Мадам Змея - Холт Виктория. Страница 22

Она обратилась к своей служанке:

— Мадлен, я действительно слышу топот копыт?

— Похоже, да, мадам. Я слышала звук рожка пять минут тому назад.

Подойдя к окну, Диана улыбнулась. Она увидела Генриха, въехавшего во двор во главе кавалькады. Да, славный юноша. Соскочив с седла, он подозвал грума с тем властным видом, который появился у него благодаря ее воспитанию и который Генрих обретал, появляясь в Ане.

Пришел паж.

— Прибыл герцог Орлеанский, мадам.

— Скажи ему, что он может зайти ко мне.

Она лежала на диване, когда Генрих вошел в комнату. Она отпустила прислугу. Опустившись на одно колено, он поцеловал ее левую руку. Правой она коснулась его темных и густых волос. Она слегка погладила их; он поднял голову и посмотрел на Диану. Она увидела, что его переполняют чувства.

— Я думала, что ты приедешь раньше, — сказала она. — Мне показалось, что ты не был здесь очень давно.

— Я мчался во весь опор, — произнес он. — Никогда еще дорога не казалась мне такой длинной.

— Ты как-то странно смотришь на меня, Генрих.

— Ты так красива.

Она негромко рассмеялась.

— Я рада, что нравлюсь тебе, мой дорогой друг.

Он снова поцеловал ее руку; его губы были горячими; он дрожал от желания обладать Дианой.

Брак и правда изменил его. Как складываются отношения между Генрихом и маленькой итальянкой? Диана слегка ревновала юношу к этой девочке, завидовала ее молодости и положению его жены.

— Я часто думаю о тебе, мой дорогой, — сказала она. — Наверно, Генрих, я немного ревную.

Он поднял голову и посмотрел на Диану, не понимая ее; он всегда медленно соображал.

— Ревную, — пояснила она, — к Катрин.

Он вспыхнул и быстро отвернулся. Ей понравилась его застенчивость. Насколько она симпатичнее многоопытности его отца!

— Я — старая женщина, Генрих, — продолжила Диана, — по сравнению с тобой. Мне грустно оттого, что ты так юн, а я уже немолода.

— Ты никогда не будешь старой, — пробормотал он. — Ты — само совершенство. Возраст? Что такое возраст? Как бы я хотел быть твоим ровесником! Я охотно бы отказался от тех лет, что разделяют нас.

Она обхватила его голову своими руками и поцеловала Генриха.

— Как ты восхитителен, мой Генрих. Видишь, я называю тебя моим. Но я не должна это делать.

— Почему? — спросил он. — Почему… не должна?

— Тебе не следует больше приезжать в Ане, мой дорогой. Понимаешь… мы — друзья; это все. Я всегда буду считать тебя моим самым дорогим другом. Но ты уже не мальчик. У тебя есть жена…

— Но какое отношение имеет она к нашей дружбе?

— Самое непосредственное, Генрих. У тебя есть жена… и ты навещаешь меня. Можем ли мы рассчитывать на то, что свет с пониманием отнесется к нашей дружбе? Люди будут усмехаться. Мадемуазель д'Эйлли — мне следовало сказать, мадемуазель д'Этамп, — уже оклеветала нас, Генрих.

— Как она посмела!

— Мой дорогой, она смеет многое. Ее положение позволило сделать это безнаказанно.

— Я всегда ненавидел ее. Как она осмелилась опорочить тебя! Будь она мужчиной, я бы вызвал ее на дуэль.

— Мой дорогой рыцарь! Королевский сын не может вызвать кого-то на дуэль. Ты легко забываешь о своем положении. Я должна была показать тебе моей любовью и восхищением, что ты достоин всеобщего уважения. Я сделала это Господи, я рада, что это задание было поручено мне. Каждая минута, которую я проводила с тобой, дарила мне счастье. Но теперь все кончено. У тебя есть жена. Ты должен завести детей. Ты больше не мальчик, который может навещать женщину, не боясь сплетен.

— Диана, я не боюсь их. Только ты важна для меня. Пусть люди говорят, что хотят. Я должен приезжать к тебе. Я люблю тебя… только тебя. Все остальное в моей жизни не имеет для меня никакого значения. Я несчастен — ты изменила мою жизнь настолько, что я не в силах обходиться без тебя. Если люди скажут, что я люблю тебя, они будут правы.

