Заберу тебя у отца (СИ) - Бельская Анастасия. Страница 33

Я тяну руки, собираясь хоть силой выносить ее из квартиры, но Софа так вздрагивает и старательно отодвигается назад, что мне приходится тупо сжать кулаки.

– Выбирай, Соф. Или к отцу – или со мной.

Глаза девушки удивленно, недоверчиво расширяются, и я знаю, откуда там столько паники. Действительно, странно – после нашего последнего разговора вот так вот ставить ей выбор.

– Зачем тебе это?

Очень верный вопрос.

Проблема в том, что я и сам не до конца понимаю, но знаю наверняка, что не оставлю ее здесь одну и явно с температурой. Просто не смогу уйти, потому что мысли буквально рвет от этой девушки – как она, в порядке ли и чем вообще занята за практически картонной дверью.

– Я за тебя… Беспокоюсь.

Это, по крайней мере, самая близкая правда из того водоворота чувств, что крутится внутри.

– Почему?

А это – вопрос, на который я сам пока не могу дать ответа.

– Просто, блять, это так и я не могу по-другому, – жестко рублю то, что чувствую сам, и снова вытягиваю руки, – я знаю, что после последней встречи ты можешь послать меня ко всем чертям и будешь права… Но мне не все равно. И я уже сам сто раз пожалел о сказанном. Так что просто дай мне привезти тебя в свою квартиру, влить порцию горячего терафлю, и уложить спать. А с утра разберемся со всеми проблемами.

Я не знаю, какая из этих срабатывает – но глаза Софы моментально увлажняются, и она поспешно слезает с продавленного дивана. Пошатываясь, бредет к чемодану. Доставая из него в сумку пару шмоток, затем в ванной хватает зубную щетку с девчачьими принадлежностями – и с готовностью поворачивается ко мне.

– Я готова.

Класс. Потому что я сам не ожидал, что будет так просто…

– Но с условием, что ты ни о чем не скажешь отцу. Идет?

Что у них случилось такого, раз она настолько не желает с ним общаться? Я хочу знать, потому что предчувствие у меня не самое приятное.

– Идет.

– И еще.

Так, понятно, пощады не будет.

Я вопросительно приподнимаю бровь, и сажусь на колени перед прислонившейся к стене в прихожей девушкой. Игнорирую ее шокированный взгляд – и помогаю обуться, старательно зашнуровывая кроссовки.

– Так что там еще за пунктик?

Софа медлит, растерянно глядя на свои ноги, и следом на меня. Сглатывает, будто ей самой тяжело говорит все это, но все же продолжает фразу.

– Но с нашим договором покончено. Мы никто друг другу – как ты сам и сказал в тот вечер. И твое появление в баре ничего не меняет.

– Правда – ничего?

Софа хмуро смотрит, словно не понимает, о чем это я. Да я сам, блять, не понимаю – все между нами вдруг стало натянуто-сложно, и больше всего на свете я хотел бы, чтоб того злополучного разговора не было. Чтоб Софа не попала под мою несдержанность, чтоб я достаточно долго побыл наедине с собой после смерти матери, и взял себя в руки, а еще – чтоб у Софы и меня было больше времени на пообщаться в том легком и наикрутейшем формате.

А вместо всего – вот. Мы пришли к тому, что я мертвой хваткой вцепился в девушку вообще без всяких прав и оснований, а она едва стоит на ногах, но диктует условия.

- Идет.

Я первым выхожу, и жду, когда Софа осторожно последует за мной. «Идет» – потому что я реально согласен на любые условия, лишь бы забрать ее сейчас в свою квартиру. И действительно позаботиться о ее состоянии – потому что был далеко, когда был ей нужен. Оба раза – сперва эмоционально, когда прогнал от своего дома. А потом – физически, когда ей некуда было пойти от отца.

В своей квартире я быстро достаю пакет жаропонижающего, и успеваю навести чай с лимоном, пока Софа переодевается в ванной. С болью царапает воспоминание из тех дней, когда она не брала свою одежду – а довольствовалась моей, или вообще прижималась ком не голой.

Проебал все, как говорится.

И знаю, что не следует даже стараться вернуть.

– Выпей полностью, и постарайся заснуть, – ставлю на столик перед кроватью две кружки, и протягиваю градусник, – как ты себя чувствуешь?

