Твоя безумная «фанатка» (СИ) - Муравская Ирина. Страница 24
Блондин, он же качок, он же загадочный "Макс" — то, что это всё одна личность Бондарев выведал накануне у Кота. "Да это ж который под окнами недавно торчал", сказал вчера Гоша, потирая воспалённые глаза и громко шмыгая носом. Ясно. Понятно. И даже не удивительно. Максим, чтоб его черти… кхм. Ладно. Неважно, кто он и что он. Важно, что делать лично ему, Матвею. Вот это вопрос.
— Не раздевайся.
Пелька недоумённо обернулась на ворвавшегося без приглашения в комнату Бондарева. Она сама только пришлп с работы, едва успев стянуть верхнюю одежду и сбросить сапоги.
— Точно? А об обратном потом не попросишь? — как не съехидничать?
— Ха-ха, — ярко-жёлтая шапка с весёлым бумбоном была нахлобучена обратно ей на макушку. С вешалки торопливо стянули куртку, схватили за руку Пылаеву и повлекли за собой.
— Я же босиком! — только и пискнула та, пока её увлекали наверх по лестнице. Пришлось вернуться за обувью. И снова к лестнице. — Куда мы?
— Увидишь.
Четвёртый этаж, выход на крышу. Обычно запертый, но не сегодня. Нелли послушно стояла, пока её одевали, тщательно везде застегивая, чтоб не просквозило. Интересно, почему всем так хочется обращаться с ней, как с маленькой девочкой, которая не способна завязать себе шнурки? Она реально производит такое впечатление?
— Собираешься сбросить меня с крыши? Я тебе настолько надоела? — попыталась перевести всё в шутку она, хотя внутри непроизвольно нарастало трепетное волнение. — И как это будет? Несчастный случай? Прощальную записку уже написал или меня заставишь?
— Просто помолчи минутку, хорошо? — коротко попросили её.
Матвей и сам слегка волновался. В последний раз он делал кому-то подобные сюрпризы очень давно. Да и в принципе уже забыл, когда в последний раз так из кожи вон лез ради девушки. Уговорил своих закончить запись пораньше, потратил на подготовку несколько часов, при этом вообще не будучи уверенным, что Пелька сегодня явится домой. А то кто её знает. Но она здесь. Это их шанс.
Скрипнула на несмазанных петлях металлическая дверь, впуская в чердачное помещение уличную осеннюю прохладу. Пылаевой помогли выбраться на плоскую крышу, не поприветствовав при этом лбом низкие строительные балки. В вечернем небе блестели слабые звёзды, в городе их всегда было плохо видно, а прямо перед ней…
— Ого… Здесь… красиво. Очень, — искренне восхитилась Нелли, разглядывая украшенную мигающей гирляндой декоративную ширму, возле которой притаилась деревянная скамейка с пледом. Всё располагалось почти у самого края крыши, откуда открывался волшебный вид на готовящийся ко сну город, уличные фонари, огни проезжающих в стороне машин и окна домов, за которыми текла своя жизнь. — Откуда взял?
— Стащил из подсобки Чудика.
— А если узнает?
— Узнает, так узнает. Я ж не навсегда. Верну потом. Да и я вроде с ним начал находить общий язык, как-нибудь договоримся…
Бондарев лукавил. Общий язык он не то, чтобы нашёл с преподавателем по сценическому искусству, но во всяком случае помирился после случившегося инцидента. Ещё в среду, когда, поборов гордость, пришёл в актовый зал во время репетиций. Аккурат в момент, когда Пылаева расслабленно кружилась в гордом одиночестве, напевая, наверное, самую знакомую всем девочкам песню из мультика.
Как узор на окне,
Снова прошлое рядом.
Кто-то пел песню мне
В зимний вечер когда-то.
Словно в прошлом ожило
Чьих-то бережных рук тепло
Вальс изысканных гостей
И бег лихих коней… *
— Пошли привидения! — требовательно рыкнул Никитич, и на сцену, вальсируя, влетели несколько пар. Потом, когда на них будут надеты антуражные наряды начала двадцатого века с полупрозрачными накидками, имитирующими некую нематериальность, а сзади встанут декорации дворца должно смотреться весьма колоритно.
Вальс кружил и нес меня,
Словно в сказку свою маня.
Первый балл и первый вальс
Звучат во мне сейчас.
Зеркала в янтаре
Мой восторг отражают…
— Привидения уходят! — очередной рык разогнал "духов", снова оставив солистку одну. Темп музыки стихал.
Кто-то пел, на заре
Дом родной покидая,
Будешь ты в декабре…
Из грандиозного реверанса Нелли плавно опустилась на пол. Грустная и задумчивая. Как велено по роли. Актриса хоть куда.
Вновь со мной, дорогая.
— Отлично, — довольный преподаватель, подскочив с кресла в первом ряду, дал знак, чтоб сделали тише звуковые эффекты. — Три минуты. Дальше сцена Распутина с мышью… — и вот тут он заметил Матвея, замершего по правую сторону в проходе. — Батюшки, какие люди. За что же вы почтили нас своим присутствием? За что такая честь старому маразматику, которому давно пора на пенсию?
Матвей колкость принял стойко. Сам виноват. Заслужил.
— Я хотел извиниться. За свои слова и поведение.
— Как трогательно. Совесть зачесалась? Или испугался вылететь из Академии?
— Нет. На это плевать. Просто я знаю, что был не прав.
Несколько секунд на него пристально смотрели.
— Романтика, чувства — это всё просто замечательно, молодой человек. Но творческая личность должна уметь абстрагироваться. Даже если артисту ампутировали ногу, он должен прыгать так, словно его у них две. Если вы этого не можете, быть может сцена — не ваше?
Он прав. Сотню раз прав.
— Может быть, — честно ответили лишь ему.
Чудик тяжело вздохнул, поджав губы. Принимал решение.
— Марш на сцену. Замена! — этот крик уже улетел в зал, чтобы его услышали остальные. — Меняем сцену Распутиным на сцену с знакомством Анастасии с Дмитрием. — строгий взгляд на Матвея. — Ты ещё здесь? Три секунды, и я передумаю.
Можно ли сказать, что это следовало расценивать, как тёплое перемирие? С учётом того, что учитель заставил его потом до вечера разбирать давно ненужный и забытый хлам в подсобном помещении, громоздящийся баррикадами почти до потолка, где в общем-то он и откопал нужное для сегодняшнего вечера барахло. Закопался он в том клоповнике практически на полдня, но понимал, что дело обошлось малой кровью. Его вспыльчивость могла обернуться куда большими проблемами.
И вот теперь рабский труд окупил себя блеском в глазах Нелли. Значит, не зря давился пылью и собирал волосами паутину.
— Голодная?
— А ты тут ещё и ресторан где-то припрятал? — усмехнулась она.
— Не совсем. Прости, но тебя ждёт более скромный ужин, — из-за ширмы выудили бумажный пакет с буквой «М» и высокий термос. — Бургеры, картошка, нагетсы, чай? Кофе решил не делать. Вдруг будешь буянить от кофеина на ночь глядя.
— Это что, свидание? — подозрительно прищурилась Пелька, пока ее увлекали к скамье, укрывали ноги пледом и раскрывали пакет с ароматным и пока ещё горячим фаст-фудом.
— Свидание.
— Забавно.
— Что именно?
— Последнее свидание у меня было больше двух лет назад, — откусывая от чизбургера, пожала плечами она.
— А твой Максим, что? Не по этим делам?
Опасная тема. Матвей понял это по напрягшейся спине собеседницы.
— Максим не мой. Он общемировое достояние.
— А общемировое достояние об этом знает?
— О чём ты?
— Ведёт он себя с тобой так, словно ты его девушка, — Бондарев разлил чай по таре и протянул ей дымящуюся пластиковую чашку.
— Ничего не добавлял туда? — на всякий случай принюхалась та. А то кто знает, может решил таким образом отомстить.