Дорога на райский остров - Холт Виктория. Страница 20

Я была рада, когда он ушел.

Но почему-то у меня такое чувство, что все как-то изменилось.

21 МАЯ.

Мой день рождения, и самый волнующий день, какой мне довелось пережить! Как чудесно, что все произошло именно в мой день рождения!

День начинался довольно пасмурно, и мы очень беспокоились, что пойдет дождь. Слуги то и дело выбегали наружу посмотреть на небо.

За день я раз двадцать смотрела на платье, висевшее в шкафу. Это самое красивое платье, какое было у меня в жизни. Я упросила мачеху позволить Фредди лечь спать где-нибудь на час попозже, и она согласилась, как мне показалось, с притворной неохотой. Она действительно любит Фредди, и наша привязанность к мальчику создала между нами некую связь, несмотря на все мое сопротивление.

Устраивая вечер, мачеха была в своей стихии. Отец забавлялся, глядя на нее. Как же он изменился со времени женитьбы! По крайней мере, мачеха сделала его счастливым. Я уверена, что таким он никогда не был… даже при жизни моей матери.

Прибыли гости. Я, отец, мачеха и Фредди, стоявший с нами, как маленький сын семейства, принимали их.

И как я была счастлива, когда в обществе Мастерса приехал Магнус! Он выглядел так элегантно, подумала я. Как шла ему эта более строгая одежда. Я искренне терпеть не могла все эти вычурные нововведения расфранченных денди.

Погода была прекрасная. Даже луна вышла, сделав пейзаж еще более восхитительным, и общество вскоре рассыпалось по садам и лужайкам. Обед должны были подавать в холле и столовой, и все, кто хотел, могли взять тарелки и посидеть в саду.

Только присутствие Десмонда Фидерстоуна все портило. И мне показалось, что он полон решимости остаться со мной наедине.

Как счастлива я была, что Магнус был полон такой же решимости быть рядом со мной, и с моей помощью нам удалось отбить все попытки Десмонда Фидерстоуна и держаться вместе.

Фредди отправился спать, когда ему велели. Он был очень тихим мальчиком и, как я догадалась, привык беспрекословно повиноваться всему, что ему говорили. Мне всегда становилось его жалко, и я часто раздумывала, что же за жизнь у него была с невесткой мачехи. Я никогда его об этом не спрашивала, потому что чувствовала, что мальчик очень страдает, когда его расспрашивают, и догадалась, что о той жизни он предпочел бы забыть.

Разумеется, поскольку это был мой день рождения, и у меня были свои обязанности перед гостями. Мне пришлось танцевать с одним-двумя друзьями отца. Некоторые из них были картографами с хорошей репутацией, приехавшими издалека на праздник.

Я могла говорить с ними о картах с большим знанием дела, чем прежде — и все благодаря Магнусу.

Возможно, я была несколько рассеянна, постоянно думая о том, как сбегу и снова окажусь рядом с Магнусом. И когда мне это удалось, он ждал меня, так же горя желанием быть рядом со мной, как и я — быть с ним.

А потом были те волшебные мгновения в розовом саду. Розы благоухали. Я всегда буду вспоминать этот вечер в розовом саду 21 мая 1792 года, потому что он таил в себе волшебство. Всю мою жизнь я буду его помнить.

Мы сидели рядом на плетеных стульях у стены, лицом к чугунным кованым воротам, чтобы сразу же увидеть непрошенных гостей.

Из дома доносились звуки скрипок, раздавался смех. Воздух был теплым и благоуханным.

Магнус взял мои руки и поцеловал их.

Он сказал:

— Я знал, как только увидел тебя.

— Я тоже.

— Словно что-то промелькнуло между нами… Понимание. Да? Ты создана для меня, а я — для тебя?

— Так оно и было.

— Жизнь прекрасна, По-моему, это большая редкость — такая гармония.

— Это просто бесценно.

— Так оно и будет всегда.

— Магнус, — сказала я, — что же теперь будет? Здесь ведь не твой дом.

— Да, — отозвался он. — Я приехал всего на год, может, чуть дольше. А потом я уеду домой.

— Год, — радостно сказала я. — Целый год мы будем счастливы.

— А потом, — продолжал он, — ты уедешь со мной. Мы поженимся.

— И потом будем жить счастливо. Это как в сказке.

