Сердце Дракона. Книга 13 - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой". Страница 2

В недавно шумном, гудящем зале вдруг повисла тишина.

А затем люди зашептались.

– Он действительно собирается вызвать на бой старика?

– Того самого старика, у которого маленькая школа меча?

– Да, того самого.

– Перепил, что ли?

– Или головой ударился…

Густав, видя, что в провожатые никто не набивается, отвязал от пояса тугой кошель и наглядно им прозвенел.

– Здесь сорок серебрушек, господа. Их я отдам тому, кто проводит меня к старику!

Люди переглянулись, но никто так и не подался вперед. Пока наконец это не сделал один высокий, мускулистый и, судя по многочисленным ожогам, кузнец.

– Пойдем, Густав. Только деньги оставь себе.

– Откуда такая щедрость, кузнец?

– Это не щедрость, Серобородый, – пробасил огромный детина, – просто тебе ведь надо будет на что-то нанимать себе лекарей. А теперь пойдем.

Вместе они вышли из “Ершистого кота”, который уже спустя несколько мгновений вернулся к своему веселью и празднику.

Все же – семьдесят пять лет со дня битвы у Хребта Дракона. Для тех немногих, кто жил когда-то в Белом Драконе, это была знаменательная дата. И все они в тот вечер пили и пели в “Ершистом коте”.

Глава 1130

Ночь в Седенте не была той темной мглой, в которой каждая тень казалась неведомым монстром или хищным зверем. Прореженная огнями, заполненная гуляющими горожанами, бродячими менестрелями, бардами и циркачами, ночная жизнь города была едва ли не ярче, чем дневная.

Но чем дальше от центра и ближе к окраинам, тем тише становились звуки, реже сверкали во тьме огни и все больше и больше мгла становилась похожа на лесную.

Густую, непроглядную завесу.

Вот только если на природе тени представали в образе зверей, то здесь – в виде бандитов и разбойников. Но Густав их не боялся.

Уже давно миновали те годы, когда простые смертные ступеней Телесных узлов или даже рек могли его хотя бы ранить. В его руках лежал артефактный меч Духовного уровня, а сам он являлся практикующим, стоящим на самой грани становления истинным адептом – трансформации новой души.

– Расскажи мне о вашем мастере, кузнец, – попросил Густав, показательно для всех, кто во тьме мог наблюдать за ним, поправляя ножны у пояса. – Путь, видимо, неблизкий, так что лучше скоротаем его за парой слов.

– Соглашусь, – прогудел грузный работяга. Работа и гены делали его таким. Кузнечество в основном являлось наследственным, сакральным искусством. – Все равно пара слов – все, что у тебя есть, если ты не решишь отказаться от своей бредовой идеи.

– Старик настолько страшен, кузнец? – хмыкнул в бороду Густав.

– Жарг, Серобородый, меня зовут Жарг.

– Очень приятно, Жарг, – без тени иронии кивнул Густав. Все же не каждый вечер встретишь смертного, который откажется от звонкого металла, исходя из своих личных убеждений. – Ну так что сможешь рассказать про старика?

Жарг задумался на какое-то время. Густав чувствовал, что кузнец, как и он сам, не испытывает страха перед теми, кто таился в ночной мгле.

Хотя, с другой стороны, кто в своем уме нападет на такого детину, у которого в плечах спрятался не один, а сразу два аршина?

Он небось мог раздавить спелый арбуз в своей лапище с той же легкостью, с которой обычный человек – крупный помидор.

– Он пришел к нам чуть больше пяти лет назад, – начал свой рассказ Жарг. – Пыльный, уставший, видавший виды воин, у которого полголовы в седых волосах, все тело – в жутких шрамах, их порой можно спутать с глубокими морщинами.

– И сколько же ему лет?

– Никто не знает, – пожал плечами Жарг, – мастер почти не выходит в свет. Он либо занимается с учениками в своей школе, либо уходит в леса. За все время, что я с ним работаю, услышал от него хорошо если сотню слов.

