Козни качка (ЛП) - Ней Сара. Страница 47

— Я никогда не смогу посмотреть в глаза твоей матери завтра утром. Я была бы унижена.

— А как насчет просто снять рубашку, чтобы я мог поиграть с твоими сиськами?

Мое тело дрожит при мысли о том, как он прикасается к моей обнаженной груди.

— Если я сниму рубашку, и ты начнешь меня трогать, то мои штанишки тоже слетят.

Его большая рука тянет меня вниз, и наши губы снова встречаются.

Его язык скользит по моей нижней губе.

— А что, по-твоему, я буду делать, если эти крохотные штанишки слетят? — спрашивает он, бормоча, источая хриплую, расплавленную мужественность, от которой мои трусики становятся влажными. Я задыхаюсь, когда кончик его члена находит мой клитор через наше тонкое нижнее белье.

Мы медленно тремся друг о друга, медленно целуясь.

— Скажи мне, что бы я тогда сделал с тобой, Скарлетт.

— Ты бы…

Он лижет мочку моего уха, отвлекая, бедра медленно вращаются подо мной, протягивает руку между нашими телами, чтобы отодвинуть мои шорты.

— Я бы что?

Боже, его голос сводит меня с ума. Мне так же жарко от него, как и от его губ на моей шее. Его твердый член у меня между ног.

— Н-не заставляй меня говорить это, — заикаюсь я, забывая, как сосредоточиться, мои глаза почти закатываются.

— Я хочу сделать с тобой все так чертовски сильно. — Он напевает, сексуально и сладко. — Ты ведь это знаешь, правда?

Я это чувствую.

Он твердый, как камень, бурлящий гормон между моих ног. Но даже сейчас он не заставляет меня заниматься с ним сексом.

— Но не в доме твоей матери.

— Только не в доме моей матери. — Его голос срывается. — Это было бы плохо.

Я выдыхаю, наклоняясь, прижимаясь грудью к его великолепной груди.

— У меня есть идея. — Он оживляется. — А что, если мы трахнемся понарошку, пока не кончим в штаны? Как похотливые подростки?

Понарошку? Это я могу сделать.

— Трахни меня понарошку, — стону я, когда он облизывает мою шею, оттягивая подол моей майки указательным пальцем. Сосет мой сосок.

Но он еще не закончил говорить грязные вещи.

— В один прекрасный день ты будешь сидеть на моем лице, а мой язык заставит тебя кончить.

Господи.

— Ты хочешь, чтобы я сделал это, детка? Съел тебя?

О господи.

Я не могу ничего сделать, кроме как тупо кивнуть, от визуальных эффектов мой клитор покалывает. Горячие пальцы Роуди скользят в мое нижнее белье, вверх по спине, указательный палец скользит вниз по моей щели, вдавливаясь в кожу моей задницы.

— Боже, — выдыхаю я, отчаянно вращаясь.

— Отодвинь свои трусики, детка, помоги мне, — говорит он.

Я делаю, как он говорит, оттягивая хлопчатобумажную ткань своего тонкого кружевного нижнего белья. Стону, когда кончик его члена впивается в мою киску, сдерживаемый только его серыми боксерами.

— Господи, как хорошо ты чувствуешься. Я собираюсь сделать с тобой всякое дерьмо, когда мы будем одни, — его рычание становится низким, когда эти огромные руки сжимают мои бедра, заставляя меня повернуться. — Что бы ты ни делала, не останавливайся — мой член сейчас в идеальном гребаном месте.

Мои веки трепещут, когда я открываю рот. Один толчок его боксеров, и он будет полностью внутри. Так легко, слишком легко. Так хорошо.

— Я так чертовски близко, — заявляет он, хватая меня за зад и переворачивая одним ловким движением. Как хорошо тренированный борец, не пропускающий ни одного удара.

Сильный. Ловкий.

Дерзкий.

Слишком громко, слишком хорошо имитируя секс.

— Потише, — задыхаясь, умоляю я. — Клянусь, Стерлинг, ты сейчас врежешься изголовьем кровати в стену.

— Ты хочешь, чтобы я понарошку трахал тебя тихо и медленно, Скарлетт? Так?

Он такой грязный, такой неотфильтрованный — контраст с тем джентльменом, каким он был все остальное время, пока мы были вместе.

