Кирклендские услады - Холт Виктория. Страница 67

— А, Кэтрин, здравствуйте! — Он улыбался своей отеческой благодушной улыбкой, которая так подкупала меня прежде.

Я молчала. У меня сдавило горло, и я не могла произнести ни звука.

— Я заехал проведать вас и, только стал подниматься, заметил, что вы зашли сюда.

— Добрый день, — произнесла я наконец с поразившим меня саму спокойствием.

Он закрыл за собой дверь, а я взглянула вниз и увидела, что Руфь все еще в холле.

— Прекрасная погода, — сказал доктор, — вот я и подумал: не прокатитесь ли вы со мной?

— Благодарю вас, но я как раз собралась пройтись пешком.

— Вы же только что вернулись!

— Тем не менее.

Доктор погрозил мне пальцем, и этот шутливый жест выглядел так зловеще, что у меня мурашки побежали по коже.

— Вы слишком много ходите, а ведь я вам этого не разрешал.

— Я вполне хорошо себя чувствую, — возразила я. — И Джесси Данкуэйт довольна моим состоянием.

— Да кто она такая, эта ваша Джесси Данкуэйт! Деревенская повивальная бабка! — фыркнул доктор. — Поедем, Кэтрин, вам полезно прогуляться.

— Спасибо, но мне не хочется.

Доктор подошел ко мне и ласково, но крепко взял за руку:

— Нет, сегодня я от вас не оступлюсь, вы слишком бледны.

— Нет, доктор Смит, — отпрянула я. — Я не преду!

— Кэтрин, дорогая моя. — Он приблизил ко мне свое лицо, и его ласковое, радушное выражение вселило в меня куда больший страх, чем если бы он действовал силой. — Вы поедете со мной.

Я попыталась прошмыгнуть мимо него, но он властно удержал меня и, выхватив из моих рук рясу, бросил ее на пол.

— Сейчас же отдайте рясу и отпустите меня! — выкрикнула я.

— Дорогая Катрин, позвольте мне поступать так, как я считаю нужным.

Ужас охватил меня, и я стала звать на помощь:

— Руфь! Руфь! Помогите мне!

Увидев, как она бросилась к лестнице, я возблагодарила Господа, что она оказалась рядом. Руфь открыла дверь. Доктор все еще крепко держал меня, так что я не могла вырваться.

— Боюсь, — обратился он к Руфи, — боюсь, что без хлопот нам не обойтись.

— Кэтрин, — начала уговаривать меня Руфь, — вы должны слушаться доктора. Ему лучше знать, что для вас полезней.

— Как бы не так! — воскликнула я. — Видите рясу? Это он наряжался в нее, пугал меня!

— Да, я вижу, дело обстоит хуже, чем я думал, — сказал доктор. — Нас и впрямь ждут неприятности. К сожалению, положение, судя по всему, серьезное. В таких случаях откладывать опасно. В моей практике мне приходилось сталкиваться с подобными состояниями.

— Какой дьявольский план у вас на уме теперь? — в отчаянии воскликнула я.

— Мания преследования, — шепотом объяснил доктор Руфи. — Воображает, будто весь мир против нее. — Он снова повернулся ко мне. — Милая моя Кэтрин, вы должны мне довериться. Разве я не друг вам?

Из моей груди вырвался смех, испугавший меня саму. Мною уже овладело отчаяние. Я начала понимать, что он задумал, и видела, что Руфь либо верит ему, либо только прикидывается, будто верит, а вокруг никого — я одна. Мне-то известно истинное положение вещей, но как я сглупила, никому ничего не сказав! Правда, еще не поздно… Но к кому обратиться… не к этим же двум, задумавшим меня погубить! Даже если Руфь не правая рука доктора, все равно она не встанет на мою защиту.

— Послушайте, доктор Смит, — попробовала я. — Я все знаю. Я знаю, что это вы стремитесь не дать родиться моему ребенку. Вы убили Габриэля! Вы убьете любого, кто может помешать Люку наследовать «Услады».

— Сами видите, — печально произнес доктор, обращаясь к Руфи, — сами видите, как далеко зашла болезнь.

— Я нашла рясу, — продолжала я. — Я знаю, вы считаете, что ваше место здесь, в «Усладах». Я все знаю. Не воображайте, будто сможете и дальше меня обманывать.

