Чисто летнее преступление - Кристи Агата. Страница 9
Бэзил Уэст позеленел. Все его очарование куда-то испарилось. Он выглядел как пойманная крыса.
– Будьте вы прокляты! – прорычал он. – Вы все знаете, проклятый мистер Паркер-Сующий-Нос-Куда-Не-Надо!
От физической атаки мистера Пайна спасло лишь появление свидетелей, которых он благоразумно расположил за полуоткрытой дверью.
…Вскоре после этого Паркер опять обсуждал происшедшее со своим другом в одном из высоких кабинетов.
– А ведь у меня не было никаких доказательств! Только почти нечитаемый клочок бумаги с написанными на нем словами «Сожгите это!». Я просто придумал всю эту историю и проверил на нем. И все сработало. Я совершенно случайно с первого раза попал в самую точку. Леди Грэйл сожгла все его письмо целиком, но ведь он об этом не знал! Она была очень необычной женщиной. Когда леди Ариадна обратилась ко мне, я был сильно заинтригован. Она ведь хотела, чтобы я сказал ей, что ее травит собственный муж. В этом случае она планировала бросить его ради молодого Уэста. Но при этом она хотела оставаться честной перед самой собой. Очень любопытный характер.
– Бедная девочка будет очень страдать, – заметил его собеседник.
– Она это переживет, – жестко сказал мистер Паркер Пайн. – Ведь она еще очень молода. А я, например, рад, что на склоне дней сэру Джорджу достанется хоть немного радости, пока еще не совсем поздно. Десять лет с ним обращались, как с червяком, а теперь Элси Макнотон даст ему всю необходимую теплоту.
Он улыбнулся, но сразу же помрачнел и добавил:
– Думаю, что в Грецию мне придется поехать инкогнито. Должен же я, наконец, отдохнуть!
Таинственный мистер Кин
XII. Улица Арлекина [10]
Мистер Саттерсуэйт так никогда и не понял, что привело его к Денманам. Они совсем не относились к его кругу, в который входили представители света и художественной богемы. Они были обыкновенными обывателями, да к тому же еще и скучными. Впервые мистер Саттерсуэйт познакомился с ними в Биаррице, принял их приглашение погостить, чуть не умер от скуки – и, как это ни странно, стал появляться у них снова и снова.
Так почему же? Мистер Саттерсуэйт задавал себе этот вопрос двадцать первого июня, удаляясь на своем «Роллс-Ройсе» прочь от Лондона.
Джону Денману было около сорока лет, и он был человеком уважаемым в деловом мире. Его друзья не были друзьями мистера Саттерсуэйта, который ни в коем случае не разделял его идеи. В своей области мистер Денман был достаточно умен, но во всем остальном был начисто лишен всякого воображения.
«Почему же я это делаю?» – вновь и вновь задавал себе один и тот же вопрос мистер Саттерсуэйт. Единственный ответ, который приходил ему на ум, был настолько смутным и настолько заведомо нелепым, что он чуть не отбросил его в сторону. Потому что он касался того факта, что в одной из комнат дома (удобного и хорошо ухоженного) находился предмет, который подогревал его любопытство. Это была собственная комната отдыха миссис Денман.
Комнату трудно было назвать зеркалом ее индивидуальности, потому что, по мнению мистера Саттерсуэйта, индивидуальность у нее начисто отсутствовала. Он никогда не встречал женщину более невыразительную, чем миссис Денман. Насколько мистер Саттерсуэйт знал, она родилась в России. Джон Денман приехал в Россию в начале Европейской войны [11], воевал с русскими, с трудом спасся в пламени революции и привез с собой в Англию нищую беженку, ставшую его женой. Он женился на ней, несмотря на сильнейшие возражения его родителей.
Комната миссис Денман ничем особо не отличалась. Она была монументально обставлена хорошей мебелью в стиле Хеппелуайта [12], которая создавала скорее мужскую, чем женскую атмосферу в комнате. Но в этой комнате был один невероятный предмет – китайская лаковая ширма, выдержанная в кремовом и бледно-розовом тонах. Она сделала бы честь любому музею. Ширма была воистину коллекционным предметом, редким и прекрасным.
