Долгий путь к счастью - Холт Виктория. Страница 33

— Но… я не понимаю… — пробормотала я наконец.

— Я так и думал, что вы будете удивлены.

В его голосе звучал смех. Он взял меня за руку. Я совсем забыла, как он высок. Он подвел меня к окну, взял за плечи и посмотрел прямо в лицо.

— Эллен, — сказал он, — наконец-то вы здесь!

— Я… хотела бы знать… — начала я.

— И узнаете обязательно. Вы очень любознательная юная леди, и я согласен, что все это кажется вам немного странным.

— Немного странным! Да не брежу ли я? Зачем вы приезжали в Лондон? Что вы делали на концерте? Почему не сказали мне, кто вы, в конце концов?

— Вы задаете столько вопросов, на которые сразу я ответить не могу. Прежде всего, я рад приветствовать вас на Острове Келлевэй и спешу сообщить, что я безмерно счастлив вашему приезду. Вы действительно Келлевэй. Вы во многом похожи на вашего отца. Он был очень нетерпелив.

— Может, вы все же объясните…

— Конечно, объясню. Садитесь, Эллен, дорогая, и я начну отвечать на ваши вопросы.

Он повел меня к креслу с резными подлокотниками и обитой гобеленом спинкой, почти силой усадил меня туда. Сам же неторопливо, будто наслаждаясь моим нетерпением и не стремясь удовлетворить мое любопытство, расположился в другом кресле, которое скорее походило на трон. Размерами оно было под стать хозяину, спинка была украшена не только резьбой, но и инкрустацией.

Теперь я смогла рассмотреть его лицо, которое производило впечатление более сильное, чем в Лондоне. У него были густые, темные волосы, глаза полуприкрытые тяжелыми веками, которые, я сразу это почувствовала, могли скрывать многое. Сейчас эти глаза смотрели на меня с откровенным удовольствием. Одет он был в темно-синий смокинг, у ворота был повязан белый галстук. Безукоризненной формы кисти рук, покрытых бронзовым загаром, неподвижно лежали на подлокотниках. На мизинце правой руки поблескивала печатка, на которой я разобрала литеру "К".

— Итак, — начал он, — вы спрашиваете, кто я. Отвечаю: Яго Келлевэй. В каком родстве мы состоим, также спрашиваете вы. Это вопрос довольно сложный. Но лучше я сам вам на него отвечу, чем вы получите искаженные версии этой истории. Ничего необычного в ней нет. — Губы его дрогнули, будто в усмешке. — Хотя, — продолжал он, — кое-кому она может показаться и неделикатной. Но нет, не вам. Вы же из утонченного светского общества, вам знакомы материи такого рода, время от времени в самых степенных семействах случается что-то подобное. Я прав?

— Я не могу ответить, пока не услышу, — ответила я резко, ибо что-то заставляло меня противодействовать ему. Он прекрасно понимал, как жажду я все узнать, и намеренно тянул время. Странное его поведение в Лондоне обернулось для меня страшными переживаниями, хотя было ясно, что сам он воспринимал это не более как шутку. Ну а я, которая совсем иначе представляла себе своего «опекуна», сейчас была даже раздражена его манерами, несмотря на то что страстно хотела получить от него ответы на все вопросы.

— В истории этой фигурирует черная печать незаконнорожденности, — начал он. — Один из наших предков — не такой уж дальний, кстати, это был ваш прадед — имел сестру по имени Гвеннол. Гвеннол была неистовой красавицей. У нас в галерее висит ее портрет. Я обязательно покажу вам его. Семейство Келлевэй было богатым и знатным. Они владели островами и жили на широкую ногу. Блистательная партия, вероятно, готовилась для Гвеннол, но в один прекрасный день она с гордостью объявила, что ждет ребенка. Имя отца называть отказалась, как ни в малейшей степени не собиралась выходить замуж. Отец ее пришел в ярость, грозился вышвырнуть Гвеннол вон, если она не признается, от кого у нее ребенок. Но она не пошла на это. Она покинула замок в сопровождении нескольких слуг. Так или иначе, но девица среди людей получила дурную славу ведьмы, а отцом ее ребенка все считали самого Дьявола.

В глазах Яго опять мелькнул лукавый огонек.

