Коварные пески - Холт Виктория. Страница 69

— Вы хотели узнать, кто прикладывает столько усилий, чтобы все помнили о моем брате?

— Да.

— Вы очень любознательная женщина.

— Боюсь, что так и есть.

— И очень импульсивная.

— И это правда.

— Однажды вы уже действовали в порыве. Возможно, что поступите так еще раз.

Он надел туфлю мне на ногу.

— Вы немного дрожите. Неужели на вас так действует ночная прохлада? Я хочу задать вам вопрос. Однажды вы приняли решение. И с точки зрения здравого смысла довольно глупое решение. Вы бросили свою карьеру… ради мужчины. Вы, должно быть, долго анализировали себя, свои возможности, прежде чем принять такое решение. Я прав?

— Нет.

— Вы не мучились сомнениями?

— Нет.

— Как обычно вы действовали импульсивно и были уверены, что принимаете правильное решение… единственно правильное?

— Да.

— И теперь вы об этом жалеете.

— Я ни о чем не жалею.

— Да, однажды вы приняли смелое решение. — Он говорил чуть ли не с завистью. — Интересно, станете ли вы это делать еще раз.

— Возможно, я не очень изменилась с тех пор.

— Насколько — это мы, возможно, еще узнаем. Я рад, что вы ни о чем не жалеете. Тот, кто испытывает сожаление, часто начинает жалеть себя, а жалость к себе не очень привлекательна в людях. Я стараюсь от нее избавиться.

— И вы делаете это весьма успешно.

— Нет, боюсь, что довольно часто я все-таки жалею себя. Постоянно говорю себе: «Все сложилось бы по другому, если бы…»А с тех пор, как вы появились здесь, я повторяю это все чаще. И вы знаете, почему. Между нами так много общего. А Эдит… бедная Эдит… ее смерть повлияла на всех больше, чем ее жизнь.

— Смерть?! — резко переспросила я.

— Да, я думаю, она умерла. Но как же вы подозрительны! Вы снова сомневаетесь во мне. А ведь несколько минут назад… Нет, конечно, я всегда внушал вам сомнения, и в какой-то степени сам стремился к этому. Мне было бы приятно сказать себе: несмотря на свои сомнения, она… Да, мне хочется от вас того же безрассудства, с которым вы уже однажды поступили.

Я поспешно прервала его:

— Должна признаться, я слышала вашу ссору с отцом… во всяком случае какую-то часть ее. Я слышал, как он сказал, что намерен выслать вас из дома.

— И вы слышали, что я отказался уехать.

— Вскоре после этой ссоры я сыграла для сэра Уилльяма одну вещь, которую кто-то подложил в подобранные для меня ноты.

— И вы думаете, что это сделал я?

— Нет, пока я так не думаю, но вы сами должны мне сказать.

— Так вот — я не делал этого. Вы верите мне?

— Да, верю.

Он взял мою руку и поцеловал.

— Пожалуйста, говорите мне всегда правду. Для того чтобы я могла помочь вам, я должна знать правду.

— С вами я снова чувствую себя счастливым, — сказал он. Его слова глубоко меня тронули, потому что еще никогда его голос не был таким нежным и таким глубоким.

— Я очень хочу этого, — призналась я довольно опрометчиво и тут же быстро добавила:

— Но уже пора возвращаться.

Я двинулась по тропинке к дому, он пошел рядом и вдруг сказал:

— Между нами всегда было нечто общее. Мы оба были под властью прошлого. Я — потому что убил своего брата, вы — потому что слишком любили, «без меры и благоразумья» 10.

— Никогда не думала, что для любви нужны мера и благоразумие.

— Значит, вы хотите возразить поэту.

— Да. Я уверена, что не может быть любви «без меры», но как можно измерить чувства, которые человек отдает другому. И в жизни нет большего счастья, чем любить и отдавать.

— Вы хотите сказать: любить и получать?

— Нет. Любить и отдавать.

— Тогда, должно быть, вы были очень счастливы.

— Да, была.

Мы пересекли лужайку и вышли к садовым террасам.

— Но привидения мы так и не нашли, — сказала я.

— Да, не нашли, но зато мы сделали более важное открытие.

— Спокойной ночи, — попрощалась я с ним и вошла в дом. Он остался снаружи.

11

Я направилась к миссис Линкрофт, чтобы сказать ей, что не иду сегодня утром в дом настоятеля, потому что Сильвия поправилась и придет вместе с Элис и Оллегрой сюда, когда они закончат заниматься с викарием.