Она совершенно не смотрелась на солидном английском фоне. В действительности ширма должна была быть центром этой комнаты, а вся остальная обстановка – подбираться под нее. И при этом у мистера Саттерсуэйта язык не поворачивался, чтобы обвинить Денманов в недостатке вкуса – вся остальная обстановка в доме была подобрана совершенно безукоризненно.
Мистер Саттерсуэйт покачал головой: жизнь, тривиальная сама по себе, всегда занимала его. Он был уверен, что именно поэтому он вновь и вновь возвращается в этот дом. Возможно, что эта ширма была просто данью женскому капризу, хотя такое объяснение его не удовлетворяло, как только он вспоминал миссис Денман, спокойную женщину с твердыми чертами лица, которая говорила на таком правильном английском, что в ней трудно было заподозрить иностранку.
Машина подъехала к цели его путешествия, и он вылез из нее, все еще размышляя над проблемой китайской ширмы. Имение Денманов называлось «Эшмид» и располагалось на пяти акрах земли в Мелтон-Хит, местечке в тридцати милях от Лондона, на высоте пятисот футов над уровнем моря, в котором жили в основном люди, которые «могли это себе позволить».
Мистера Саттерсуэйта встретил учтивый дворецкий. Мистера и миссис Денман в настоящий момент нет – они на репетиции, но хозяева надеются, что мистер Саттерсуэйт будет чувствовать себя как дома.
Мистер Саттерсуэйт кивнул и последовал этому совету, пройдя в сад. Внимательно изучив цветочные клумбы, прошел по тенистой аллейке, которая привела его к двери в стене. Дверь была открыта, и через нее он попал на узкую улочку.
Мистер Саттерсуэйт посмотрел направо и налево. Очаровательная улочка, тенистая и зеленая, с высокими растительными изгородями – типичная деревенская улочка, которая изгибалась по-старомодному очаровательно. Он вспомнил почтовый адрес Денманов: ЭШМИД, УЛИЦА АРЛЕКИНА, а потом ему вспомнилось и местное название этой улицы, о котором однажды говорил Денман.
– Улица Арлекина, – негромко повторил мистер Саттерсуэйт, – интересно…
Он завернул за угол.
Не в тот самый момент, а чуть позже он задумался, почему же на этот раз он совсем не удивился, встретив своего неуловимого друга, мистера Харли Кина [13]. Мужчины пожали друг другу руки.
– Так вот вы где, – произнес мистер Саттерсуэйт.
– Да, – ответил мистер Кин. – Я остановился в том же доме, что и вы.
– Остановились?
– А вас это удивляет?
– Нет, – медленно проговорил мистер Саттерсуэйт. – Хотя… но ведь вы нигде не останавливаетесь надолго, не так ли?
– Только по необходимости, – серьезно ответил мистер Кин.
– Понятно, – сказал мистер Саттерсуэйт. Несколько минут они шли в полном молчании.
– Эта улица… – начал мистер Саттерсуэйт и замолчал.
– Принадлежит мне, – закончил за него мистер Кин.
– Я так и думал, – сказал мистер Саттерсуэйт. – Почему-то я был в этом уверен. Ведь у нее есть еще одно имя – местное. Ее называют Аллеей Влюбленных. Вы слышали об этом?
Мистер Кин утвердительно кивнул.
– И я уверен, – мягко сказал он, – что такая Аллея Влюбленных есть в каждой деревне.
– Думаю, что вы правы, – ответил мистер Саттерсуэйт с легким вздохом.
Неожиданно он почувствовал себя очень старым и старомодным – маленький, высохший человечек. Справа и слева от него располагались высокие растительные ограды, очень зеленые и очень живые.
– Интересно, а где заканчивается эта улица? – неожиданно спросил он.
– Здесь, – ответил мистер Кин.
Они завернули за последний поворот. Улица кончалась площадкой заброшенной земли, а прямо у их ног зияла большая яма. Она была полна консервных банок, блестевших на солнце и других, слишком ржавых, чтобы блестеть, использованной обуви, обрывков газет и массы другой ерунды, ни на что уже не годной.