Доктор крепко схватил меня обеими руками. Я успела ощутить какой-то запах, похожий на запах хлороформа, и доктор что-то прижал к моим губам. Все начало куда-то ускользать, и я услышала голос доктора. Он звучал приглушенно, словно доносился издалека:

— Я надеялся, что можно будет обойтись без этого. Но с буйными только так и можно справиться.

Потом я куда-то провалилась… погрузилась в полную темноту.

Когда-то я слышала, что ум человека более вынослив, чем тело. Вероятно, так оно и есть. Мозг приказывал мне не поддаваться действию хлороформа, хотя к моему рту по-прежнему что-то прижимали. Конечно, сопротивляться я была не в силах. Однако, хотя мое тело начало подчиняться наркозу, сознание продолжало бороться. Я не должна лишиться чувств. Если это случится, я очнусь за решеткой, все собранные мной вещественные доказательства будут уничтожены, а мои доводы сочтут бредом умалишенной. Словом, силы покидали меня, но мозг продолжал лихорадочно работать.

И, сидя рядом с доктором-убийцей в подпрыгивающем на ухабах экипаже, я лишь смутно улавливала происходящее. Напрягая всю свою волю, я боролась с отвратительной сонливостью, убаюкивающей меня и увлекающей в полное забвение.

Я понимала, что доктор везет меня в Уорстуистл. В экипаже мы с ним были одни, кучер не мог нас слышать. Экипаж подбрасывало на неровной дороге, и это не давало мне окончательно погрузиться в сон. Цокот копыт, казалось, говорил: «Роковой миг надвигается! Борись! Борись изо всех сил! Время еще есть! Но когда вступишь в мрачную обитель скорби, будет поздно, оттуда не выйдешь!»

Нет, я не войду туда! Никто не сможет сказать моему ребенку, что его мать лечили в Уорстуистле!

— Кэтрин, перестаньте упрямиться, — мягко проговорил доктор.

Я сделала попытку ответить, но не могла побороть действие хлороформа.

— Закройте же глаза, — тихо уговаривал меня доктор. — Неужели вы думаете, что я не буду присматривать за вами? Бояться нечего. Я буду навещать вас каждый день. Я буду с вами, когда придет время родиться вашему ребенку.

Негодяй! — стучало у меня в мозгу, но вымолвить это я была не в силах. Беспощадная сонливость наваливалась на меня, я была не в состоянии отстаивать свое будущее и будущее моего ребенка. Меня сковывал ужас.

Подсознательно я понимала, что доктор давно задумал этот план — заключить меня в Уорстуистл, пока я не родила, следить там за мной и не дать моему ребенку, если это будет мальчик, остаться в живых. Если же у меня родится девочка или ребенок появится на свет мертвым, я перестану интересовать доктора Смита. Тогда я не смогу помешать Люку стать хозяином «Услад» и жениться на Дамарис.

Но как я ни противилась действию наркоза, я не могла побороть сонливость и только старалась сберечь силы до той минуты, когда экипаж остановится и доктор кликнет санитаров, чтобы они помогли ему доставить в мрачную тюрьму очередную отчаянно сопротивляющуюся жертву.

Цокот копыт смолк, тряска кончилась. Мы прибыли на место. Я с трудом, словно сквозь сон, воспринимала окружающее, меня мутило.

— Ну вот, Кэтрин, милая, — проговорил доктор и обнял меня. А мне опять почудилось, что этот ласковый жест страшнее побоев. — Приехали! Я вижу, вам нехорошо, но это уже не опасно. Здесь вы обретете покой. Ваши видения и кошмары больше не будут вас тревожить. За вами будут ухаживать.

— Послушайте! — с трудом выдавила я. — Я не пойду туда!

Доктор улыбнулся.

— А уж об этом, дорогая, позабочусь я, — шепнул он мне на ухо.

Послышались торопливые шаги, и рядом со мной вырос санитар, он схватил меня за руку. Я услышала голоса:

— Похоже, она понимает, куда ее привезли.

— Да, иногда у них бывают минуты просветления, — прозвучал в ответ голос доктора. — Им же хуже!

Я пыталась закричать, но голос меня не слушался, ноги подкашивались. Меня подхватили и потащили куда-то.

Я услышала, как распахнулись тяжелые железные ворота. Передо мной был вход в здание и дощечка с названием. Названием, вселявшим ужас в тысячи душ и умов.

— Нет! Нет! — рыдала я. Но я была так слаба, а их было так много! И вдруг я услышала стук копыт. Доктор резко крикнул: