Лайзу очень заинтересовало известие о том, что мы ездили навестить Дженет Дэар.

— Не скоро она снова сможет выйти на сцену, — сказала я.

— Это, наверное, тяжело. Я знаю, что она должна сейчас испытывать.

— Она думает, пройдет еще не меньше месяца. Мама считает, что целых полтора. Если бы нужно было только петь, она бы смогла. Но вот с танцами сложнее.

— Родерик Клеверхем редко бывает в театре, не так ли?

— Да, редко. Он приезжает в Лондон только на несколько дней. Ему приходится заниматься поместьем.

— Оно, наверное, огромное.

— Я никогда не была там, но, судя по тому, что он рассказывал, не маленькое.

— Это, должно быть, прекрасно! Чарли, его отец, такой хороший человек. А мама у него какая?

— Я не знакома с ней.

Лайза понимающе улыбнулась.

— Надо полагать, вы не дружите домами. То есть, я хочу сказать, когда Чарли приезжает в Лондон, он почти всегда здесь, а он ездит в Лондон часто, если учесть, что у него загородное поместье.

Надо отдать ей должное, Лайза по-житейски правильно поняла ситуацию. Преданность Чарли моей маме была очевидна. Они были как супружеская чета, но не в период первой пламенной страсти, а когда она уже достигла счастливого состояния взаимопонимания и глубокой привязанности, основанной на спокойной и бескорыстной, ничего не требующей взамен дружбе.

Лайза продолжала расспрашивать меня о семействе Клеверхемов и, незаметно для себя, я рассказала ей все, что знала о доме в Кенте и о леди Констанс.

Она ловила каждое мое слово.

— А ты, — сказала она, — ты ведь очень дружна с Родериком Клеверхемом?

— Мы встречались несколько раз.

— Хотя он и не приходит к вам в дом.

— Он мог бы прийти. Мама была бы только рада видеть его здесь.

— Но он все-таки не приходит. Только устраивает ваши встречи где-нибудь на улице?

— О, нет, мы просто так встречались.

— Я понимаю, — казалось, ее это забавляет. — Он теперь довольно часто бывает в Лондоне, не правда ли?

— Так все делают, что в этом такого? Человеку может нравится жить за городом, но время от времени неплохо выбраться в столицу.

— Ну да, как его отец, — улыбнулась она своим мыслям. — Долго он еще пробудет в Лондоне?

— Не знаю.

— Кажется, он упоминал, что останется здесь до конца недели.

— Ах, да. Я теперь вспомнила. Вижу, он тебя очень заинтересовал.

— Меня все интересуют, и он в том числе. Также, как его отец и Дезире, и ты. Меня всегда интересуют окружающие меня люди. А тебя — разве нет?

— Думаю, что да.

Однако я чувствовала, что ее особенно занимает Родерик Клеверхем.

Потом это случилось снова. Было около трех часов пополудни. Мама отдыхала, как она это обычно делала перед вечерним спектаклем. Я зашла проведать ее.

Она лежала на кровати и, войдя в комнату, я сразу заметила, что с ней что-то не так.

— Что с тобой? — спросила я.

— Опять эта дурацкая тошнота подкатывает.

Меня охватила тревога.

— Ах, нет! — вскрикнула я.

— Сейчас пройдет. Когда это случается, кажется, что приступ обязательно повторится. Но это просто воображение, вот и все.

— Тогда лежи и не двигайся, может быть, оно и пройдет.

— Да, дорогая. Я надеюсь, что пройдет. Наверное, это на нервной почве. Эта противная графиня слишком на долгое время вошла в мою жизнь.

— Но спектакль идет еще не так уж долго.

— Со мной так бывает. Через какое-то время роль начинает надоедать, и уже хочется чего-то нового. Я по натуре непоседа. Не волнуйся, все будет хорошо. Тебе что-нибудь нужно? Поэтому ты пришла?

— Нет, ничего. Я просто хотела проверить, не спишь ли ты. Тебе сейчас лучше?

— Пожалуй, нет, дорогая. Я уже начинаю опасаться, что это опять повторение тех же приступов, что раньше.

— Может быть, послать за доктором?

— Нет, нет. Он опять скажет, что я что-то съела.

— А что ты ела?

— С прошлого обеда и стакана молока после спектакля почти ничего. Только кофе с тостами на первый завтрак и немного рыбы — на второй.

— Опять рыба?

— Но я часто ем рыбу.

— Очень странно. Меня это беспокоит.

— Ах, моя дорогая, не стоит волноваться. Все пройдет. Я ведь здорова, как лошадь.

— Но эти приступы. Они становятся слишком частыми.

— Дорогая, я вижу, тут уже ничего не поделаешь. Придется сообщить Долли.

Теперь уж я разволновалась не на шутку. Это уже в третий раз в течение сравнительно короткого промежутка времени. Что-то нужно делать.

Долли был в отчаянии. Ему и без того пришлось дважды переживать эту неприятность и вот сейчас — в третий раз. Похоже, это становится традицией.

В пять часов дня у мамы уже не оставалось сомнений в том, что играть она сегодня не сможет. К этому моменту Долли был уже вне себя от гнева. Что скажут зрители на этот раз? Они решат, что нет смысла заказывать билеты — все равно никогда не знаешь, на что попадешь. Газеты получат возможность сполна насладиться скандалом. Они и без того уже намекали, что недомогание Дезире объясняется ее пристрастием к алкоголю. Такие вещи не проходят даром для репутации актрисы. Кто снова поверит в эти приступы разлития желчи?