— У нас будет много детей. Они станут работать вместе с нами. Будут открывать мир. Это прекрасная жизнь.

— Я так счастлива, — сказала я. — По-моему, ни у кого никогда не было более счастливого восемнадцатилетия. Магнус немного помолчал. А потом сказал:

— Мы отправимся вместе искать мой остров.

— Ах, да. Остров. У меня часто бывало такое ощущение, что ты хочешь рассказать мне о нем.

— Я расскажу сейчас. Этот прекрасный сад, по-моему, самое подходящее место для этого: Я так давно хотел рассказать тебе о нем. Иногда это просто как сон. Можно подумать, что я его выдумал.

— Расскажи мне. Я так хочу знать. Магнус с минуту поколебался, затем начал:

— Я был в экспедиции, составлял карту моря. Мы были уверены, что там гораздо больше островов, чем те, что были нам известны, и хотели отыскать их. По-моему, один я нашел. Я даже уверен в этом. Но давай, я все расскажу. Мы пересекали Тихий океан, огибали Сандвичевы острова, где лет за десять до того, туземцы палицами насмерть забили капитана Кука. Как описать, что значит быть в море, плыть туда, куда, возможно, никогда прежде не заплывали люди? Капитан Кук открыл так много, что я постоянно боялся, что уже ничего не осталось.

— Расскажи мне об открытом тобой острове.

— Да, я хочу, чтобы ты знала об этом. Я хочу, чтобы мы оба отправились на его поиски. Я никогда не успокоюсь окончательно, пока снова не найду его. И когда я это сделаю, я хочу, чтобы ты была рядом.

Я тронула рукой его щеку, и Магнус поймал мою руку и стал целовать ее снова и снова.

— Ты почувствуешь то же, что и я, — продолжал он. — Ты ощутишь зов моря. Оно лежит там, чтобы человечество открывало его… приручало, чтобы использовать. Какое счастье, что мы родились на этой Земле. Но я хочу рассказать тебе об острове.

— Пожалуйста, расскажи. Иногда я думаю, что тебя что-то удерживает, что ты не хочешь рассказывать. Говоришь, что расскажешь, а потом, колеблешься. Что особенного в этом острове?

— Море было спокойным, таким тихим, что даже трудно было поверить, что плывешь. А потом налетает шторм, какой даже и не снился, Энн Элис. Ты не можешь себе представить ярость урагана. Ветер похож на тысячи демонов, вопящих и вздымающих волны так, что море становится похожим на кипящий котел. Дождь, подхваченный ветром, бьет горизонтально. Кажется, буря собирается смести все, что попадается на ее пути. Какие шансы у судна выдержать в такую бурю? Я знал, что произойдет. Мы молились о чуде, но знали, что чуда не будет. Мы знали, что не выстоим перед такой яростью, и судно тоже. Я подумал, что пришел мой последний час. Как ни странно, я был спокоен и сожалел лишь о том, что никогда не открою еще неизведанные пути. Мое имя умрет вместе со мной. Моя жизнь не имела значения. Но у меня были грандиозные планы. Магеллан, Генрих-Морепроходец, Дрейк, Кук, Птолемей, Меркатор, Гондий… Я мечтал, что стану одним из них. Человеку нужно время, чтобы самоугвердиться. С тех пор я часто думал о людях, ушедших рано и так и не сумевших сделать то, о чем мечтали. И тогда я думал, что меня ждет та же участь. Море подхватило нас, как картонную коробку. Бросало го туда, то сюда. Ветер пронзительно ревел, словно разражаясь демоническим хохотом при наших мольбах, а дождь, гром и молния изматывали нас. Вот там, в бурном море корабль и разбился. Казалось, палуба ушла у нас из-под ног, части корабля разлетелись по морю обломками. Надежды больше не было. Мы потерпели крушение. Я обнаружил, что цепляюсь за какое-то бревно. Наверное, это был кусок палубы. Я был полумертв и считал, что конец мой близок. В таком море никому, не выжить.

Перед тем, как налетел шторм, я знал, где мы примерно находимся, но теперь не мог вычислить, как далеко мы ушли и куда нас забросило морем. Я не мог думать ни о чем — только о том, чтобы цепляться за мое бревно. Море швыряло его из стороны в сторону. Я погружался в вод, потом снова выплывал. Я закрыл глаза и стал ждать смерти.