Дверь была приоткрыта, и я легонько постучала. Ответа не последовало, и я заглянула в комнату.

К моему удивлению, миссис Линкрофт оказалась у себя. Она сидела за столом, держа перед собой газету. Она не услышала меня, и это было очень странно.

— Миссис Линкрофт, с вами все в порядке? — спросила я. Только тут она заметила мое присутствие и оторвала глаза от стола. Она была очень бледна, ее большие серые глаза были влажны, видно, от непролитых слез.

Почти тотчас растерянное выражение исчезло с ее лица, и она снова стала такой, как всегда, собранной и спокойной.

— Ах, это вы, миссис Верлейн, прошу вас, проходите.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила я, входя в комнату.

— О… да, вполне. Правда у меня немного сонное состояние. Этой ночью я плохо спала.

— Как жаль! С вами такое часто бывает?

Миссис Линкрофт повела плечами.

— Уже много лет я не знаю, что такое хороший сон.

— Это очень плохо. Надеюсь, вы ничем не обеспокоены?

Она с тревогой посмотрела на меня, и потеряв над собой контроль, непроизвольно положила руки на газету, как будто хотела скрыть ее от меня.

— Обеспокоена?.. Нет, ничего, нет.

Но зачем так горячо отрицать, подумала я.

Она рассмеялась, но смех у нее вышел несколько натянутый.

— С тех пор, как я приехала сюда, моя жизнь совершенно наладилась. Мне здесь очень хорошо. Мне не о чем беспокоиться. И какое это счастье иметь такого ребенка, как Элис.

— Вполне вам верю. И все же трудно одной растить ребенка.

Щеки у миссис Линкрофт слегка порозовели, а я продолжила:

— Но вы с этим великолепно справляетесь.

— О, милая моя Элис! Сначала я была не рада, что жду ребенка, но когда она родилась… — и вдруг другим, более жестким голосом:

— Элис, думаю, сказала вам, чей она ребенок. Наверное, мне не следует винить ее за это. Не очень, конечно, хорошо, что она знает, но трудно держать такие вещи в секрете… особенно с такой девочкой, как Элис. Она всегда чувствует, где правда, а где ложь.

— Мне кажется, она гордится своим происхождением, и это лучше, чем если бы она стыдилась этого.

— Ну, тут не многим можно гордиться, — сказала миссис Линкрофт, подтягивая к себе газету, чтобы незаметно убрать ее. — Вы знаете мир, миссис Верлейн. Вы жили заграницей и много путешествовали, и осмелюсь предположить, что вы понимаете жизнь лучше, чем многие. Мне бы не хотелось, чтобы вы судили слишком строго обо мне… и сэре Уилльяме. Он не был очень счастлив в браке, и я смогла принести ему радость. Не знаю, как это все случилось, но полагаю, не одна я оказывалась в подобной ситуации.

— Конечно, — согласилась я. Миссис Линкрофт, видимо, непреодолимо тянуло поделиться с кем-то воспоминаниями, и она не могла остановить себя:

— Моя мама часто говорила: у каждого порога есть обо что споткнуться. Она была родом из Шотландии, и там бытует такая поговорка. Только, конечно, споткнуться может каждый, но происходит это с тем, кто неосторожен.

— Это верно, — подтвердила я.

— Мне было немногим больше двадцати, когда я приехала сюда. До этого несколько месяцев я работала гувернанткой, а затем меня взяли в Лоувет Стейси в качестве компаньонки леди Изабеллы. Это была совсем не обременительная работа, потому что она была весьма деликатная женщина, очень мягкая и добросердечная, отчего потом я чувствовала еще большую вину. Она напоминала чем-то Эдит. Возможно, поэтому cap Уилльям был так привязан к этой девочке.

Пока она это рассказывала, я вдруг ясно себе представила, какой она была красавицей до того, как краски ее потускнели и взгляд потух. Как привлекательно она выглядела — глубокие серо-голубые глаза, чистые правильные черты лица и высокая стройная фигура. А рядом — Изабелла Стейси… мать двоих мальчиков: всеми любимого Бо и совсем непохожего на него Нейпьера. В моем воображении возникла картина той жизни: Изабелла, бросившая ради семьи карьеру пианистки, и от того испытывающая определенную неудовлетворенность и недовольство жизнью, несчастная женщина, не сумевшая удержать любовь своего мужа. И вот появилось молодое прекрасное создание, и сэр Уилльям влюбился. Компаньонка его жены стала его любовницей.