— Ты всегда так говоришь? — мне удается спросить, и когда мои глаза закатываются, он сосет мой сосок через рубашку, и я почти взлетаю с кровати в эйфории.

— Как?

— Ты всегда так грязно говоришь?

— Тебе нравится?

Я люблю это.

— Да.

Это эротично и заставляет меня чувствовать себя сексуально. Мне хочется содрать с себя рубашку — и все остальное.

Его член скользит вверх и вниз по складке между моих ног, задевая каждый нерв по пути. Удар по моему клитору. Схватил меня за ягодицы, притянул к себе.

Так близко, так близко… не останавливайся, не останавливайся.

Мы запыхались, предательские признаки двух надвигающихся оргазмов вырисовываются, рты сливаются, матрас на грани скрипа — бьется о стену его спальни.

Так близко, не останавливайся.

— Ш-ш-ш, — предупреждаю я, не уверенная, он или я производим весь этот шум.

Его рот прижимается к моей шее.

— Я хочу тебя так чертовски сильно, что это сводит меня с ума.

Так близко, не останавливайся.

Мы не останавливаемся, пока не кончаем одновременно, лицо Роуди уткнулось в изгиб моей шеи. Звуки, которые он издает — мучительные стоны удовольствия, которые я никогда не слышала от мужчины.

Сексуальный.

Мой.

Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, полностью одетые.

Пылающие.

Затем…

— Наверное, нам нужно сменить нижнее белье. В моих шортах повсюду сперма.

СУББОТА

Роуди

Мы добрались до корабля с запасом в час, по длинному извилистому трапу добрались к атриумной палубе.

Я иду рядом со Скарлетт, не отрывая глаз от ее фантастического зада, любуясь видом. Красивый топ с крошечными дырочками и пара белых шорт, которые она носит, не мешают мне глазеть, как она делает один длинный шаг за другим.

К сожалению, не успеваем мы переступить порог корабля, как папа замечает, что я пялюсь на ее задницу, и тянет меня за руку в сторону. Подходит ближе, чтобы ему не пришлось повышать голос, готовясь к лекции.

Я терпеливо позволяю ему произнести речь, которая, как я знаю, скоро последует.

И еще немного краснею.

— Твоя мама и я доверяем тебе в эти выходные. Пожалуйста, полагайся на свой здравый смысл.

Я киваю.

— Я понимаю.

— Уверен? Ты делишь комнату с этой девушкой, которую мы никогда не видели до этого уик-энда. Мы хотим верить, что вы оба будете нести ответственность.

— Ответственность? — я ухмыляюсь, скрещивая руки на груди. — Что ты имеешь в виду?

Никогда не преуспевая в сексуальных разговорах, лицо моего отца становится таким же ярким, как у Скарлетт, когда она краснеет.

— Ты захватил…

Я склоняю голову набок.

— Захватил что? Солнцезащитный крем?

— Ты же знаешь…

Он не может заставить себя произнести слово «защита», или «презервативы», или «контроль над рождаемостью». Папа — замкнутый человек в отношениях моих родителей, а мама — экстраверт. Баланс всегда был положительным, за исключением тех случаев, когда дело доходит до такого дерьма, как это.

Господи, помоги ему, он отстой при чтении лекции. Всегда был.

У него нет никакого самообладания для этого, в то время как мама, вероятно, выхватила бы диаграмму и нарисовала мне всю картину. Или вытащила из сумочки полоску презервативов — тех, что с логотипом ее книги.

— Пару комплектов хорошей одежды?

— Стерлинг, если ты жеманничаешь со мной, я этого не ценю.

— Жеманничаю, папа? — Это такое мамино слово.

— Это твоя мать хотела, чтобы я поговорил с тобой.

— О чем? Серьезно, папа, я не понимаю, к чему ты клонишь.

Вот тогда он внимательно смотрит на мое лицо, на мою дерьмовую ухмылку.

— Ах ты, маленький умник.

Моя ухмылка становится шире.

— Едва ли маленький.

Так легко смутить моего отца.

— Стерлинг, хватит.

— Папа, я все понял. — Я успокаивающе хлопаю его по спине. — Не волнуйся, никому не нужны мои клоны.

Прошлым вечером я был так близок к тому, чтобы быть недобросовестным в отношении защиты, как никогда в жизни, и этого не произошло только лишь потому, что мы со Скарлетт были одеты в нижнее белье.