Долгий путь к счастью - Холт Виктория. Страница 5

Жить было интересно и в детских и учебных комнатах, и в гостиных, где я внимательно следила за кузиной Агатой, постоянно напоминавшей о моем зависимом положении, интересно было и в служебных помещениях, на кухне, где я впитывала «секретную» информацию, которую щедро раздавали слуги, особенно потеряв бдительность и отяжелев после плотного обеда из куриной запеканки, например, и напитка из бузины или одуванчиков.

Таинственность моего происхождения даже нравилась мне. А уж одна мысль о том, что я могла бы иметь в качестве матушки какую-нибудь кузину Агату, внушала отвращение. Эсмеральде я об этом прямо говорила, особенно если случалось быть в плохом настроении. Возможно, кузен Уильям Лоринг мог быть и неплохим отцом, но его покорность и преданность супруге удручали меня.

Проходила осень, наступала зима. Трещали в каминах дрова, в парке лопались колючие шарики каштанов, являлся булочник изо дня в день, грохотали на улицах экипажи. Медленно ползущие эти коляски, сидящие в них чужие люди всегда будоражили мое воображение, и я выкладывала Эсмеральде очередную историю, которую она слушала разинув рот, а потом обязательно спрашивала:

— А откуда ты знаешь, кто там сидит, куда и зачем едет? Я в ответ прищуривалась и присвистывала.

— Немало есть материй на этом свете, Эсмеральда Лоринг, которые недоступны тебе, — торжественно заявляла я.

Она вздрагивала и с благоговением смотрела мне в лицо (что было ужасно приятно). Часто я выдавала ей чьи-нибудь цитаты, неоднократно при этом скрывая истинного автора этих высказываний. А она верила, что это мои собственные мысли. Память у нее была гораздо хуже моей. Жалко, что она была столь никчемной и несуразной. От этого мое самомнение непомерно разрасталось. С этим, правда, всеми возможными способами пыталась справиться кузина Агата. Я же, хоть и знала из обрывков разговоров и слухов, по манерам хозяйки, что в доме обо мне невысокого мнения, старалась не унывать, ведь мне так была нужна уверенность в себе.

В душе я была авантюристкой, и это послужило поводом, чтобы заговорить о моих дурных наклонностях. Предметом особого увлечения был рынок. В нашем районе рынков и близко не было, но кое-кто из слуг обычно отправлялся туда, что всегда обсуждалось заранее. Однажды я уговорила Рози, одну из горничных, взять меня ссобой. Рози была взбалмошной девицей, вечно около нее вились кавалеры, одного из которых она наконец-то приглядела в качестве мужа. Теперь все ее разговоры сводились к обсуждению «сундука с приданым», для которого она собирала всякую всячину. Часто она приносила свое богатство в кухню.

— Гляди, что я ухватила на рынке, — щебетала она, сияя, — дешево до чертиков!

В общем, я уломала ее сводить меня на рынок. Рози тоже не прочь была нарушить правила. Ко мне она неплохо относилась, даже посвящала меня в свои любовные дела. Избранник ее служил кучером у Кар-рингтонов, после свадьбы они намеревались жить вместе на извозчичьем дворе.

Незабываемым стало первое впечатление — настоящие фонари, сочный язык кокни, хриплые голоса торговцев, расхваливающих свой товар. На прилавках красовались груды румяных яблок, бок о бок с ними горы ярких груш, россыпи орехов. На дворе стоял уже ноябрь, и уже все было украшено рождественской зеленью — остролистом и омелой. В восторг привели меня гончарные и скобяные ряды, бесконечные вереницы вешалок с поношенной одеждой, чаны с тушеным угрем, другой снедью, которую можно было съесть прямо на улице или взять домой; пряный дух, исходивший из коптилен и рыбных лавок, дурманил голову. Но больше всего меня поразили люди, которые покупали, торговались, толкались, смеялись… Рынок показался самым удивительным местом, которое мне довелось увидеть. После того похода с Рози я вернулась домой сияющая и расписала свое приключение Эсмеральде.

Сгоряча я дала обещание сводить ее туда тоже. После этого она постоянно приставала ко мне с расспросами, и я откликалась, выдумывая все новые и новые истории, которые обязательно начинались словами: «Когда мы с Рози были на рынке…» Приключения — воображаемые — становились раз от раза все более невероятными, но именно от них у Эсме-ральды просто дух захватывало.

Наконец настал день, когда мы с ней на самом деле побывали на рынке, и то, что из этого вышло, послужило причиной внимания ко мне самого Ролло Каррингтона. Дело было за неделю до Рождества, день, помню, выдался сумрачный и туманный, деревья в парке скрывались в дымке. Такую погоду я обожала. Парк казался заколдованным лесом, погруженным в синеватую пелену. Одного взгляда на него мне хватило, чтобы принять решение: «Я веду Эсмеральду на рынок сегодня!»

Для всего дома день выдался непростым. Вечером предстояло дать званый обед. Все домочадцы только об этом и думали. «От нее уже в ушах звенит», — бурчал повар, имея в виду кузину Агату. Я прекрасно поняла его слова. Действительно, громогласные речи хозяйки разносились по всему дому.

— Мисс Хеймер (так звали ее многострадального секретаря), карточки с именами гостей готовы? Потрудитесь еще раз удостовериться, что леди Эмили сядет справа от хозяина, а мистер Каррингтон справа от меня. Мистер Ролло должен сидеть в центре стола, но на правой от хозяина стороне. А цветы доставлены?

Онс, как ураган носилась по всем этажам.

— Уилтон! — взвыла она к дворецкому, — проследите там, чтобы расстелили ковры, установили навес, чтобы все было безукоризненно и вовремя!

— Ивонна! — приказывала она своей горничной, — смотри, чтобы я к пяти уже встала после сна. Потом приготовишь мне ванну.

Явилась она и на кухню с указаниями для повара. «Будто я сам не знаю, что мне делать», — ворчал тот.

Трижды посылала она за Уилтоном, чтобы тот передавал прислуге ее все новые и новые приказы.

Да, денек был еще тот. С теткой мы столкнулись на лестнице, но она пролетела мимо, даже не заметив меня. И снова я подумала, что сегодня даже очень подходящий день, чтобы отправиться на рынок. Няньку Грейндж задействовали в гладильной, гувернантку поставили украшать зал цветами. Так мы оказались «без гувернантки, без няньки, без надзора, без ничего», как убеждала я Эсмеральду.

— Лучшего дня, чтобы ускользнуть да вернуться так, что никто не заметит, не будет, — твердила я.

Рынок щедро освещается фонарями, потому что в декабре уже после четырех часов дня темнеет.

— А… а фонари эти брызжут искрами, как вулканы, — расписывала я Эсмеральде все прелести предстоящего похода, — их зажигают уже в сумерках.

Няньке Грейндж мы пообещали, что спокойно займемся своими делами, и вот сразу после ленча, примерно в половине четвертого, когда уже смеркалось, мы выбрались из дома. Давно я приметила номер нужного омнибуса, остановку, так что до цели мы доехали без происшествий. На рынок мы прибыли около пяти вечера.

С ликованием я заметила разгорающийся восторг в глазах Эсмеральды. Она влюбилась во все сразу: в витрины лавчонок, украшенные «снегом» и «инеем», рождественские хвойные лапы, покрытые ватой, сувениры, игрушки, безделушки… Я тащила ее дальше, к мясникам, в чьем царстве главным богатством были свиные туши, развешанные на крюках, груды бифштексов, рулетов с яркими пятнами апельсинов между ними. Сами мясники в ярких фартуках, с острыми длинными ножами в руках орали: «Покупай! Покупай! Покупай!»

Изучили мы и фруктовые прилавки, ломящиеся от яблок и орехов, развалы старьевщиков, бесконечные ряды чанов с дымящимися угрями, которых жадно поглощали прохожие. Из какой-то лавки донесся до нас умопомрачительный дух гороховой похлебки, не удержавшись, мы заглянули внутрь. Там было полно людей, они сидели на лавках, каждый что-то ел, пил, жевал. Был среди всей этой роскоши и шарманщик с непременной обезьянкой, у ног его лежала шляпа, куда зеваки бросали монетки.

Мне было очень приятно, что мои рассказы о прелестях лондонского рынка не обманули ожиданий Эсмеральды. Вдруг жена шарманщика затянула немного резким, пронзительным голосом какую-то песенку, толпа вокруг нас стала сгущаться. Мы заслушались, но тут появилась тележка, доверху груженная скобяным товаром.