— Очень может быть, что это так и есть, потому что теперь все Келлевэи имеют этакую дьявольскую жилку в характере. А вы, Эллен? Впрочем, зачем это я вас спрашиваю? Вы явно не сатанинского племени, вы же исходите от другой, благопристойной ветви нашего рода. Так вот, эта Гвеннол нашла приют на Острове Голубых Скал, что всего в полумиле от нашего. Вы, наверное, обратили на него внимание.

— Да, мистер Трегардиер показывал его мне, из моего окна он хорошо виден.

— Вот там она и поселилась. Сначала кровом ей служила хижина из веток и сучьев, позже построили там жилище посолиднев. Оно и по сей день цело, кстати. Вот там и родился у нее сын. Мой отец.

— Родство наше становится мне более ясным. Мы с вами что-то вроде троюродных-двоюродных…

— Трижды троюродных, я бы сказал. Но мы оба носим имя Келлевэи. Я был совсем мальчишкой, когда умер мой отец, так что нас с сестрой отправили в этот замок, где жили ваши предки. Мы с вашим отцом нашли общий язык, все время проводили вместе. По зднее мы оба в равных долях владели Островом; потом он стал болеть, и я взял все хозяйство под свое руководство. А в прошлом году отец ваш скончался.

— И ни разу за эти годы не поинтересовался, где я его дочь, что со мной.

Пристально глядя на меня, Яго покачал головой.

— Он много думал о вас перед смертью. И поручил мне вас разыскать, назначил меня опекуном — до вашего совершеннолетия.

— До которого мне немного осталось. Отцу следовало бы знать об этом.

— Естественно, он помнил ваш возраст. А вот отыскать вас оказалось очень не просто; ваша матушка как в воду канула, чего и хотела, уехав с острова.

— Разве вы не знали, что она вернулась в родительский дом?

— Отец ваш ничего не рассказывал о ее родне. Но, увидев имя Келлевэи в газетах, узнав, что вы собираетесь замуж, я отправился в Лондон.

— Все же странно, что вы не сказали мне, кем являетесь.

— А я, знаете ли, шутник. У меня полно всяких чудачеств. У вас будет еще возможность убедиться в этом. Я люблю удивлять, люблю неожиданности, люблю, чтобы жизнь бурлила. А вас я хотел узнать прежде, чем вы познакомитесь со мной. Вот я и явился на тот концерт.

— Но как? Каррингтоны не знакомы с вами.

— Скажем так, я пришел без приглашения. Проникнуть в дом ничего не стоит — при известной уверенности в себе, а уж этого у меня предостаточно. В общем, «билет» я не предъявлял при входе.

— Какая дерзость… дерзость!

— Да, и этого у меня в избытке.

— А как вы зашли в особняк на площади Финлей? Вы сказали, будто агент дал вам ключ, однако ключей было всего два, насколько мне известно.

— Это агент вам так сказал. Вы же знаете эту публику «от недвижимости». Они так страстно мечтают все поскорее продать, что готовы идти на любые хитрости.

— А как же вышло, что вы появились там именно в день и час моего визита?

— Ждал, когда вы зайдете в особняк — все проще простого, а? Вот что я вам скажу: это был мой долг. Я ваш опекун. Я должен был выяснить, что это за семейство, с которым вы собирались породниться.

— Конечно, узнать о Каррингтонах было несложно.

— Да. И узнал я очень многое. Но потом произошла трагедия, и я предложил вам приехать сюда. Ну, кое-что уже понятно?

— Да, — призналась я.

— Я надеюсь, Эллен, — серьезно произнес он, — что вы поживете у нас подольше.

— Вы так добры, — тронутая его словами, ответила я, однако не верила, что он рассказал мне всю правду.

— Я хочу, чтобы вы полюбили этот уголок, — продолжал он, — мне он очень дорог. Здесь мой дом. Ваша мать когда-то увезла вас отсюда, но вот вы снова здесь, Вам довелось пережить ужасные, трагические дни, надеюсь, мы сможем утешить вас.

Говорил он искренне. Смотрел ласково и дружелюбно. Лицо его было самым выразительным из всех лиц, что мне приходилось видеть. Буквально несколько минут назад он имел вид лукавый, плутовской, а тогда, в пустом лондонском особняке, было в его облике и взгляде нечто сатанинское. Сейчас же и глаза, и слова его были ясны и понятны, и таинственный незнакомец превратился в доброго заботливого опекуна. До конца я ему, правда, не доверяла, но заинтересовал он меня всерьез.