– Устало, - зевает Софа, и мы молча ждем, пока она измерит температуру. – Черт… Тридцать восемь и три…

Я сжимаю зубы, и подталкиваю со всех сторон к ней одеяло. Вот ведь вечно уперта я и несносная зараза – наверняка всю ломало, но отказывалась от помощи до последнего. И как вообще Березнев мог бросить ее при таком характере одну?!

– Принести тебе еще что-нибудь? – спрашиваю я, пока она мелкими глотками пьет горячий терафлю.

– Нет.

Ее «нет» можно расшифровать как «ничего больше не спрашивай и иди к черту отсюда». Но я снова не могу просто так покинуть комнату.

– Соф.

– Что?

Присаживаюсь на край кровати, и накрываю ее закутанные в одеяло ноги. Слабый недовольный огонек во взгляде мог бы служить хорошим стоп-сигналом, если б я его не игнорил.

– Мне жаль, правда жаль за каждое сказанное тогда слово. С одной стороны, я рад, что ты почти сразу узнала, какой я несдержанный мудак. С другой – я бы хотел отмотать время назад, и не говорить тебе ничего из того, что могло бы тебя ранить. И быть рядом в нужный момент, чтоб предотвратить все это. Не знаю, поверишь ли ты мне или нет, но раз я сегодня делаю неподдающуюся логике хрень, которой не могу сопротивляться – то вот тебе то, что я просто не хочу держать в себе. Мне не все равно, и я волновался каждый день, что тебя не видел. Спокойной ночи.

Напоследок я стискиваю ее ступни под одеялом, в глубине души желая обнять Софу, но боясь, что причиню ей боль. Поэтому поспешно встаю, оставляя ее молча смотреть на меня пронзительно и долго, так, что ни один врун бы не выдержал.

Я не врун, и мне нечего бояться. Но пусть она сперва отдохнет и поспит – а все остальное потом.

Глава 35

Глава 35

Софа

Ему не все равно.

Ну, счастливо ты, глупое сердце? Бьешься, как сумасшедшее, мешая гордости и заглушая ее крики о том, как больно мне было все это время…

Я обрываю себя, ругая и подчеркивая, что сказанное им не отменяет того, что было. Он прогнал меня! Вычеркнул из своей жизни, и кто знает, как бы все было, не подвернись ему информация, что я уже не живу дома. Возможно, мужчина, за которого я готова сражаться с собственным отцом и простить все его грехи, не стал бы даже пытаться встретиться и поговорить.

Да, я знаю, что он делал это все под лозунгом «Тебе самой так будет лучше».

Но пора уже перестать решать все за меня, и сделать, наконец, окончательный выбор.

Я делаю последний глоток лекарства, аккуратно ставлю кружку на столик, и соскальзываю в беспокойный, душный сон.

– Тише, тише. Я только тебя переодену.

Из сна я выныриваю, когда ранним утром меня осторожно переворачивают, и аккуратно стягивают одежду. У меня ломит все тело, даже, кажется, волосы болят, и мокрое постельное подо мной свидетельствует о том, что я сильно потела.

– Вот, маленькая. Тш. Градусник…

Голос Роба – обеспокоенный, тихий – дает мне каплю сил, чтобы открыть глаза. Я сосредотачиваюсь на его лице, и улыбаюсь, чувствуя, как трескаются губы.

– Вот так.

Он осторожно кладет мне на лоб прохладную ткань, и приподнимает, давая попить воды с лекарственным привкусом. Затем кладет обратно на подушки, уже сухие и чистые, и укрывает свежим одеялом.

И когда успел все перестелить? Кажется, у меня сознание сильно искажает реальность, потому что все вокруг как будто плывет.

– У тебя тридцать восемь и пять. Я дал тебе жаропонижающее и противовирусное. Сейчас позвоню на работу, скажу, что сам приболел, потом вызову врача… Есть хочешь?

Отрицательно качаю головой, и снова прикрываю глаза. Мне так плохо, что хочется немедленно уснуть, чтоб не чувствовать состояния каши с комочками – но дыхание все время прерывается, и потому сон выходит рваным и бесполезным.

Следующий раз меня будят, когда снова подносят к губам лекарство, и я уже выпиваю стакан полностью. Тело немного лихорадит, но жар явно стал меньше, и потому получается фокусировать взгляд.