Записки охотницы (СИ) - Муравская Ирина. Страница 34

— Не умеешь вести себя тихо, да? Тебе сейчас стоит затаиться и не высовываться, но вместо этого ты…

Не даю ему договорить, потому что замечаю знакомый силуэт, поднимающийся на второй этаж по черной (черной?) лестнице.

— Позже поговорим, ладно? — бросаю ему и спешу следом.

Второй этаж в разы тише. Почти никого, а если кто-то и есть, то все они притаились за закрытыми приватными комнатами. Дима так вообще успел потеряться, но после недолгих поисков нахожу его на одном из открытых балкончиков. Столик, плетеные кресла и потрясающий вид — что еще нужно для счастья? Знаю что: мои свесившиеся через подоконник ноги, легкий запах сырости и распростершаяся внизу Мойка.

Не знаю почему, но я ожидала его увидеть с… кем-то. Такой вечер, как тут остаться без спутницы. Но нет. Дима сидит в одном из кресел, играет похожим на мой (я же его так и не отдала) стакан и наблюдает за шумихой возле бассейна. На столе лежит знакомая и давно привычная шляпа.

Поворачивает голову, видит меня. Удивляется. Но не то, чтобы очень.

— А я-то думал, чего Ева никак не угомонится, — легкая улыбка касается его губ.

Внутри как-то сразу теплеет. Даже подумать не могла, что мне настолько нравится, когда он улыбается. Что-то есть в этом безумно… родное. А после сегодняшней отчужденности это и вовсе спасительное облегчение.

 — Я её не просила. Честно. Она сама.

Оправдываюсь? Нет, правда. Я оправдываюсь? С каких пор?

— Да не столь важно, — приглашающий на соседнее место жест. — Предполагаю, всё ещё хочешь поговорить? Другой причины находиться тебе здесь я не вижу. Ты же ярая отшельница, когда дело касается… нас. Ну, раз это не может подождать до завтра…

Сесть-то я села, а вот произнести хоть слово… ну никак. Вот от слова “вообще”.

— Эм… я…

Дима смотрел-смотрел на мои тщетные потуги, а затем вдруг рассмеялся.

— Не выходит? Вот и расслабься. Разве я требую извинений?

— Я и не извиняюсь, — обижено надуваю губы. — Просто пытаюсь объяснить…

А что я пытаюсь объяснить? Знать бы самой… Дима, видимо, точно знает.

— Что? Что мой брат, несмотря на непрошибаемый цинизм, умеет покорять? Это не новость. Вы женщины вообще странные создания. Чем с вами хуже, тем вы же больше тянетесь навстречу. Мне этого принципа, наверное, не понять.

— Ничего подобного! — даже вскакиваю с места. — Твой брат непрошибаемый кретин. И мне на него глубоко безразлично. Во всём виновато проклятое вино.

— Именно так, — согласно кивает Дима, тоже вставая с места и подхватывая со столика шляпу. — Поехали, я тебя отвезу.

Замираю с высокоподнятыми бровями.

— И что, это всё? Типа мы поговорили?

— Типа да. Я никогда не ломился в закрытые двери, и сейчас не буду. Но это не значит, что я не беспокоюсь. Поехали. Нечего ошиваться по ночам. Еве по ушам бы дать. Как она тебя отпустила?

— Легко и с песней… — брякаю я, даже не особо понимая, что именно говорю.

Не ломится он в закрытые двери. Это мне сейчас весьма прозрачно дали понять, что он больше не будет пытаться меня добиваться? Не этого ли я хотела пару недель назад? А сейчас?

Если честно, сейчас мне хочется послать всё к черту и наброситься на него как минимум с поцелуями. Только вот нужно ли? Ещё подумает, что я согласна стелиться подо всё, что мне хоть раз подмигнет. Поэтому просто киваю, как бы говоря — “да, поехали” и вот мы уже спускаемся обратно на первый этаж. Едва вижу ступеньки. Так, мельтешит какое-то смазанное пятно под ногами. В уголках глаз неприятно пощипывает. Слезы? Только их и не хватало.

— Подожди минуту, я сейчас.

Едва уловимое движение руки Димы, скользнувшее по моему плечу, вызывает какой-то неадекватный переполох мурашек. Непроизвольно вздрагиваю. Замечаю, что он ушел в сторону заднего двора и зачем-то иду следом. Музыка, галдеж…

— Интересное дело: упрекаешь меня, а сама в это время вовсю окучиваешь братьев? — слышится за моей спиной.