— Наша дружба — безрассудство, — сказала Диана.

Он встал и повернулся к ней спиной. Она знала, что он охвачен волнением и собирается сказать то, что не смеет произнести, глядя на нее.

Он пробормотал:

— Если… люди скажут… что я… твой любовник, а ты… моя возлюбленная… я только обрадуюсь. Я не буду стыдиться этого. Я могу лишь мечтать об этом.

Она молчала; внезапно он повернулся и, бросившись к ее ногам, уткнулся лицом в черно-белое атласное платье Дианы.

Она раздела его, потом скинула с себя платье и все остальное. Ее налитое, зрелое тело оставалось упругим, стройным. Она могла по праву гордиться им. Мужчин всегда восхищали ее груди — удивительно крупные для столь изящной женщины, твердые, высокие. Спасибо кормилицам, позволившим ей, матери двух детей, сохранить свою привлекательность. Взяв Генриха за руку, она подвела его к роскошному алькову, напоминавшему шатер. Они легли рядом. Губы Генриха потянулись к соскам Дианы — сначала к правому, потом к левому. Она всегда была для него прежде всего матерью — той матерью, которой он рано лишился. Он делал все инстинктивно, пока что ей не было нужды направлять его. Однако она помнила о своей роли наставницы. Ее большие соски быстро твердели под его языком. Обхватив длинными пальцами голову любовника, она оторвала ее от своей груди. Не будучи от природы очень темпераментной, Диана нуждалась в длительных и разнообразных ласках, предшествовавших полной близости.

— Поцелуй меня, — попросила Диана.

Он не сразу сообразил, что она ждет от него.

— Там, внизу, — пояснила женщина.

Голова Генриха скользнула к ее животу. Юноша уткнулся лицом в черный шелковистый треугольник. Раздвинул руками бедра Дианы. Он получал наслаждение, исполняя желание своей возлюбленной. Когда Генрих прикоснулся языком к ее розовой, блестящей от влаги плоти, женщина вздрогнула, застонала. Генрих понял, что истинная любовь не ведает стыда. Он способен сделать свою Диану счастливой! Это было важнее всего.

Диана парила в небесах. Когда ее возбуждение достигло предела, она вскочила, заставила Генриха лечь на спину и оседлала его. Их слияние было долгожданным, полным, изнуряющим. Заметив, что Генрих теряет контроль над собой, она приказала!

— Остановись!

Дав ему успокоиться, она вновь предалась любви. Диана долгое время обходилась без мужчины и теперь, похоже, наверстывала упущенное. Когда горячая волна прокатилась по ее трепещущему телу, женщина ахнула. Спустя несколько мгновений страсть Генриха в очередной раз приблизилась к своему апогею. Диана приподнялась, и в этот момент струя горячей жидкости ударила в грудь Генриха. Он блаженно застонал.

— Это только начало, мой дорогой, — прошептала Диана. — У нас еще все впереди.

Он провел неделю в Ане. Он не ездил на охоту. Проводил с Дианой дни и ночи. Он был в экстазе; его переполняли чувства. Застенчивость уступала место опыту.

Это восхитительно, когда тебя так любят, думала она.

Он много говорил, что было для него необычно; он сидел у ее ног, целовал руки Дианы, открывая перед ней свое сердце. Объяснял, почему он ненавидит образ жизни отца, признавался, что всегда мечтал об одной-единственной любви. Он почти не надеялся, что обретет такое счастье. Он сожалел о том, что является сыном короля. Из-за этого ему пришлось жениться на девушке, которую он не любит. Он предпочел бы жениться на Диане. Он был бы безмерно счастлив, если бы Церковь благословила их союз. Он желал одну лишь Диану; он не захочет никого другого до конца своей жизни. Она не должна говорить с ним о возрасте. Какое значение имеет возраст для влюбленных? Он хотел, чтобы Диана знала, что она навсегда завоевала его сердце.

— У тебя есть еще обязательства перед твоей женой, — напомнила ему Диана.

— Теперь это невозможно. Я буду испытывать еще более сильное отвращение, чем прежде. Твой образ ни на минуту не покинет меня. Так было со дня нашего знакомства.

— Мой дорогой, — сказала она, — ты — просто чудо.

— Я? — Он искренне удивился. — Но я недостоин тебя.