Витки времени - Миллер Питер Шуйлер. Страница 46

Нож он носил в складках короткой клетчатой юбки, сплетенной из кожи, которая являлась его единственной одеждой. Эту юбку ему выдал в родном клане Старый в тот день, когда он стал охотником, и мог больше не работать, как ребенок. Юбка была мягкая и гибкая от долгого пользования, а смазанная соком красного дерева, стала коричневой, почти черной, покрытой узорами почти так же, как его грудь. Грак знал, что черные узоры на нем были сделано кровью, потому что Старый являлся самым жестоким убийцей клана, а клетчатая юбка перешла к нему от еще более великого воина, когда Старый был юнцом. Сами рисунки, в которых скрывались тонкие полоски зек , давно потеряли свое значение, хотя, несомненно, являлись знаками больших достижений и гордости.

В тени гребня было холодно, и длинный мех грака встал дыбом, обеспечивая дополнительную изоляцию. Он стал похож на большую черную сову, когда поднял голову и поворачивал ее, принюхиваясь к ветру клювообразным носом. У самого горизонта виднелась желто-коричневая полоска, которая расширялась по мере того, как восходило солнце. Еще ночью грак ощутил приближение бури, поскольку обладал странным чувством погоды, имевшимся у всей его расы, и был чувствителен ко всем тонким изменениям в атмосфере. Он сразу же направился в ближайший рукав зеленых земель, намереваясь потребовать гостеприимства в первой же встреченной деревушке, но полоса бури приближалась быстрее, чем он мог бежать. Так что гребень встретился ему своевременно.

Приблизившись, грак узнал это место, хотя никогда не видел его, и никто из его племени уже много сезонов не посещал эту часть пустыни. Такие ориентиры являлись частью образования всех детей сухих земель, и, пока они не врезались в молодую память, грак не мог надеяться пройти испытания и завоевать право называться охотником. Так что он знал, что здесь должна быть пещера, и тихонько замурлыкал от удовольствия, заметив старинный символ, вырезанный в камне у ее входа. Обитатели пустыни давно позабыли искусство письменности, не нуждаясь в нем, но значение определенных знаков передавалось, как часть обязательных практических знаний. Это была пещера, которую знали и отметили собственные предки грака.

Он изучил следы в пыли возле входа в пещеру. Он был не первым, кто искал здесь приют. Роговая оболочка открыла перистые мембраны его носа, улавливая слабые запахи, которые все еще висели в разреженном воздухе. И они подтвердили то, что подсказали глаза. Пещера была занята.

Ветер быстро усиливался. Красные пылевые смерчики крутились перед надвигающейся пыльной стеной. Сделав знак мирных намерений, грак наклонился и вошел в пещеру. После второго изгиба прохода была темнота, проникнуть сквозь которую не могли даже его совиные глаза, привыкшие к ночам в пустыне. Однако, ему и не нужно было ничего видеть. Чувствительные осязательные органы, находившиеся под пятнами на щеках, уловили бесконечно малые колебания тихого воздуха и подсказали ему, где есть препятствия. Уши грака улавливали малейшие звуки. В нос ударила смесь ароматов — его собственный характерный запах, чужой и чуть заплесневелый запах самой пещеры и запахи других существ, с которыми граку предстояло делить пещеру.

Грак определил их одно за другим. Здесь было четыре-пять маленьких пустынных существ, которые боялись его больше, чем он их. Была одна ящерица, которая при других обстоятельствах могла быть опасной, и все еще могла стать опасной, если нарушить ее покой. И был зек.

Этот хищник был почти таким же большим и почти столь же умным, как и соплеменники грака. Его раса вела бесконечную войну с племенами людей зеленых земель, и редко посещала оазисы пустыни, но когда уж кто-то из них появлялся в пустыне, то становился самым страшным врагом жителей сухих земель. Зек крал их детей от походных костров и мог безнаказанно напасть даже на взрослого охотника. Его пятнистая шкура была высшим призом, который охотник мог принести в качестве доказательства своего мастерства. Для некоторых варварских племен севера это было не просто животное, это были Его представители.