Резко оборачиваюсь. Тамара. Только её и не хватало. Стоит вся разряженная и сияющая. Чего она такая довольная? Горшочек с золотом нашла?

— Не неси чушь.

Слухи — слухами, но откуда взялась утечка? Я сильно не болтала, да и сомневаюсь, что Дима со Стасом будут трепать об этом налево и направо.

— Чушь? Милочка, ты видимо забыла, что слухи тут расползаются с невероятной скоростью. Между прочим, отличный улов: подцепить асов, еще и сразу двоих.

— Очень прошу, закрой рот.

И так настроения нет, а тут еще она. Но нет же, разве лопнувший кран заткнуть дырявой марлей? Это что еще за взгляд победителя жизни? Неужели полагает, что нащупала уязвимое место? Наивная.

— А иначе что?

— Утренняя встреча поистерлась, да? Освежить воспоминания?

— Ты не посмеешь.

— Хочешь проверить?

Вызывающее фырканье.

— И в этом вся ты. Вечно лезешь с кулаками.

— Если свалишь, обойдемся вооруженным нейтралитетом.

Тамара разражено прищурилась.

— Даже грубости не убавилось. Тебя совсем ничему не научила позорная ссылка? Кто бы что ни говорил, ты опасна для окружающих не меньше, чем для самой себя. Именно поэтому Лера и погибла. Потому что ты себя не контролиру…

Не выдержала, прошу прощения. Вот только не этой монашке мне нотации читать. У самой-то рыльце не то, что в пуху… в щетине. Или она уже забыла как была в немилости за свой длинный болтливый язык? Согласна, может, я и не сдержана, но приказы всегда выполняла четко и беспрекословно. В отличие от некоторых…

Тамара феерично полетела в бассейн. Это вышло неспециально, я лишь хотела её припугнуть, но высоченные каблуки собеседницы и неудачно подвернувшийся под руку стол с закусками сделали своё дело.

Следом в воду посыпались канапе, тарталетки и вскрытые бутылки с выпивкой. Мерцающие огоньки, развешенные по большей части территории, разом погасли. Ножка накренившегося стола зацепила лежавший на траве кабель.

— Ой, — вырывается у меня непроизвольно.   

К несчастью, оставшегося света хватало, чтобы все видели эпичное противоборство валькирии и экс-валькирии. И теперь все пялятся. На меня. Тамара в бешенстве барахтается в бассейне. На поверхности воды рядом с ней расплывается красное пятно. Будто ранена, но это всего лишь разлитое вино.

— Идем, горе ты мое, — из-под земли вырастает Дима и настойчиво увлекает меня за плечи к выходу.

Ему кто-то что-то говорит вслед, но он не обращает внимания. Лишь продолжает утаскивать меня подальше от возмущенных переглядок. А вот и моя машина. Дима определенно направляется к “Ягуару”, но я категорично тащу его к красной мазде. Не оставлять же здесь свою крошку!

Ключи перекочевывают к спутнику, и вот мы уже сидим в салоне.

— Я тут ни при чем, она сама, — оправдываться уже поздно, конечно, но блин… я же не виновата.

Запоздало понимаю, что Дима удивительно весел.

— Знаешь: каждый раз, когда я думаю, что знаю чего можно ждать — ты меня удивляешь… —  он осекается и тянется за фотокарточкой, лежащей на передней панели.

Черт. Фото, где мы целуемся — последний подарок тайного поклонника перед отъездом. Я его так и не убрала. Дима задумчиво разглядывает снимок, хочет перевернуть, но я-то помню, что там написано... Грубо вырываю его и поспешно прячу в бардачок.

— Очень интересно, — качает тот головой, заводя машину. К счастью, никаких расспросов.

Едем в гнетущей тишине. Наверное, нужно снова попробовать с ним поговорить, но я молчу. Зачем тратить время на разговоры? Тут либо надо всё заканчивать, либо тормозить в укромном уголке в тени деревьев и доказывать, что пресловутая “дверь” вовсе не заперта. Всего-то надо легонько толкнуть плечиком и та со скрипом отворится. Разумеется, я не делаю ни первого, ни второго. Вроде бы не трусиха, но…

Заезжаем на подземную парковку, ставим машину, дожидаемся лифта и поднимаемся наверх. За всю дорогу мы перекинулись с Димой парочкой фраз, не больше. И вроде бы он ведет себя как обычно, даже привычное легкомыслие играет на лице, но я-то отчетливо чувствую обоюдную недосказанность. Это неловкое, неловкое молчание…