– Молчаливый воин в шрамах… – протянул Густав. – Знаешь, я воевал на границе Красного Феникса с темными эльфами Загры. Так вот те, кто дезертировал из нашего строя, обычно тоже имели славу молчунов.

– Не знаю, Серобородый, был ли когда-нибудь солдатом мастер, но… Он не кажется человеком, который хоть кому-то подставит свою спину. – Тут Жарг словно вздрогнул и передернул плечами. – Впрочем, он вообще порой им не кажется.

– Кем?

– Человеком, – пояснил кузнец. – Но тебе лучше сперва самому увидеть, прежде чем задавать очередной вопрос. К тому же мы уже пришли.

И действительно. Они стояли около бедняцких трущоб – нагромождения сараев, которые по недоразумению именовались домами. И на их границе высился явно самодельный забор. Огромные, заостренные сверху жерди были вонзены в землю и крепко опоясаны конопляными канатами.

– Боится воров? – Густав оценил остроту кольев.

– Кошек, – пояснил Жарг. – За мастером всюду следует белый котенок, и он очень плохо реагирует на бродячих котов и собак. Так что мастер построил этот забор, чтобы никто не пострадал.

– Кошек? Ну да… конечно… разумеется. Настоящих мечников ведь действительно заботит благополучие их котят.

– Ты можешь ерничать сколько угодно, Серобородый, но эта вывеска висела здесь пять лет и провисит столько, сколько того пожелает мастер.

Густав посмотрел на вишневую доску, где значился всего один иероглиф “Школа” – и больше ничего.

За все десятилетия странствий Густав сражался более чем с тремя сотнями мастеров различных стилей и течений. И те названия школ, которые они придумывали, порой граничили с безумием, но чаще выдавали в них стремящихся к славе зарвавшихся самонадеянных глупцов.

“Школа меча, рассекающего небо”.

“Школа копья, пронзившего солнце”.

“Школа топора-демоноборца”.

“Школа меча, поющего в звездах”.

И тому подобные, крайне претенциозные названия. Но все их объединяло одно – Густав, разбив стили мастеров, после этого по праву победителя раскалывал доску с названием школы и забирал из нее одну щепку – в качестве трофеев.

И таких щепок у него имелся уже целый заплечный мешок.

Когда-нибудь, когда он достигнет ступени истинного адепта, то сложит из них костер и согреется в его жаре.

– Открыто? – второй раз за вечер удивился Густав.

Сначала необычное название, теперь открытые ворота.

– Школа мастера открыта для любого желающего, – пояснил Жарг. – Я знаю, для того чтобы попасть в остальные школы, надо проявить себя, но… мастер принимает любого.

Густав едва слышно что-то промычал, а затем добавил:

– А как же коты?

– Я сказал, что белый котенок плохо на них реагирует, но не говорил, что они смеют к нему приближаться. Так что колья здесь поставлены не только для спокойствия бродячего зверья.

Густав опять что-то прогудел.

Затем, отринув тень сомнения, он вошел внутрь. Что же, хотя бы внутри школа ничем не отличалась от сотен виденных им прежде.

Довольно просторный двор, малую часть которого занимал цветущий сад, а большую – тренировочная площадка с разнообразными снарядами.

Несколько декоративных прудов с такой же декоративной рыбой, немалое деревянное жилое здание с общими комнатами учеников и отдельным крылом учителя. Ну и склад со всевозможным добром.

Учитывая поздний час, ученики спали.

Единственным, что выдавало в школе действующее, а не заброшенное заведение, стало присутствие того самого белого котенка. На его белоснежной шерстке Густав заметил несколько черных полос, а еще то, что, казалось, выглядело шрамами.

Хотя откуда могут быть шрамы у котенка, который игрался лапкой с рыбой в пруду. Проклятье, да этот пушистый мог уместиться на ладони ребенка!

И тем не менее, что-то при взгляде на него дрогнуло в груди Густава.

Но мысли о странном зверьке покинули чертоги его разума, стоило только чуткому слуху уловить первые музыкальные ноты.

В беседке в саду, под цветущей вишней и яблоней, сидел мужчина, чьи лучшие годы остались позади. Но тем не менее он еще сохранил свою былую силу и мощь.