Внезапный порыв ветра, ударивший в спину из входа, подсказал граку , что буря уже пришла. Через несколько минут воздух снаружи станет непригодным для дыхания. Тихонько, чтобы не разбудить подозрения зверя, грак принялся бормотать ритуальную формулировку мира. Когда он начал, то стискивал пальцами рукоятку ножа, но постепенно, когда мурлыкающие слоги звучали в полной темноте, ноздри подсказали ему, что запах страха начал уменьшаться. В темноте заскребла по сухой глине когтистая лапа, и ударил мгновенный запах страха от мелких созданий, но зек не собирался нападать. Он был удовлетворен сохранением мира. Осторожно сделав пару шагов, грак нашел нишу в стене возле входа и сел там, прижав колени к пушистому животу и напрягая спину. Нож он положил на пол возле руки, чтобы можно было мгновенно схватить его в случае надобности. Какое-то время все его чувства были лихорадочно возбуждены, но постепенно напряжение спадало. Все они здесь были грекка — существа, объединенные в общей борьбе за жизнь против жестокой, безжалостной Природы. Они знали законы братства и будут поддерживать перемирие, пока не пройдет буря. Постепенно глаза его закрылись, и он погрузился в полудрему.

Харриган наткнулся на пещеру по чистой случайности. Он ничего не знал о Марсе и его пустынях, кроме того, что Компания сочла нужным вставить в свое руководство, а это было чертовски мало. Харриган был крупным, сильным мужчиной, привыкший к жизни в высокогорье, но и он был вынужден провести в куполе почти неделю, прежде чем его перевезли на восточный Сэбеус. Он выполнял то, что ему говорили, но не более того, и копил еженедельные получки, в ожидании одного бурного пиршества, и испытывал к туземцам-марсианам одно лишь презрение. Их называли грекка , и это было все, что Харриган знал и хотел знать о них. Ему они казались животными, да они и были животными, несмотря на то, что умели разговаривать, строить здания и пасли стада чудищ, которые являлись здесь крупным рогатым скотом. Черт побери, говорить умеют и попугаи, а скотину пасут муравьи! Но от этого они не становятся людьми.

На Земле Харриган был шахтером. Шахтером он был и здесь, но не мог привыкнуть к тому, что растительность может быть более ценной, чем медь, вольфрам и карнотит. Пустыня рычала на него безжизненными красными губами-холмами, и всякий раз, улучая свободное время, Харриган исследовал ее. То, что он находил лишь скалы да песок, не уменьшали его угрюмое убеждение, что где-то там спрятаны бесчисленные сокровища, и если бы только проклятые туземцы могли рассказать, а Компания выслушала бы человека, который разбирается в полезных ископаемых лучше, чем важные шишки в бедрах своих секретарш.

Конечно, тот факт, что Компания прекрасно была осведомлена о том, что марсианские месторождения полезных ископаемых были исчерпаны до донышка марсианской цивилизацией, что и привело ее к неизбежному краху, еще в те времена, когда у Адама и Евы были хвосты. То, что потомки этой цивилизации все еще были живы, хотя и совершенно одичали, говорило красноречивее слов о стойкости этой расы. Однако, это ничего не значило для такого человека, как Харриган. На Земле были шахты. На Луне были шахты. Так что должны быть шахты и на Марсе!

На этот раз Харриган упустил свою удачу. Низкая желтая стена облаков на западном горизонте показалась ему далекой горной грядой, которую можно было посетить, и где наверняка можно отыскать богатство. А богатство означало для Харригана море ликера на всю оставшуюся жизнь. Ночь он провел в кабине своего пескохода, и лишь когда тучи стали застилать небо, Харриган понял, куда направляется. Он развернул машину и стал возвращаться, но было уже поздно.

Когда налетела буря, день превратился в ночь. Воздух стал почти твердой массой, через которую пескоход пробивался вслепую, только по приборам, показывающим нужное направление. Пыль быстро забила воздухозаборник, и Харриган был вынужден снять фильтры и надел маску в надежде на лучшее. Но лучше не стало. Через пару секунд воздух в кабине превратился в красноватый туман, а пыль засыпала, словно тонким красным перцем, все плоские поверхности. Ветер бил в приземистую машину и раскачивал ее, как ялик во время тайфуна, но Харриган крепко держался за рычаги управления, красными, полными пыли глазами таращился на покрытые красной пылью приборы и пытался понять, куда нужно ехать.